Судья навестил её неожиданно, когда девушка, перестав ждать, уверовала в то, что он вовсе к ней не придёт. Он явился вечером, точнее, даже не явился, а по-кошачьи бесшумно прокрался в её келью, благо дверь цыганка, ожидая прихода Квазимодо, держала нараспашку. Эсмеральда, устроившись у зеркальца, вплела ленту в волосы и теперь увлечённо разглядывала похорошевшее отражение. Он наблюдал за ней молча, не смея вздохнуть. Случайно обернувшись, девушка вскрикнула от неожиданности при виде застывшей у порога фигуры в чёрном.

— Ох! Чуть сердце не выскочило! — натянуто улыбнувшись, Эсмеральда приложила руку к груди. — Прошу тебя, не делай так больше.

— Как неосмотрительно! Ты не закрыла дверь, значит, поджидала кого-то, — сразу перешёл к делу судья. — Не меня ли, часом? Или к тебе должен явиться звонарь?

Фролло, безуспешно пытавшийся сохранить грозный вид, выглядел настолько нелепо, что цыганка мгновенно почувствовала себя хозяйкой положения. Испуг исчез. Лукаво сощурившись, Эсмеральда покружилась на месте, взметнув тяжёлый подол, и дерзко ответила:

— Сначала ждала, потом перестала. Отчего же ты не приходил? Я тебе разонравилась?

Судье хотелось парировать какой-нибудь колкостью, чтоб цыганка не слишком зазнавалась, но все резкие фразы застыли на языке: он не посмел осадить её. Волк превратился в смирную овечку.

— Боже мой! Что она со мной делает! — подумал Фролло, а вслух ответил. — Бог свидетель, девушка, я желаю тебя не меньше, чем прежде, но видеть неприязнь для меня страшнее всякой пытки. Я пытался забыть тебя, но силы меня покинули и я, подчинившись судьбе, всё же вернулся к тебе. Скажи, девушка, неужели в твоём сердце нет ни капли жалости ко мне? Неужели ты по-прежнему презираешь меня?

Целую неделю Фролло не навещал Эсмеральду, хотя душа его рвалась в маленькую келью. Не стоило злоупотреблять отзывчивостью девушки. Пусть отдохнёт, восстановит силы, подорванные подземельями Турнель. Фролло не тревожил её покой, хотя вынужденная разлука с той, которую он полюбил, омрачала его существование. Судья давно смирился с тем, что, покорившись цыганке, сделался уязвимым для насмешек, досягаемым для соблазнов. Его сильнее прежнего ранили насмешки Клопена.

— Эй, чёртов святоша! — крикнул сегодня ему вслед король арго, облюбовавший соборную паперть. — Куда ты дел цыганскую плясунью? Клянусь потрохами, девка приносила неплохие барыши, а мордашка у неё — каких поискать. Слишком жирно тебе одному пользовать этакую кралю!

— Ему приходится делиться с горбатым дьяволом! — подхватил один из клопеновских прихвостней. Обовшивленные калеки, выпрашивающие милостыню на паперти, разразились оскорбительным визгливым хохотом.

Фролло хмурился, скрипел зубами, борясь с соблазном задать наглецам трёпку, стоптать копытами Марса, раскрошив рёбра, проломив черепа. Как смеют они так издеваться над ленным владыкой?! Стоит ему только кликнуть стражу, как бродяг тут же скрутят, а уж мэтр Тортерю клещами вырвет их поганые языки! И всё же Фролло сдержался. Он понимал: срываться нельзя. Клопен и без того почуял в нём слабину, он только и ждёт, чтобы невозмутимый Фролло потерял лицо на потеху прохожим. Князь арготинцев, играя с огнём, готов пожертвовать жизнями нескольких подданных ради удовольствия прилюдно разозлить судью. Благоразумнее по-прежнему не удостаивать вниманием выпады наглеца, как поступает его Марс, который даже ухом не ведёт на лай докучливых уличных шавок. К тому же взлелеянная мечта о подготовленной мести Клопену не приносила судье прежнего удовольствия. И, кроме того, бродяги друзья цыганки. Нельзя причинять зла её друзьям.

Все мысли Фролло по-прежнему занимала Эсмеральда и способы завоевать если не ответную любовь, то хотя бы доверие. Он не знал, как расположить к себе женщину — до сих пор у него получалось только запугивать. За неимением компетентного советчика, Жеан действовал ощупью, полагаясь на древний, как сам мир, мужской инстинкт. Он передавал для неё подарки, тайком выспрашивая у Квазимодо, как отнеслась девушка к его подношениям. Узнав, что дары принимаются благосклонно, Фролло убедился в правильности выбранного пути. Он прежде и предположить не мог, какое это громадное удовольствие — радовать других! И он бы баловал цыганку, обучал грамоте, если бы… Если бы только у него имелось достаточно времени до возвращения короля из резиденции в Ла-Риш.

Фролло смиренно замер перед девушкой, готовый принять любой приговор из её уст, будь то сострадание или упрёк. Одного он ожидать не мог: Эсмеральда, тронутая понурым видом судьи, с опаской, словно гладила хищного зверя, провела ладошкой по его щеке. Это почти невесомое касание привело мужчину в неописуемый восторг. Жеан схватил руку Эсмеральды и прижал к губам. Даже удары, наносимые этими изящными ручками, он принял с должной покорностью, а уж ласковый жест воспринял как проявление наивысшего благоволения. Однако цыганка тут же отстранилась и отступила вглубь кельи.

— Нет, я не презираю тебя и не ношу в сердце ненависти. Но только прошу: не умоляй меня о том, чего я не могу дать. Вспомни, кто я и кто ты. Бродяжка, цыганка, плясунья без роду и племени не ровня дворянину. Ты ненавидишь мой народ, считаешь меня колдуньей, которая тебя приворожила. Разве мы пара?

— О, не говори так! Мне больше нет дела до титулов и сословий. Одно слово, девушка — и я брошу к твоим ногам всё, чем владею, стану твоим рабом, твоей тенью. Все богатства, честь дворянина — что там! — свою жизнь я готов отдать за одну твою улыбку! Ты мне не веришь?! Я не любим — я недостоин твоей любви, но я не презираем. Это ли не благо? Пусть ты подаришь сердце другому! Пусть! Только живи, будь счастлива!

— Я верю тебе. Верю… — одними губами прошептала цыганка.

В её коротком взгляде, брошенном на судью, впервые мелькнула заинтересованность.

— Верю, — повторила она, шагнув навстречу ему. И уже не она, а он готов был отступать в растерянности, но не мог двинуться с места. Девушка, как прежде, погладила его по щеке и он, восприняв её жест как поощрение, потянулся к её губам. В этот трогательный миг коварная козочка, недовольная тем, что о ней позабыли, громко заблеяла, топнув ножкой. Эсмеральда стыдливо опустила глаза, обрамлённые длинными ресницами. Жеан разочарованно вздохнул. Притяжение между судьёй и цыганкой исчезло.

— Хочешь, покажу, чему я научила Джали? — засмеялась девушка.

Конечно же, он хотел, хотя и злился на козочку, столь ревниво оберегавшую хозяйку. С детской непосредственностью Эсмеральда демонстрировала Фролло таланты своей питомицы, перемежая представление рассказами о методах дрессировки. Миф о колдовстве развеялся, как дым. В умении Джали называть месяц, число и час не оказалось ничего сверхъестественного.

— Посмотри! Я выучила её бить копытом в бубен и останавливаться по моему знаку. Вот и весь секрет! Но всякий раз из толпы хоть один, да крикнет, дескать, коза одержима дьяволом.

— Пустоголовое дурачьё! — фыркнул Фролло, хотя сам, чего греха таить, побаивался бесовской скотины.

Несмотря на подобающую его положению серьёзность, судья не мог без улыбки смотреть, как маленькое животное с потрясающей точностью передразнивало уважаемых мужей Парижа.

— Джали, покажи, как произносит речь мэтр Жак Шармолю! — приказала раскрасневшаяся цыганка, не забывшая старого недруга.

Козочка так уморительно вскинула передние ножки, пронзительно заблеяв, что строгий Фролло всё-таки не выдержал и рассмеялся.

— Вот бестия! Точь-в-точь старина Шармолю! Почему ты на меня так странно смотришь?

— Я думала, ты не умеешь… — произнесла удивлённая цыганка.

— Чего не умею? — не понял Фролло.

— Смеяться.

В самом деле — возможно, и не умел. Она его научила. Сдержанному человеку не полагается смеяться и дурачиться — так он считал прежде. Она помогла ему переступить собственные предрассудки и этот смех стал очередной уступкой цыганке, новой преодолённой ступенью в перерождении угрюмого судьи Фролло.

— Будь всё же осторожнее с Шармолю, — предупредил Жеан. — Старый ворон не преминет разделаться с тобой, если предоставится случай.