Завидев брата, Жеан встрепенулся и с надеждой спросил:

— Ну как? Она хочет видеть меня?

— Особым желанием не горит, но прийти позволила.

— Правда?

— Ступай уже, — усмехнулся старший Фролло. — Сколько ещё бедняжке сидеть голодной и в рубище?

Окрылённый судья устремился к келье цыганки с поспешностью, не приличествующей человеку высокого положения и не подобающей находящемуся в храме. Эсмеральда, поджав ноги, всё так же сидела на тюфяке в обнимку с козочкой. Жеан, стараясь не смотреть на полуобнажённую девушку, поставил перед ней корзинку.

— Вот, здесь обед и кое-какая одежда. Переоденься, я выйду.

Эсмеральда, остро ощутив свою наготу, густо покраснела. Хорошо ещё, судья Фролло, проявив деликатность, не пялится на неё пожирающим взглядом! Да и она, впрочем, наверняка представляет сейчас жалкое зрелище.

— Жеан… — набралась она смелости.

Кто ещё может позволить себе обращаться к всесильному судье вот так запросто? А для Фролло собственное имя, произнесённое цыганкой, отозвалось в ушах блаженной музыкой.

— Хочешь что-нибудь ещё?

— Да. Мне нужны тёплая вода и гребень. Хочу привести себя в порядок.

Жеан удивлённо вздёрнул бровь.

— Вода? Хорошо, я распоряжусь.

После темницы и прикосновений Фролло цыганка чувствовала потребность отмыться. Выпроводив судью за дверь, забившись в угол кельи, она с наслаждением растирала тело губкой, вымыла и расчесала волосы. Вместе с грязью понемногу уходили переживания, сменяясь надеждой. Феб жив, значит, скоро она выйдет отсюда, покинет проклятый Париж навсегда. Она истосковалась по свободе, соскучилась по лесам, лугам, журчанию ручьёв. Мурлыкая под нос песенку, Эсмеральда облачилась в принесённую судьёй одежду — белое платье и накидку, какие носили послушницы расположенной неподалёку больницы Отель-Дьё, потопала ножкой в новом сабо. Ей, довольствовавшейся обносками с чужого плеча, никто прежде не дарил нарядов. Обновка, хоть и скромная, но непоношенная, не шла ни в какое сравнение с латанными юбками, перелицованными платьишками и стоптанными башмаками, которые перепадали ей в качестве милостыни. На душе потеплело. Как мало иногда нужно человеку, чтобы возродиться к жизни!

Жеана приятно удивила благоприятная перемена в состоянии девушки. Она быстро оправится — заключил он — молодость и весёлый нрав скоро заставят её позабыть пережитые ужасы. Цыганка пела. Это хороший признак.

— О, как я рад видеть тебя вновь весёлой! Век бы слушал твои песни. А платье… В нём ты сущий ангел. Ты знаешь, кто такие ангелы?

— Добрые духи?

— Верно. А теперь поешь. Тебе нужно восстановить силы.

Эсмеральда, испытывавшая волчий голод, в подобном указании не нуждалась. Выделив Джали, нетерпеливо подталкивающей мордочкой ладони хозяйки, долю нашедшейся в корзине снеди, цыганка принялась за трапезу. Фролло присел на табурет и, не отрываясь, наблюдал за тем, как она ест.

— Благодарю за то, что спас меня и Джали, — кивнула девушка, жуя лепёшку, показавшуюся ей после тюремных сухарей слаще пирожного.

— Видишь, я сдержал слово. Но пока не вернулся король, тебе придётся оставаться здесь. В соборе ты под защитой, но если сделаешь хоть шаг за его пределы — тебя снова схватят. Стража у входа будет стеречь церковь днём и ночью.

— Разве ты не поможешь мне незаметно выбраться из города? — разочарованно воскликнула девушка. Мыслями она витала далеко за городскими стенами. А теперь изволь ждать возвращения короля, который, как известно, не жалует Париж.

Судья подскочил на своём табурете.

— Тебя прельщает участь беглой преступницы? Наберись терпения, я добьюсь у государя отмены приговора, тогда ступай, куда хочешь. Проклятье! Если бы ты знала, как я не хочу тебя отпускать! Как бы мне хотелось быть всегда рядом с тобой, выполнять твои желания, ласкать и нежить тебя! Как бы мы могли зажить, если бы ты полюбила меня! Нет, я не то говорю! Я ведь должен вымаливать у тебя прощения за то, что сотворил с тобой, за то, что хотел сделать там, в темнице. Ты ненавидишь меня, верно? Ты только из благодарности согласилась видеть меня? Ничего не говори, я знаю. Наверняка даже Квазимодо пугает тебя меньше, чем я.

— Квазимодо? — поспешила переменить тему цыганка. — Это тот горбун, что принёс меня сюда? Почему он не стал со мной разговаривать? Я позвала его, но он не откликнулся.

— Да ведь он глухой! — ответил Жеан. — Колокола лишили его слуха. Но он разговаривает, когда захочет, и читает по губам. Я научил его общаться знаками, скоро и ты освоишь эту премудрость. Погоди-ка!

Фролло снял с шеи свисток и протянул девушке.

— Возьми. Если чего-то испугаешься, когда никого не окажется рядом, то сможешь позвать Квазимодо. Свист он услышит.

— Благодарю.

Мимолётное прикосновение её руки вызвало в теле сладострастную дрожь. Судья готов был часами сидеть подле цыганки, ловить любое её движение и повиноваться малейшему знаку. Но её — он понимал — тяготило его присутствие. Лишь из деликатности девушка не указывает ему на дверь. Немало сил придётся потратить, чтобы восстановить то, что сам же и разрушил. Квазимодо удачливее его, горбун круглые сутки сможет находиться рядом с Эсмеральдой, выполнять её просьбы, беседовать в свободные минуты. Скоро она привыкнет к горбуну, перестанет пугаться его своеобразной внешности. Вот его, Фролло, девушка никогда не позовёт. Он не заслужил подобной милости.

— Что же, мне пора. Я просто с ног валюсь от усталости, — с сожалением произнёс судья. — Скажи… Эсмеральда… Ты позволишь мне снова навестить тебя?

Первым побуждением девушки было воскликнуть «Нет!». Однако глаза Фролло светились таким страданием, такой отчаянной мольбой, что Эсмеральда дрогнула. Тогда, в саду, она видела у него в точности такой же взгляд, но, ничему не придав значения, беспечно упорхнула танцевать. А прояви она в тот вечер толику рассудительности, найди нужные слова — возможно, и ей, и ему удалось бы избежать беды. Он переживает из-за неукротимого влечения к ней. Но разве она рада, привязав к себе столь опасного человека, как судья Фролло? Он кошмар её народа, его именем матери пугают непослушных детей, его ненавидят и трепещут перед ним. Да, она увидела в нём грани, скрытые от сторонних наблюдателей, поняла, что этот страшный человек тоскует по теплу и участию, хоть и пытается это отрицать. Он едва не погубил её, но он же и спас, предстал перед ней таким, каким его больше не увидит никто никогда. Куда пойдёт и что сделает судья Фролло, если она сейчас ответит «Нет!»? Не натворит ли новых безрассудств? Не благоразумнее ли позволить ему прийти сюда ещё раз? В конце концов, здесь она под защитой. Потом вернётся король, приговор отменят, тогда их пути навеки разойдутся. Стоит лишь проявить терпение.

Поколебавшись, цыганка ответила:

— Хорошо.

О, если в душе судьи действительно бушует пламя, то она, вне всяких сомнений, увидела прорвавшиеся наружу искры, сверкнувшие в его тёмных глазах. Такую искреннюю и чистую радость, наверное, испытывает дитя, получившее желаемое. Так ликует человек, потерявший всякую надежду, чья заветная мечта вдруг исполнилась. Судья не воскликнул, не выдал себя ни единым движением, но глаза сказали всё. А цыганка вдруг поймала себя на неожиданной мысли: пожалуй, она не против очередной их встречи.

========== Глава 8. О влиянии женской красоты на мужские сердца ==========

Внимательные парижане, спешившие к вечерне, заметили, как разительно изменился привычный благовест: небывалая торжественность начищенной до блеска меди гудела, разливалась в розовеющем небе, плыла над черепичными кровлями домов, поверх щетинистого леса печных труб. Колокола, повинуясь звонарю, пели, ликовали, возвещали нечто неописуемо восторженное.

— Это звонит цыганская ведьма! — злословили горожане, указывая пальцем на башни собора.

И в который уже раз передавали из уст в уста события минувших часов: ведьма околдовала судью Фролло, ведьма живёт теперь в соборе вместе с кривым звонарём, прислуживающим сатане. Другие возражали, что никто судью не околдовывал, поскольку тот давно сошёлся с нечистым, принявшим облик горбуна. Жеана Фролло с его приёмышем ненавидели и боялись все, поэтому на порочащие выдумки не скупились. Досталось и ведьме, смущавшей души людские непристойными плясками, и её одержимой козе. Сплетники словно позабыли, как некогда любовались танцами Эсмеральды, умилялись проделкам умницы Джали, как щедро швыряли монеты в потёртый бубен. В конечном итоге пришли к общему выводу: близок час, когда проклятый звонарь уволочёт судью в преисподнюю, к своему властелину.