— Если не вышло с поцелуем истинной любви, так, быть может, и любовь не любовь, а одна видимость?
Эмбервинг вспылил. Меньше всего ему сейчас хотелось слушать, как сыплет глупыми шуточками король эльфов. На лице его, однако, оставалось прежнее спокойствие, Алистер ничего не заподозрил, потому и спастись не успел. Дракон вдруг оказался прямо перед ним — в долю секунды — и сжал пальцы на горле короля. Не так, чтобы шею сломать, но чтобы придавить в назидание.
— Ты, Алистер, забавляешься, или мне почудилось? — ровным и оттого ещё более ужасающим голосом спросил Эмбервинг.
Алистер только выкатывал глаза и пытался схватить воздух ртом, но горло ему Дракон пережал так, что и не вздохнуть. Решив, что достаточно, Эмбервинг разжал пальцы. Король эльфов раскашлялся, отпрыгнул от Дракона с небывалой проворностью.
— Уж и пошутить нельзя, — сипло сказал он, растирая горло.
— А я ведь предупреждал, что драконы шутить не любят, — напомнил Эмбер. — Если нечего сказать, так молчи и не лезь не в своё дело. Что такие вертопрахи, как эльфы, могут знать о любви, тем более об истинной! Уйти бы тебе, Алистер, король эльфов, с глаз моих, пока я окончательно не рассерчал.
Алистер не замедлил это исполнить. Вернуться в мир эльфов со сломанным хребтом ему вовсе не хотелось.
Несколько дней прошло в тягостном ожидании неизвестно чего. Дракон всеми силами старался поднять менестрелю настроение.
— Голденхарт, — предложил он, — раз уж у тебя сейчас есть крылья, может, поучишься летать? Когда ещё представится такой случай?
Учиться летать Голденхарт наотрез отказался. Он ещё глубже забился под плащ и спрятал голову под крыльями. Кормить его тоже приходилось едва ли не силой. В общем, пал духом юноша основательно.
Дракон со вздохом лёг на кровать и перебирал в памяти разные заклинания. Увы, ни одно из них не годилось. У каждого вида драконов был собственный арсенал чар, которыми они могли пользоваться, и даже золотой дракон, коим являлся Эмбервинг, выше своей головы прыгнуть не мог. С колдовскими штуками могли справиться только собственно колдуны. Или ведьмы. Эмбервинг даже, грешным делом, подумал, не слетать ли в Тридевятое королевство, чтобы вытряхнуть из Хельги толику ведьминых знаний…
— Постой-ка! — воскликнул он с озарением, подскакивая на кровати. — Так ведь и чародейка из Чернолесья тоже в известном смысле ведьма?
Летучая мышка высунула мордочку из-под плаща, разбуженная воплем Дракона. Тот сиял.
— Голденхарт, — сказал он, наклоняясь к летучей мыши, — ты подожди меня тут. Я слетаю в Чёрный лес. Чародейка непременно должна знать!
Сапфировые глаза мышки вспыхнули надеждой. Менестрель изобразил кивок и полез обратно под плащ.
Дракон помчался в Чёрный лес. Чародейки дома не оказалось, Эмбервинг сел на скамью и стал дожидаться.
Вернулась та через час с большой корзиной, доверху наполненной травами.
— Что-то зачастил ты ко мне, господин дракон, — увидев нежданного гостя, усмехнулась женщина. — Или влюбился?
Дракон шутку не оценил. Довольно с него было на сегодня шуток!
— Дельного совета пришёл спросить, — суховато отозвался он, вставая, чтобы помочь чародейке с корзиной.
Когда чародейка выслушала его, она высоко вскинула брови и воскликнула:
— Это же надо было додуматься — в ночь полнолуния идти пить колодезную воду! Да это всё равно что самому напроситься на заклятье!
— Ладно, ладно, делать-то что? — несколько сварливо прервал её Дракон. — Я уже всё на свете испробовал, ничего не помогает.
— Так уж и всё? — рассмеялась чародейка. — Ну хорошо, хорошо, без шуток. Заклятье силой не снять, это магия самой природы. Нужно переждать полнолуение и проделать всё то же самое: набрать воды из колодца, взглянуть в неё… Тогда и чары рассыплются.
— Только и всего? — недоверчиво спросил Дракон.
Чародейка порылась в своих запасах и вытащила небольшую ладанку, туго набитую какими-то травами.
— Вот, — сказала она, протягивая ладанку Дракону, — пусть наденет и не снимает. Верно, ему несладко придётся от этих трав, да пусть терпит. Они колдовскую силу заклятья значительно ослабят, тогда легче снимется, когда время придёт.
Эмбервинг настороженно понюхал ладанку. Пахло горько, терпко, раздражающе. Была в мешочке, верно, и мята, и полынь, и белладонна, и невесть что ещё. Дракон не удержался и чихнул, даже в ушах зазвенело, и поспешил вернуться в Серую Башню.
Голденхарт выслушал рассказ Дракона внимательно, но по его виду было ясно, что особых надежд на благополучный исход дела он не питает. Ладанку он на себя надеть позволил и тут же расчихался.
— Придётся потерпеть, — жалостливо сказал Эмбервинг. — Ну, не так уж и долго осталось.
На самом деле до нового полнолуния был едва ли не целый месяц. Прошёл он абы как. Менестрель всё больше отсиживался под плащом, потому что дневной свет причинял ему боль, как и всякой летучей мыши, а ночью он вообще высовываться не решался, боясь и лунного. Дракон старался вести себя как ни в чём не бывало, заводил разговоры о каких-то пустяках и непременно желал юноше доброго здоровья, когда тот чихал. А тот чихал постоянно. Самому́ Голденхарту уже даже начало казаться, что он вычихал из себя все мысли: голова была неимоверно пустой. Или он превращался в летучую мышь окончательно, не только внешне? Это пугало.
Наконец наступила ночь полнолуния. Эмбервинг вынес летучую мышку на улицу. Менестрель с опаской взглянул на круглую огромную луну и опять прикрыл голову крыльями. Дракон набрал воды из колодца, взял Голденхарта в руки и поднёс к ведру. Луна колыхалась в отражении. И они стали ждать, когда чары развеются. Ждали, ждали, ждали, ждали, ждали, да так и не дождались.
«Конец!» — обречённо подумал Голденхарт. Дракон никак не мог найти подходящих слов утешения. Он и сам был исполнен безграничного отчаянья. Если уж и знающая чародейка помочь не смогла…
— Пойдём спать, — выдавил наконец Дракон. — Завтра я непременно что-нибудь придумаю, вот увидишь.
Крылья летучей мышки поникли, свисали из ладоней Дракона, как увядшие в полуденный зной листочки. Эмбервинг отнёс безутешного Голденхарта на чердак, положил на кровать. Тот уже собирался, по обыкновению, полезть под плащ, но опять расчихался и кубарем покатился с кровати. Дракон его подхватить не успел и очень встревожился, что тот расшибся. Летучая мышка откатилась едва ли не до стены, чихнула особенно громко и… превратилась в менестреля. Эмбер вскрикнул и, не обращая внимания на наготу юноши, подхватил его и прижал к себе крепко-накрепко.
— Как же ты меня напугал! — выдохнул Дракон с облегчением.
Голденхарт поначалу ничего не соображал. Вид у него был потерянный, ошеломлённый. Пото́м до него дошло, что он опять стал человеком. Юноша надрывно выдохнул и крепко обхватил Дракона в ответ.
— Эмбер… — всхлипнул он, — как же тяжко было! Эмбер! Эмбер…
Опомнившись немного, Голденхарт пожелал одеться: сквозняки недвусмысленно пощипывали за бока. Дракон подождал, пото́м взял менестреля за руку и надел ему на палец кольцо с сапфиром.
Голденхарт вздохнул, погладив палец с кольцом и улыбнулся.
— А знаешь, — сказал он, — зря я не стал учиться летать. В другой раз непременно попробую.
— Да тьфу-тьфу-тьфу, чтобы ещё что-нибудь приключилось! — воскликнул Дракон. И даже постучал по деревянному подоконнику, чтобы уж наверняка.
========== 32. Дракон короля Алистера. Сватовство василиска ==========
— То есть как это ты не собираешься снимать с меня чары? — опешил Хёггель.
Король эльфов смотрел на него без улыбки, и его красивое лицо было непривычно строго.
— А вот так, — сказал Алистер, — оба заклятья останутся ровно столько, сколько я сочту нужным. Быть может, вообще навсегда.
К скулам дракона начала подбираться краска негодования. Он сжал кулаки, его глаза разгорелись малахитовыми огнями.
— Мало того, что ты запечатал мой рот… Ещё и глаза! Ты ведь сказал, что это только чтобы попасть в Драконье городище? Ты меня обманул! — гневно воскликнул Хёггель.
