— Что ты, дурачок? Неужели думаешь, будто я оставлю тебя тут, как велел папаша? Нет, я просто хотел посмотреть, откуда тебя забрал Кацуо.

Сказав так, маленький ниндзя двинулся дальше. Ему было, в сущности, всё равно, куда идти. Он свободен и мир открыт перед ним. Бояться абсолютно нечего, ведь самое страшное с ним уже произошло.

— Так мы и будем с тобой путешествовать. Как в книгах с приключениями, — фантазировал Саки, бесшумной тенью скользя во мгле. — Сами станем добывать пропитание и никто больше нам не указ.

Кёсиро был согласен на всё. Путешествовать так путешествовать. На свете полным-полно мест и диковинных вещей, о которых они пока понятия не имеют, и раз уж им выпала такая судьба — что ж, они увидят, что скрывается за загадочной чертой горизонта.

Потом уже Шреддер, как ни старался, не мог вспомнить, где он бродил той ночью. Все пройденные им тогда дороги слились в одну — бесконечную, пустую и тёмную. Он помнил маленькое тёплое тельце на своих руках. И ещё — боль. В теле и в истерзанной душе. Всё-таки бамбуковая палка, что и говорить, оружие страшное даже для взрослого, а он был хоть и упрямым и сильным — но всего лишь мальчишкой. А уж осознать, что самым близким людям безразлична твоя судьба, страшно в любом возрасте.

Та ночь не прошла бесследно для Ороку Саки. То последнее наивное, детское, что ещё сохранялось в нём, исчезло, ушло навсегда из растравленной души. Образовавшуюся пустоту заполнила ненависть ко всем, кто унизил его. В ту ночь Ороку Саки плакал в первый и последний раз.

В жизни Шреддера было ещё много всяческих дорог, но ни одна не могла сравниться с той, путаной и тёмной. Он не любил вспоминать о ней, но забыть никак не мог.

Он тогда просто шёл и шёл, как заведённый, вполголоса разговаривая со своим Кёсиро, и глаза его сверкали в темноте.

Хамато Йоши лучше других знал, что глаза Шреддера светились всегда. Когда он быстрее других учеников усваивал новый приём — самодовольно. В бою — яростно. Когда… да, когда он пришпилил его кимоно кинжалом к стене — злорадно. Но никогда больше Йоши-сенсей не видел в глазах Ороку Саки такого тёплого света, как в те дни, когда маленький ниндзя общался со щенком по имени Кёсиро.

Сплинтеру было одновременно и приятно и горько наносить удары бывшему ученику, превратившемуся в лютого врага. Он надеялся сбить с него спесь. Достучаться до очерствевшего сердца Шреддера крысо-человек не мог. На это способен был кто-то другой, но не Хамато Йоши. Ведь Шреддер больше не верил ему, как доверял Ороку Саки, когда-то, много лет назад пришедший к сенсею со своей бедой.

Шреддер всеми силами старался забыть, а вот Хамато Йоши прекрасно помнил то утро, когда, выйдя на крыльцо, увидел сидящего на ступеньках худенького нахохлившегося мальчишку. Сенсей вздрогнул от неожиданности. Мальчик дремал, зябко подрагивая. Йоши осторожно тронул его плечо. От толчка мальчик тут же проснулся и уставился на сенсея мутными запавшими глазами.

— Саки-кун?!

Саки прерывисто вздохнул.

— Давно ты здесь?

— Не… не знаю, сенсей. Я не помню.

Откуда ему знать, как долго он сидит на чужом крыльце, если вообще не помнит, каким образом оказался здесь?! Тут раздалось сонное ворчание и из-за пазухи Саки вглянула сонная мордочка Кёсиро. Сенсей понял всё.

— Вот в чём дело! Пойдём-ка в дом. Расскажешь мне о случившемся.

Осматривая покрытое синяками и ссадинами тело Саки, Йоши выслушал его короткую печальную историю.

— Палкой, значит? Что же он за отец?!

Саки пожал плечами. Какой уж есть, как должен себя вести настоящий отец, он не знал.

От помощи юный ниндзя отказался. Ничего, рёбра не сломаны, а синяки — дело привычное. Поболит и заживёт. Уже сейчас намного лучше. Сенсей испытующе посмотрел ученику прямо в глаза, обрадовано заметив тот самый, так понравившийся ему мягкий свет.

— Говоришь, родители не знали? — хмыкнул мудрый ниндзя. — Они, должно быть, слепые, если не видели, как ты изменился в последние дни.

— Им совсем нет до меня дела, сенсей, — отмахнулся Саки.

Уловив в его голосе грусть, Хамато Йоши, повинуясь внезапному порыву, протянул было руку, чтобы погладить мальчишку по голове, а тот мягко, но решительно отстранился. Ороку Саки уже не нуждался в ласке, кроме того, пробудившийся в нём звериный инстинкт требовал оберегать голову.

— Ладно, — разочарованно вздохнул сенсей. — Ты ведь, наверняка, голоден?

— Я-то не очень, — помялся Саки, — а вот он, наверное…

Кёсиро заливисто тявкнул, подтверждая, что есть он действительно и давно хочет. Саки улыбнулся.

— Прости, ничего больше не могу предложить, — извинялся сенсей, ставя перед учеником мисочки с рисом и аппетитно пахнущим супом мисо. Саки мог бы поклясться, что вкуснее он в жизни ничего не пробовал. Он, конечно, проголодался, так как не ел толком со вчерашнего вечера, да и домашняя еда не шла ни в какое сравнение с той, что приготовил Йоши. Но маленький ниндзя был весьма горд. Он ел аккуратно и медленно, делая вид, что придерживается золотого правила «Хара хати бумнэ»*, и вообще принимает угощение, чтобы только не обидеть гостеприимного хозяина. На самом деле он просто не желал показывать сенсею, насколько голоден.

Свою порцию риса получил и Кёсиро.

— До сих пор мы давали ему только молоко! — запротестовал Саки, но, увидев, как щенок жадно принялся за трапезу, успокоился.

— Его уже можно приучать к другой пище, — пояснил Йоши. — Кстати, а как часто вы его кормили?

— Трижды в день, сенсей.

— Ну, для такого малыша этого мало. Ему нужно есть пять-шесть раз в день.

— Пять или шесть? — удивлённо протянул Саки. — Но, сенсей, я же не мог так часто забираться на кухню!

Йоши смутился, поняв.

— Что же мы будем делать дальше? — спросил он, скорее, самого себя, когда Саки, учтиво поблагодарив за угощение, отодвинул пустые миски.

— Идём в додзё, сенсей! — решительно заявил маленький ниндзя.

— Но, Саки-кун, в таком состоянии тебе не следует тренироваться, — возразил было Хамато Йоши. — Если уж отказываешься от моей помощи, то хотя бы отдохни, отлежись сегодня.

— Нет, сенсей, я готов тренироваться! — заупрямился Саки.

Он пойдёт сегодня в додзё во что бы то ни стало. Он сильный и помощь ему не нужна. Он пойдёт, потому что ярость, кипящая в его сердце, требует выхода.

Хамато Йоши не осталось ничего, кроме как уступить.

Оставив Кёсиро в доме Йоши, учитель и ученик отправились на занятие. Сенсей с восхищением посматривал на поджарого целеустремлённого воспитанника — что за характер!

Возле додзё, не решаясь войти, прогуливался Кацуо. Завидев брата и сенсея, он радостно кинулся им навстречу.

— Кацуо-тян? Плакса? Ты как здесь? — округлил глаза донельзя удивлённый Саки.

— Мать думала, что я пошёл в школу, а я сразу сюда. Я знал, что найду тебя здесь, — тараторил Кацуо. — Как ты, онии-тама? Я всю ночь не спал! А где…

— Кёсиро в порядке, — перебил Саки, догадавшись, о ком хочет спросить брат.

— Послушай, Кацуо-кун, тебе лучше сейчас пойти в школу, — решил вмешаться Йоши, увидев, как Саки, презрительно хмыкнув, отвернулся от брата.

— Но, Хамато-сан, я хотел сегодня… — попытался возразить Кацуо.

— Не годится пропускать уроки, Кацуо-кун, — мягко прервал его сенсей. — Да и родители твои ещё больше расстроятся.

Кацуо нерешительно потоптался на месте.

— Иди, малыш. С твоим братом ничего не случится, он пока поживёт у меня. У щенка всё хорошо. А с вашими родителями я сам поговорю.

— Хорошо, Хамато-сан!

Радостно блестнув глазёнками, Кацуо умчался. Саки так и не повернулся к нему.

В тот день, несмотря на все опасения сенсея, Ороку Саки занимался как никогда воодушевлённо. Он словно не чувствовал боли. С упоением юный ниндзя терзал боксёрскую грушу, прицельными ударами норовя разнести в пыль ни в чём не повинный гимнастический снаряд. Под конец, издав нечто среднее между криком и рычанием, Саки ударил ребром ладони со всей силы — и груша разошлась по шву, выпустив кучу песка.