— Ничего такого, чего бы ты не знал, — уклончиво ответил Эмбервинг.

Хёггель пришёл в себя нескоро. Алистер даже подумал, что маловат был мальчишка для взрослых утех.

— А вот интересно, — пробормотал король эльфов себе под нос, — впадёт ли он в спячку после этого?

Алистер предполагал, что василиски засыпают, когда им приходит время взрослеть или когда в их жизни случаются какие-то переломные моменты.

— Думаю, — сказал вдруг Эмбервинг, поднимаясь, — портал домой вы отсюда открыть сможете. Возвращайтесь в свой мир.

Алистер попробовал, это было на самом деле так. Он подхватил Хёггеля под локоть и повлёк за собой к порталу.

— А ты? — спросил он у Дракона.

— Я обычным ходом, — сказал Эмбервинг, отводя глаза. — Идите.

«Подозрительно», — подумал Алистер, но спорить не стал, и через секунду они с василиском уже вернулись в мир эльфов.

Дракон окинул взглядом золотящиеся солнцем облака и вернулся в темноту храма.

— Зачем вернулся? — раздался голос старика.

Эмбервинг повернулся на голос. Драгдар сидел в самом тёмном углу и казался дряхлее прежнего. Дракон пошёл к нему. Две девушки в бронзовых латах хотели было преградить ему путь, но старик кивнул: пусть, мол, идёт.

— Жизнь твоя подходит к концу, — высказал предположение Эмбервинг, пристально глядя на старика.

— Воистину, — согласно кивнул Драгдар, а девушки страшно опечалились, услышав это.

— Не рановато ли? — осведомился Дракон. — Разве не хотел ты увидеть, как родятся твои правнуки — сыновья драконов? Уж непременно парочка-то должна родиться, памятуя о том, каким заезженным выполз Хёггель.

Девушки смутились и потупились.

— Ничего не поделаешь, — покачал головой Драгдар, и сожаление хоть и слегка, но всё же просквозило в его голосе, — время моё вышло.

— Ты, хранитель, решаешь, вышло ли время для драконов, — усмехнувшись, сказал Эмбервинг, — так позволь теперь дракону решить, вышло ли твоё.

— О чём это ты? — насторожился Драгдар.

Эмбервинг обвёл останки драконов долгим взглядом:

— Если умрёшь, кто же будет о них помнить? Один ты знаешь их истории. Если умрёшь, кто встретит тех, кто сюда однажды ещё явится? Нет, Драгдар, умирать тебе не время.

— Это уж не тебе решать, — несколько сварливо отозвался старик.

— Да, пожалуй, мне, — возразил Эмбер и, поглядев на девушек, велел: — Принесите мне кубок или чашу.

Те переглянулись, одна из них скрылась в темноте.

— Что ты задумал? — беспокойно спросил Драгдар.

Дракон не ответил. Он дождался, когда девушка вынесла ему небольшой серебряный кубок, принял его с поклоном и тщательно оглядел со всех сторон. Другие девушки робко выглядывали из темноты, негромко переговаривались.

— Пожалуй, даже хорошо, что серебряный, — заключил Дракон.

Он выпустил коготь, прочертил им по своей левой ладони. На коже взбухла кровавая полоса. Дракон подставил кубок, и кровь закапала, а пото́м и полилась в него, бурля и клокоча, словно это была кипящая лава. Когда кубок наполнился, Эмбервинг лизнул ладонь — и порез пропал.

— Пей, — приказал Дракон, протягивая кубок старику.

— Зачем ты это делаешь? — глухо спросил Драгдар, не принимая кубка.

— Не привык оставаться в долгу, — с усмешкой сказал Эмбервинг.

— Это когда же ты мне задолжал? — искренне удивился старик.

— Если бы ты тогда выполнил моё безумное желание и вырвал мне сердце… — начал и осёкся Дракон. По его лицу пробежала тень, скрывая красоту черт, но тут же пропала.

— Сердце тебе я отдать не могу, — вполне весело заключил Эмбервинг после, — ибо, как я и говорил, оно мне больше не принадлежит. Однако же и кровь драконов чего-нибудь да сто́ит. Пей, Драгдар, или я тебя силой напою.

Драгдар взял из его рук кубок и долго смотрел в него. Заключённая в серебро, единственный металл, который мог справиться с какими угодно чарами, алая жижа кипела и бурлила, готовая в любой момент выплеснуться через край. Сила у неё была неимоверная. Пожалуй, не меньшая, чем в только что вырванном из груди и бьющемся сердце.

— Пей, — повторил Дракон, и его глаза вспыхнули двумя янтарными огоньками.

Когда Драгдар поднёс кубок ко рту, Эмбервинг положил ему руку на плечо, намереваясь проделать со стариком то же, что проделал со старухой-сказительницей, — вернуть ему хотя бы отчасти молодость. Чары не подействовали. И то верно: драконьи чары и не должны были действовать на того, чей удел был лишать драконов жизни. Но кровь силу не потеряла: когда старик её испил, он начал стремительно молодеть. Вышло даже лучше, чем со сказительницей: выглядел Драгдар теперь так же, как сам Дракон тех времён, когда менестрель ещё не вернул ему имя. Ещё с полтысячи лет выдюжит, уж точно! Девушки разом вскрикнули и побежали обнимать вдруг помолодевшего деда.

У Дракона слегка кружилась голова. Это даже хорошо, что чары не подействовали. Сколько бы сил у него это отняло, а ему ещё и в обратный путь… Он покачнулся и сел на первый попавшийся камень, который оказался не камнем, а гигантским драконьим черепом.

— Куда о других заботиться, когда сам еле ноги волочишь! — укоризненно сказал Драгдар.

— Не забывайся, — предупредил Эмбервинг полусерьёзно. — Помни, с кем говоришь. Без моего на то согласия тебе со мной не сладить. Хватит и взмаха крыла.

— Знаю, — кивнул Драгдар, — что с твоей мощью не сравнится и тысяча витязей, а быть может, и драконов. Но безрассудства в тебе столько же. Приляг иди на золото, что в архиве хранится.

Эмбервинг отрицательно покачал головой и легко встал на ноги. Лицо его окрасилось румянцем.

— Меня нынче не золото лечит, — промолвил он и улыбнулся. Дурно ему сделалось не от потери крови, а от того, что уже порядочно времени находился вдалеке от Голденхарта. Как-то там сам менестрель! Пора возвращаться и не медлить.

— Прощай, Драгдар, — сказал он, поводя перед собой рукой.

Пространство вспыхнуло и разверзлось, Дракон вернулся в Серую Башню.

Голденхарт сидел у окна, накрывшись плащом из чешуи Дракона, и ждал его возвращения. Скрипнула дверь, вошёл Эмбервинг. Глаза юноши радостно вспыхнули.

— Эмбер! — воскликнул он, разворачиваясь.

— Устал я что-то, — сказал Дракон, подходя к постели и ложась головой менестрелю прямо на колени. — Долго меня не было?

Голденхарт положил ладонь ему на лоб, запустил пальцы в янтарные кудри. Дракон закрыл глаза.

— Безуспешное вышло путешествие? — спросил менестрель, гладя Эмбервинга по голове.

— Для кого как, — возразил Дракон, и его губы окрасились улыбкой. — Для меня, пожалуй, да, а вот для Хёггеля это было… познавательно.

— Расскажешь? — предложил Голденхарт.

— Однажды, — пообещал Эмбервинг.

Да, однажды он всё ему расскажет, а сейчас не время, да и сил нет. Дракон заворочался, перехватил охнувшего менестреля в охапку и прижал к себе.

— Я буду спать, — объявил он, — а ты позаботься о том, чтобы спалось мне крепко и сладко.

Руки юноши обвились вокруг его талии.

— Я тебе спою, Эмбер, — тихо сказал Голденхарт, — и ты заснёшь таким сном, каким и не засыпал никогда.

— Главное, чтобы рядом с тобой проснулся, — пробормотал Эмбервинг едва слышно.

Подумать только, как бесконечно слаба была целительная сила золота, если сравнивать с теплом тела, с биением сердца, с тихим дыханием… Хватило бы и минуты объятий, чтобы поставить Дракона на ноги.

— Не надо петь, — проговорил Дракон, погружаясь в сладкую дрёму, — просто назови меня по имени…

Имя долетело до него едва слышным шепотком, похожим на поцелуй ветра. Дракон заснул.

========== 31. Двое из Серой Башни и ночь полнолуния ==========

В тот вечер менестрель перебрал.

Наутро обещался наведаться Алистер, и Дракон решил побаловать гостя вином из своих запасов. Он выкатил несколько бочонков, чтобы решить, каким именно вином угощать короля эльфов. Эмбервингу вино было нипочём, он осушил все пять кубков и выбрал яблоневое. Голденхарт, пытавшийся последовать его примеру, свалился мертвецки пьяным уже после третьего кубка: не стоило недооценивать вино трёхсотлетней выдержки! Дракон сокрушённо покачал головой, взял юношу на руки и унёс наверх — отсыпаться.