На очередной странице Голденхарт увидел чашу с водой, в которой отражалась луна. Он поспешно выпутал коготки из волос Дракона и кувыркнулся с его головы прямо на книгу. Нос он ушиб пребольно!

— Голденхарт? — испуганно воскликнул Эмбервинг.

Голденхарт заползал кругами по странице, беспрестанно поглядывая на Дракона. Тот осторожно сдвинул летучую мышку со страницы и воззрился на гравюру.

— Ага! — сказал он. — Так вот оно что…

Текст Дракон прочёл вслух. На этой странице рассказывалось о заклинании, которое можно было сотворить лишь в полнолуние. Им часто пользовались колдуны и ведьмы, но, кажется, под силу оно было вообще любому, только нужно было в точности следовать рецепту. А рецепт гласил: «В ночь полнолуния набрать воды в сосуд, поставить его так, чтобы луна отразилась в воде, и отпить из него». «Ну да, — подумалось Голденхарту, — именно так я сделал». Дальше было написано, что отражённый в воде превратится в того, чьё отражение перекроет его собственное. Для этих случаев колдуны держали наготове кошку или птицу. Менестрель сообразил, что, пока он пил, над ним пролетела летучая мышь и — заклятье сработало. Эмбервинг тоже об этом догадался.

— Понятно, — сказал Эмбервинг, — так ты и превратился в летучую мышь. Кто бы мог подумать… Ничего, не волнуйся, — ободряюще сказал он, — сейчас прочитаем, как снять это заклятье. Если его так просто наложить, то и снять легче лёгкого!

Дракон воодушевлённо перевернул страницу гримуара, но… На следующей уже рассказывалось, как правильно собирать колдовские травы во время солнцестояния. Он перелистал всю книгу, но рецепта, как снять это оборотническое заклятье не нашёл.

— Вот так-так, — огорчённо крякнул Эмбервинг.

Летучая мышка съёжилась и опять закрыла голову крыльями, погружаясь в неописуемое отчаяние. Дракон поспешно взял её в ладони и ласково сказал:

— Я обязательно отыщу способ тебя расколдовать, не волнуйся. Есть и другие гримуары.

Чтобы отвлечь Голденхарта, он предложил позавтракать, уже совершенно забыв, что ждал короля эльфов в гости. Нужно было подумать, чем и как кормить летучую мышь, то бишь Голденхарта. Но, когда Дракон спустился вниз, неся мышку в ладонях, то обнаружилось, что эльфы уже тут. Алистер расхаживал по трапезной, то и дело взмахивая руками, будто дирижируя невидимым оркестром. Возле наполовину уже исчезнувшего портала стоял Талиесин.

— А, это вы… — озадаченно проговорил Эмбер.

— Прекрасный, прекрасный день! — певучим голосом объявил Алистер, оборачиваясь и глядя на Дракона. — А где же твой прекрасный спутник? Я собирался предложить перенести трапезу в мои луга. Мы будем любоваться прекрасными, прекрасными цветами в этот прекрасный день!

— С Голденхартом приключилась… небольшая неприятность, — уклончиво ответил Эмбервинг, — так что присоединиться мы к тебе в этот раз не сможем. Перенесём на другой… прекрасный день.

Талиесин, услышав, что с менестрелем случилась какая-то беда, страшно встревожился. Алистер воззрился сначала на Дракона, пото́м на его руки.

— Хм, и как это его угораздило? — удивился эльф. — Какое впечатляющее по силе волшебство.

— Колдовство? — уточнил Дракон.

— Да нет, волшебство, — качнул головой король эльфов, — не вижу ничего дурного ни в способе исполнения, ни в результате. Магия природы, я бы сказал.

— Снять можешь?

— Да проще простого! — беспечно отозвался король эльфов. — Нужно собрать три росы: утреннюю, в которой отражается восходящее солнце, вечернюю, алеющую закатом, и ночную, пестрящую звёздами, — и выкупаться в ней.

— Слышишь, Голденхарт? — обрадовался Дракон.

Летучая мышка явно приободрилась.

Алистер пообещал заглянуть на другой день, чтобы узнать, как всё прошло, выпил — не без удовольствия — предложенный Драконом кубок, воздав цветистую красноречивую хвалу винным запасам хозяина башни, и вернулся к себе, прихватив и Талиесина.

— Его ведь расколдуют? — взволнованно спросил сын у отца.

— Так или иначе, — отмахнулся король эльфов. — Ах, как жаль, что это произошло не с нами! Я бы мог потратить не одну сотню лет, разгадывая секрет этого заклятья!

— Летучие мыши сто лет не живут, — мрачно возразил Талиесин. — Если ты знаешь, как им помочь…

— Понятия не имею, — беззаботно ответил Алистер. — Но обычно штуку с тремя росами проделывают в первую очередь. Если не поможет, вот тогда уже сто́ит призадуматься. Не нам, Талиесин, а им.

— Отец! — укоризненно воскликнул Талиесин. — Как можно быть таким беспечным!

— Я эльф, — кажется, даже несколько оскорбился король эльфов, — а эльфы и должны быть беспечны. Не принимай событий того мира слишком близко к сердцу, иначе можешь переродиться…

— Да уж лучше переродиться, чем валять дурака, когда можешь помочь, — сердито возразил Талиесин.

— Я ведь сказал, что не могу? — приподнял брови Алистер.

Талиесин раздражённо отвернулся.

Короля эльфов, признаться, слова сына задели. Дурака он не валял. По крайней мере, не в этот раз. Про три росы он рассказал со всей серьёзностью, на которую только был способен, но к чему тревожиться, если это волшебство безвредное? Не получится — посмеяться и попробовать что-нибудь другое. К чему сердиться или впадать в отчаяние?

А между тем Голденхарт и Дракон уже были близки к отчаянию. Эмбервинг, как и советовал король эльфов, набрал три росы в большую чашу и окунул в неё летучую мышку. Ничего не произошло. Голденхарт отфыркивался и тряс головой, потому что залилось в уши, но как он был летучей мышью, так и остался.

— Не помогло, — выдохнул Дракон.

Менестрель, которого он тщательно вытер полотенцем и положил на кровать, залез под лежавший на кровати плащ из чешуи дракона и отказался оттуда вылезать, даже чтобы поесть. Дракон приподнял край, заглянул. Летучая мышка лежала, накрыв голову крыльями.

Голденхарт был не просто в отчаянье — в совершенном ужасе. «А что, если мне придётся навсегда остаться в этом обличье? — холодея, думал он. — Теперь даже и словом с Драконом не перемолвиться».

Дракон был мрачнее тучи. Аппетита у него не было, он через силу съел какой-то наспех приготовленный бутерброд и начал крошить в миску хлеб — для менестреля.

Появился Алистер.

— Ну, что? — спросил он с интересом и тут же понял, что ничего не вышло: выглядел Дракон так, словно съел в один присест дюжину незрелых лимонов. — Хм, значит не на росе завязано. Тогда попробуй поцелуй истинной любви, — предложил он.

— Это ещё что? — нахмурился Эмбервинг.

— Как, разве не слышал никогда? О том, как снимают заклятье с заколдованных в лягушек людей? — удивился король эльфов. — Летучая мышь не лягушка, конечно, но принцип тот же. Наверное. Иди попробуй, а я тут подожду. Может, ещё что вспомню.

Эмбервинг смерил эльфа долгим взглядом. Бравурный тон короля Дракону не нравился. Никогда с этими эльфами не поймёшь, серьёзно говорят или шутки шутят, а Алистер в особенности.

Тем не менее Эмбер кивнул и пошёл на чердак к менестрелю. Тот по-прежнему прятался под чешуйчатым плащом и, надо заметить, пребывал в ещё большем унынии. На оклик Дракона он не отозвался. Эмбервинг решительно запустил руку под плащ и вытащил упирающегося Голденхарта на свет. Летучая мышка отчаянно цеплялась коготками за постель и за плащ, но Дракон победил. Он взял её на ладони и поднёс к губам, чтобы поцеловать. Нет, и после поцелуя ничего не изменилось. Сапфировые глазки летучей мыши внимательно глядели на Дракона. Тот нашёл в себе силы улыбнуться и промолвил:

— Соскучился. Принесу тебе поесть. И не спорь.

Голденхарт, однако, догадался, что поцелуй этот был с умыслом, недаром же был менестрелем: о заколдованных принцессах и принцах в балладах пелось немало. «Не вышло», — почти обречённо подумал он и полез обратно под плащ. Дракон в который раз вздохнул.

Алистер, как и говорил, поджидал его внизу. Он спросил, вышло ли, и получил отрицательный ответ. И тут-то бы надо королю эльфов примолкнуть, но эльфийская натура взяла верх. Алистер спросил: