— А, кум мой! — король так взволновался, что встал с кресла. — Говори же!
— Ваша воля исполнена в точности, — почтительно поклонился Тристан. — Нищие разбиты и брошены в Сену, колдунья повешена. Вот только…
— Что только, куманёк? — поднял брови старый король.
— Ваше величество, у меня не получилось взять колдунью, не привлекая постороннего внимания, — повинился Великий прево. — Её вздумала укрывать затворница из Роландовой башни, известная в народе как сестра Гудула. Девчонку мы отбили, но, поскольку схватку видели прохожие, я не стал вершить казнь на виду у всех, опасаясь вызвать новое волнение черни, и счёл верным увезти цыганку на Монфокон, где предал смерти. Если я совершил ошибку и колдунью следовало повесить публично, я готов понести наказание.
Тристан, произнося ложь перед королём, ничем не выдал себя — ни голосом, ни жестом. Он намеренно ссылался на мнимые опасения возбудить гнев парижан, видевших нарушение права убежища и гибель отшельницы. Это была увёртка, призванная объяснить, почему пустует виселица на Гревской площади на тот случай, если король пожелает лично взглянуть на казнённую. А поди-ка отыщи тело в зловонных склепах Монфокона!
Людовик пожевал беззубыми дёснами, затем вяло махнул рукой.
— Ты поступил верно, Тристан! Позови ко мне Жака Куактье и ступай отдыхать. Я, хвала Создателю, наконец, смогу спокойно уснуть.
Великий прево не остался в Бастилии. Пользуясь предоставленным королём правом отлучки, он вернулся в дом, куда заглядывал прежде лишь по необходимости. Сейчас его ожидала там спасённая цыганка.
========== Глава 4. Кот играет с мышью ==========
Потрясения, перенесённые Эсмеральдой, были столь велики, что рассудок её, находившийся на грани помутнения, окунулся, как в омут, в спасительное забытье. Она, отстранившись от внешнего мира, не почувствовала, как её везли, несли на руках, раздевали, укладывали. Поэтому, придя в себя, цыганка никак не могла понять, где находится и как она здесь оказалась. Последнее, что отпечаталось в её памяти — рухнувшая стена Крысиной норы, руки палача, сомкнувшиеся кольцом на её туловище, крик матери, прикосновение к шее пеньковой верёвки, чёрная перекладина виселицы и свирепого вида человек, назвавшийся королевским кумом Тристаном Отшельником. Дальше нить обрывалась. Нападение на собор, бегство и ужасный священник, вытесненные этими впечатлениями, остались необозримо далеко.
Цыганка осмотрелась. Она лежала, заботливо укрытая, на огромной кровати под пышным балдахином. Порядком перепачканное платье послушницы Отель-Дьё сменила длинная шёлковая камиза, судя по материалу и фасону, принадлежавшая состоятельной даме. Опустевшая ладанка с зелёной бусиной по-прежнему висела на шее девушки. Дотронувшись до своего талисмана, Эсмеральда горестно вздохнула. Крохотный башмачок нашёл свою пару, но лишь затем, чтобы мать и дочь, встретившись при столь трагических обстоятельствах, расстались опять.
Спустившись с постели, цыганка подошла к окну. Взору её представился двор, какие-то хозяйственные постройки, окружённые каменной стеной. Несчастная с тоской поняла: она пленница. Тот, кто доставил её сюда, не друг ей.
Дверь приотворилась, в комнату заглянула молодая женщина в коричневом платье и кокетливом чепце. Увидев, что гостья очнулась, она поспешно вошла и почтительно поклонилась, будто госпоже. Эсмеральда, не избалованная почестями, удивилась, не понимая, за кого её принимают здесь.
— Где я и как я сюда попала? — спросила цыганка.
— Не прикажете ли подавать обед, сударыня? — вопросом на вопрос ответила служанка.
— Где я? Кто ваш хозяин? — повторила девушка.
Служанка сделала испуганные глаза и приложила указательный палец к губам, призывая к молчанию.
— Господин запретил нам пускаться с вами в разговоры! — шёпотом пояснила она. — Вы вскоре всё сами узнаете. Я принесу вам обед.
Эсмеральда терялась в догадках, кто же этот таинственный господин, которого боятся слуги, который, по всей видимости, отбил её у палачей и стремится сохранить в тайне её пребывание здесь. Поначалу цыганка подумала, что, быть может, это сделал Феб, но вспышка радости мгновенно угасла, подобно метеору в ночном августовском небе. Феб не мог позволить себе содержать такой богатый дом. Тем временем та же служанка внесла в комнату поднос с мясом, хлебом, фруктами и вином. Эсмеральда много часов ничего не ела, желудок настойчиво требовал подкрепления, а один вид пищи возбуждал жгучий аппетит. Пленница тут же набросилась на еду, показавшуюся особенно вкусной после скромных монастырских подношений Квазимодо. Приятная сытость притупила её горе, от выпитого закружилась голова. Служанка помогла ей улечься, молча убрала посуду.
Всхлипнув, Эсмеральда стиснула в руке ладанку.
— Матушка моя… — прошептала цыганка.
Талисман помог ей обрести мать, а теперь утратил силу. Он больше не охранял свою хозяйку. У неё отняли последнее оружие. От осознания этого бросило в жар.
Тристан, справившись у слуг о состоянии девушки и получив ответ, что та очнулась и поела, направился в её покои. Казалось, он, проносившись ночь напролёт во главе отряда, рыская по собору, совершенно не утомился. Впрочем, Великий прево действительно мог длительное время обходиться без отдыха, поэтому подчинённым казалось, что он и вовсе никогда не спит.
Ужас, испытанный цыганкой перед священником, приказавшим выбирать между ним и виселицей, не шёл ни в какое сравнение с тем, что она почувствовала, когда в комнату вошёл тот самый жуткий человек с Гревской площади. Она мгновенно узнала это зверское лицо с квадратным подбородком и ледяными серыми глазами. Она даже помнила его имя: Тристан Отшельник, кум короля. Вот кем оказался её спаситель! Палач, мясник, от него пахло кровью. Да и спаситель ли он? Зачем ему цыганка, беглая колдунья, если не в качестве забавы, бесправной игрушки? Эсмеральда хотела закричать, но крик замер в горле. Великий прево спокойно смотрел на неё, скрестив на груди руки.
— Полно трястись, будто лист на ветру! — ухмылка на миг озарила его хмурое лицо. — Уж в этих-то стенах тебе ничто не угрожает. Вижу, ты не забыла моё имя. Позволь теперь узнать твоё.
— Эсмеральда… Матушка звала меня Агнессой… — просипела цыганка и сжалась, поскольку жуткий человек приблизился, сел на постель рядом с ней, откинул одеяло. Ей было и страшно, и стыдно предстать перед мужчиной в одной сорочке. — Вы спасли меня… Почему?
Он снова улыбнулся, показав зубы, отчего улыбка вышла похожей на звериный оскал.
— Грешно позволить Анрие Кузену повесить такую красотку! — промолвил он, ощупывая её внимательным взглядом. — Да, я спас тебя от смерти, привёз в свой дом. Ну же, неужели ты не хочешь отблагодарить меня?
Он навалился на неё, впился в её губы грубым поцелуем, ощущая даже через кольчугу, как бьётся крупной собачьей дрожью худенькое девичье тело. Цыганка не противилась, понимая свою беспомощность. Она сдерживала крик, моля небо, чтобы этот человек скорее исполнил то, что задумал и не мучал больше. К её неимоверной радости, Тристан отстранился.
— Ты как ледышка, — недовольно буркнул он. — А, говорят, у цыганок пламя в крови.
— Я в вашей власти, господин, — пролепетала цыганка, сев на постели, обречённо опустив голову, подобно приведённой на бойню овечке, едва дыша, прикрывая грудь.
— Хорошо, что ты понимаешь, — сощурился он, не предпринимая, однако, повторных попыток обнять её.
— Значит… Невольница! — с горьким отчаянием воскликнула Эсмеральда. — И не имею права пожаловаться. Кому есть дело до желаний простой цыганки?
— Ни один из тех, кто имел со мной дело, на меня не жаловался. Никогда, — леденящим душу голосом ответил Тристан Отшельник. Эсмеральда охнула, когда до неё дошёл потаённый, подлинный смысл его фразы.
— Запомни, цыганка, я не знаю, вправду ли ты колдунья, за какую провинность бродяги хотели с тобой расправиться. Но для всех, кроме меня, ты мертва, и шаг за порог этого дома приведёт тебя к гибели!
