— Эльфы — обманщики, — спокойно напомнил Алистер. — Это в нашей природе — обманывать. Поверь, для тебя же стараюсь. А если ты снова выйдешь из себя?

— Запечатать мой рот, чтобы я не смог дышать огнём, — это я понимаю, — согласился дракон. — Но глаза? Я ни единой причины не вижу запечатывать и моё зрение, Алистер. Что, у меня есть какая-то невероятная способность исторгать молнии взглядом или что-то в этом роде? — хохотнул он и осёкся, потому что король эльфов хоть и продолжал смотреть спокойно, но невольно вздрогнул при этих словах. — Да быть не может! Я Драконью книгу наизусть знаю: никаких таких способностей у гранитных драконов нет.

Алистер досадливо прикусил кончик пальца:

— Хёггель, ну почему обязательно нужно выведывать то, что было бы лучше забыть и не вспоминать?

— Потому что я дракон, — едва ли не свирепо ответил Хёггель, — и я драконьим нутром чую, что ты что-то от меня скрываешь!

— Для твоего же блага, — сделал ещё одну попытку король эльфов.

Хёггель смотрел на него несговорчиво. Алистер тяжело вздохнул:

— Ну хорошо. Я не снимаю с тебя чары, потому что ты не гранитный дракон, а василиск.

Глаза Хёггеля округлились. Он недоверчиво засмеялся:

— Что? Василиск? Я — василиск? Я — мерзкая злая тварь, способная убивать одним только взглядом?

— Хёггель…

Хёггель фыркнул:

— Глупости! Дед-дракон ведь мне рассказывал…

Взгляд его дрогнул и замер, зрачки стали необыкновенно узкими. На оклик Алистера дракон не отреагировал. В его голове вдруг зазвучали голосом деда-дракона воспоминания: «Василиск — необыкновенно опасное существо, Хёггель. Его страшатся даже драконы. С ним лучше не встречаться взглядом. Люди убивают его без промедлений. Других уже и не осталось на белом свете. Поэтому, Хёггель, запомни хорошенько мои слова. Никогда, никогда, никогда, никогда…»

— …никогда не говори, что ты василиск, — безжизненным голосом проговорил Хёггель.

Он покачнулся и закрыл лицо руками.

— Хёггель? — встревожился король эльфов, беря воспитанника за плечо.

Хёггель всё ещё был во власти воспоминаний. И как это он умудрился забыть? «Я наложу на тебя чары, — сказал дед-дракон тогда, — чтобы никто никогда не догадался о твоей истинной личине». Заклятье, должно быть, действовало, пока дед-дракон был жив, и ослабло с его смертью. А он, оставшийся один, перепуганный, голодный, беспомощный, начисто позабыл, что когда-то был превращён из василиска в гранитного дракона, и только лишь в мире эльфов, где волшебство особенно сильно, дедовские чары развеялись окончательно, превратив его обратно в чудовище. Он потому и не почувствовал чёрной магии в том лесу, что сам был тёмным существом.

— Алистер, — едва слышно сказал Хёггель, — лучше бы тебе меня убить.

— Что это ты такое говоришь? — рассердился Алистер. — Вот знал ведь, что так и будет…

— Я василиск, — убито повторил Хёггель, — я даже не дракон.

— Ты — эльфийский дракон, — категорично сказал Алистер. — Моих чар достаточно, чтобы обуздать твою драконью природу. Ты, хоть миллион лет проживи, снять их самостоятельно не сможешь. И никто не сможет, кроме меня самого.

Хёггель неуверенно на него взглянул. Король эльфов засмеялся и ободряюще похлопал его по спине:

— Василиск или не василиск, но ты дракон, а у драконов всегда одни глупости в голове.

— Не всегда, — возразил Хёггель возмущённо.

Заметив перемену в его настроении, Алистер мысленно вздохнул с облегчением.

— А знаешь, если хорошенько повзрослеешь, — сказал он вслух, — то я, быть может, разрешу тебе дышать огнём. Всё-таки драконы — существа огнедышащие… Хёггель?!

Он поспешно подставил руки и поймал готового упасть василиска. Глаза того были закрыты, тело стало мягким и вялым.

— Спать что-то хочется, — невнятно проговорил Хёггель.

Алистер вспомнил о «приключениях» в Драконьем городище и верно предположил, что это очередной сон перерождения. Он кликнул эльфов, и те отнесли спящего в сокровищницу. Едва его тело коснулось золота, Хёггель стал драконом.

— Удивительные всё-таки создания драконы, — пробормотал Алистер, глядя, как золото буквально всасывает в себя Хёггеля, накатываясь на его крылья и хвост, будто прибой на песок. — Что ж, пусть спит. Оставим его.

Покуда Хёггель спал — на этот раз сон его длился едва ли не месяц, из кучи золота торчал лишь кончик хвоста и коготь, так глубоко золото вобрало его в себя, — король эльфов был занят Драконьей книгой. Он вшил несколько чистых листов и вписал в книгу сведения о василисках — всё, что успел к этому времени заметить. Оставалось только снабдить написанное иллюстрацией. Художник из него был тот ещё, а впрочем, и другие гравюры в Драконьей книге были не ахти. Алистер, как и любой, кто эту книгу пролистывал, предположил, что драконы, которые эту книгу составляли, особыми художественными талантами не отличались: не так-то просто было с первого взгляда определить, что именно изображено на гравюрах. То, что Алистер принял за кочергу, к примеру, при ближайшем рассмотрении оказалось морской змеей, а то, что за медвежий капкан, — зелёным драконом анфас. Так что и Алистеров василиск был не хуже других!

— Чем ты занят, отец? — спросил Талиесин, подходя.

Алистер объяснил. Талиесин задумчиво разглядывал страницу, на которой подсыхали чернила, наклоняя голову в разные стороны, пото́м неуверенно спросил:

— А для чего этой вороне такой длинный хвост? И клюв у неё какой-то странный. У ворон ведь нет зубов.

Алистер нахмурился:

— Это не ворона, а василиск. Ничего-то ты, Талиесин, не понимаешь в искусстве!

Талиесин смутился. Разговор этот ничего хорошего не сулил: эльфы к критике чувствительны, а он только что назвал вороной нарисованного отцом дракона. Талиесин кашлянул, отвёл глаза и спросил, меняя тему:

— А Хёггель спит ещё? Я давно уже его не видел.

Алистер захлопнул Драконью книгу:

— Не увиливай.

— Я это к тому, — отчаянно пытался выкрутиться Талиесин, — что если он опять переродится, то тебе придётся перерисовывать. Вдруг он разительно изменится?

Король эльфов задумчиво повторил:

— «Разительно»? Талиесин, что это за словечко? Не эльфийское. Такое неблагозвучное… Что оно означает? Во внешнем мире подцепил?

Талиесин, обрадованный, что отца удалось отвлечь, выдал тирадой ещё не меньше двадцати. Они оба были страшно заняты расширением собственного словарного запаса, когда в зале появился высокий русоволосый юноша, широкоплечий, статный, но… в лохмотьях, которые свисали с его локтей, топорщились на бёдрах, волочились по полу, каким-то чудом держась на нескольких нитках у лодыжек… Оба эльфа уставились на вошедшего. Алистер взглянул повнимательнее — глаза незнакомца отливали малахитом — и удивлённо воскликнул:

— Хёггель?

— Что это вы так на меня смотрите? — нахохлился юноша. Голос был его, Хёггеля, но уже не писклявый, срывающийся, а звучный, почти как у эльфов.

— Ух! — восхитился Алистер, тут же забывая и о вороне-василиске, и о занятных людских словечках. — Хёггель, да ты возмужал!

— Хм? — отозвался василиск, с сожалением поднимая руки и глядя на лохмотья. — А, вон оно что…

Алистер тут же распорядился переодеть дракона во что-нибудь приличное. Эльфийская одежда на нём теперь сидела отлично. Правда, как дракон Хёггель нисколько не изменился. Крылья вот только стали чуточку мощнее.

— Выходит, я уже взрослый? — спросил Хёггель, принимая обличье человека.

— Пожалуй, — согласился Алистер, любуясь воспитанником.

Хёггель надолго задумался.

— Алистер, — спросил он, морща лоб, — как думаешь, если у меня ещё нет собственной сокровищницы, да и логова-то нет, как у всякого порядочного дракона, — поскольку василиски всё равно драконы, ты же сам мне так сказал? — могу ли я, невзирая на это, посвататься к принцессе Южного королевства?

И Алистер и Талиесин уставились на василиска во все глаза.

— К Юрме? — уточнил Талиесин. Хёггель кивнул и залился румянцем. «А он всё ещё влюблён!» — понял Талиесин и несколько огорчился.