Как показали последующие события, предупреждение оказалось не лишним.
========== Глава 9. Шармолю не дремлет ==========
Если кто-то из блюстителей закона превосходил Жоаннеса Фролло в нетерпимости к ведьмам и еретикам, то сия сомнительная честь принадлежала мэтру Жаку Шармолю, прокурору духовного суда. В то время как другие, посудачив о чудесном спасении цыганки, позабыли о ней, Шармолю не забыл ничего. Преступница, ушедшая от возмездия, не давала ему покою. Прокурора провели, как мальчишку, лишили законной добычи, а такого честолюбивый Шармолю без отмщения оставить не мог. Дело следовало довести до конца, иначе нечестивка проживёт в соборе до старости, или, того хуже, хитростью улизнёт на волю.
Выждав пару дней, он навестил судью Фролло, которого до сих пор считал первым пособником в уничтожении пресловутой ведьмы, покушавшейся на жизнь офицера. Жеан, окружённый кошками, разбирал какие-то бумаги у себя в кабинете. Завидев Шармолю, он поджал губы, что служило признаком раздражения. Королевский прокурор, в свою очередь, недовольно поморщился: всюду — под ногами, на столе, на полках с книгами — восседали или дремали кошки. Серые, рыжие, полосатые, они с интересом устремили на вошедшего зеленущие глаза с колдовскими вертикальными зрачками.
— Боже милостивый! — поразился Шармолю. — Да сколько же их тут?!
Огромный пушистый белый кот, видимо, пользовавшийся особым расположением судьи, устроился на хозяйских коленях. Другой, дымчатый, суетился на письменном столе, с мурлыканьем бодал лбом руку хозяина, норовя наступить лапами прямо на документы. Время от времени Фролло легонько отпихивал назойливого любимца в сторону, а тот, нимало не обидевшись, лез снова.
— Правду сказать, никогда не понимал вашего увлечения этими бесовскими зверьками, — нахмурился прокурор, когда законники обменялись приторно вежливыми приветствиями, как обычно здороваются люди, ненавидящие друг друга, но связанные общим делом. Фролло, вздёрнув бровь, спокойно возразил, что его питомцы чистоплотны, ничего не испортили в кабинете и вообще несут важную службу по охране ценных документов от расплодившихся во Дворце правосудия мышей.
— Давайте же отвлечёмся от моих кошек и перейдём к делу, которое, вероятно, не терпит отлагательств, коли вы лично удостоили меня посещением в столь ранний час.
Прокурор елейным голосом заговорил о ведьме, укрывшейся в соборе Парижской Богоматери (тут он истово перекрестился) при попустительстве мэтра Фролло и смущающей праведных прихожан. Между тем приговор преступнице подписан и подлежит исполнению. Стало быть, нужно добиться постановления судебной палаты, чтобы выудить нечестивку из убежища и предать в руки палача. Закончил он свою речь предположением: вероятно, мэтр Фролло испытывает желание исправить досадное недоразумение и казнить цыганку, пока слухи о бездействии правосудия не достигли ушей короля. Произнеся имя государя, Шармолю почтительно возвёл взор к потолку. Судья поднялся, спихнув с колен кота, оставившего на чёрной мантии белую шерсть. Ехидно скривив губы, он пожал плечами и прочёл ответную тираду о том, что и рад бы изловить ведьму, да вынужден подчиняться закону, не им установленному. В храме преступница священна, а его судейской мантии не тягаться с сутаной епископа. Уличная девка не стоит того, чтобы из-за неё переступать давние порядки. Цыганка неприкосновенна, но если мэтр Шармолю обеспокоен нравственностью прихожан, то его опасения беспочвенны: родной брат судьи лично присматривает за колдуньей и не позволит ей ни сбежать, ни совратить праведную душу. Нравственность архидьякона Клода Фролло сомнениям не подлежит. Цыганка всё равно что в тюрьме.
Белый кот, приветливо мяукнув, принялся тереться линючими боками о прокурорскую мантию, намереваясь сотворить с нею то же, что проделал с облачением хозяина. Шармолю, что-то проворчав под нос, непочтительно оттолкнул зверька ногой и поспешил откланяться.
— Умница, Снежок! — похвалил Фролло своего фаворита, когда за визитёром захлопнулась дверь. Взяв кота на руки, он почесал его за ухом, задумчиво проговорил. — Ишь, ведьму ему подавай! Мы не отдадим ему Эсмеральду, а, Снежок?
И снова повторил, с наслаждением растягивая гласные, словно пробуя имя на вкус:
— Эсмеральда… Эсмеральда-а…
Шармолю понял: здесь Фролло ему не союзник. Он ни за что не пойдёт против брата, укрывающего ведьму властью церкви. Кроме того, всплыла ещё одна причина, заставившая прокурора утратить прежнее доверие к судье. Уж слишком рьяно мэтр Фролло защищал цыганку, да и в целом со дня незадавшейся казни он как-то переменился. Собственно, судья переменился уже давно, но теперь в нём откуда-то появилась прежде несвойственная ему снисходительность к осуждённым, новые нотки в голосе, мягкость во взгляде. Судя по всему, неумолимый Цербер начал терять хватку.
— Уж не цыганка ли приворожила его? — брезгливо содрогнулся Шармолю. — Что, если мэтр Фролло…
Прокурор даже в мыслях не смог произнести «влюбился». Уж слишком нелепо звучало это предположение относительно мэтра Фролло. Такие люди, как он, не могут любить, не умеют. Нет, судья просто находится под воздействием колдовских чар. Этак-то вернее. Тем более следовало как можно скорее казнить ведьму, дабы вырвать из пучины порока соблазнённую ею душу мэтра Фролло.
Отбросив мысль заручиться поддержкой судьи, Шармолю принялся действовать самостоятельно. В разговорах с Фролло о цыганке он больше не упоминал, будто бы та перестала его интересовать. Однако, как гласит изречение: «Vulpes pilum mutat, non mores»*. Мэтр Шармолю попросту затаился. Прежде всего он составил прошение к королю о лишении собора Парижской Богоматери статуса убежища. По счастью, письмо в Плесси-ле-Тур он не отправил, опасаясь монаршего недовольства: для подобной просьбы нужна более веская причина, чем воспользовавшаяся законным правом преступница. Шармолю отложил исписанный лист до лучших времён, решив пока испытать способ попроще. Если нельзя насильно вывести ведьму из собора, её можно выманить оттуда хитростью. Перелистав дело цыганки, мэтр Шармолю понял, что может заставить преступницу презреть безопасность.
Непутёвый школяр Жоффруа Дюбуа, попавшийся на игре в кости, сделался белее бумаги, когда его представили пред очи мэтра Шармолю. Выражение лица прокурора духовного суда не предвещало ничего хорошего. Бедняга, заикаясь и путаясь, ещё пытался что-то лопотать в оправдание, уповая на то, что его проступок не имеет отношения к ведомству господина прокурора, но страж был неумолим, как скала. Казалось, он даже не слушал обвиняемого. Наконец, когда Жоффруа уже распростился с жизнью, Шармолю неожиданно сменил гнев на милость. Он посулил отпустить школяра на все четыре стороны безо всякого штрафа за нарушение закона, и даже приплатить тридцать денье, если тот сейчас отправится в собор Парижской Богоматери, отыщет там цыганку, воспользовавшуюся правом убежища, и уговорит её выйти на площадь. В противном случае… Прокурор, ухмыльнувшись, провёл ребром ладони по шее. Этот молчаливый аргумент подействовал сильнее всяких слов.
Вздрагивая при мысли о «противном случае», Жоффруа поспешил в собор, где моментально растерялся. Храм поразил не слишком набожного школяра громадными пространствами, подавил величием, колоннада показалась ему вековым лесом. Он не знал, с чего начать розыски и сиротливо мыкался по собору.
— Вот так незадача! — размышлял Жоффруа, почёсывая затылок. — Где же здесь отыскать цыганку? Говорят, она тут под покровительством судьи Фролло и его дьявольского прислужника-горбуна. Ещё вопрос, кто из этих двух крокодилов страшнее — Шармолю или Фролло. Не тот, так другой меня слопают с потрохами. Плакали мои тридцать денье!
Очутившись, таким образом, меж двух огней, пройдоха заколебался, не зная, к какой стороне примкнуть. Столкнуться с судьёй ему нимало не хотелось, однако неисполнение поручения грозило страшной карой. Жест, изображающий перерезанное горло, побудил школяра склонился к содействию прокурору. Если за судьёй стоял хоть и жуткий, но всё-таки живой человек из плоти и крови, то за спиной Шармолю юноше рисовались костры инквизиции и холодные склепы Монфокона. Обратившись к случившемуся поблизости причетнику, Жоффруа справился у того о цыганке. На счастье школяра Эсмеральда оказалась вовсе не в келье, куда проникнуть было бы непросто. Причетник указал Жоффруа на коленопреклонённую девушку в белом, возносившую молитвы подле статуи Богоматери. Посланец Шармолю давно заприметил её, но даже предположить не мог, что та, кого он принял за послушницу, есть та самая цыганка. Итак, первую половину поручения школяр не без труда, но выполнил. Осталось самое сложное.
