Когда Грэн достаточно оправился, фея открыла свой сундучок и вытащила оттуда десять золотых и тридцать серебряных монет и вручила возлюбленному. Он завязал их в платок, сунул за пазуху и, попрощавшись с феей, поспешил из леса к дороге. «Чем скорее уйду, тем скорее вернусь, — сказал он напоследок. — А ты пока натки побольше ткани. Я хочу, чтобы у тебя было лучшее на свете свадебное платье!»

Хельгартен, воодушевлённая, рьяно принялась за работу и ткала, и ткала, и ткала… Ткани уже хватило бы, чтобы укрыть не только лес, в котором жила фея, но и прилегающие к нему луга, а девушка всё не бросала работу. Пауки сбились с лапок, таская ей паутину.

— Хватит уже, — встревожился Дядюшка Уж. — Тут на десять платьев хватит, если не больше.

— Нет, нет, — взволнованно отвечала фея, — для приданого ещё недостаточно! Он ведь сказал, что хочет для меня лучшее на свете свадебное платье!

Шли дни, Грэн не возвращался. Фея даже бегала его встречать к кромке леса каждый день.

— Не глупи, — говорил ей Уж, который уже догадывался, что человек просто-напросто бросил фею и возвращаться не собирается. — А если тебя кто-нибудь увидит с дороги?

— Какая разница! — раздражённо ответила Хельгартен. — Что значит один или два взгляда, если я смогу увидеть, как возвращается Грэн?

— Да не вернётся он, — не сдержался Уж, — разве ты не понимаешь? Не стоило вообще верить людям!

Фея разозлилась. Злиться было не в природе фей, но вспышка гнева Хельгартен не насторожила: все её мысли были заняты Грэном. Возможно, уже это и было первым признаком её перерождения…

— Да что ты понимаешь в людях! — воскликнула фея. — Он меня любит, значит, непременно вернётся!

«Уж побольше твоего понимаю», — хотел было сказать старый Уж, но не сказал.

Осень между тем ворвалась в лес, расплескав по листве яркие краски, но фея и думать забыла о том, чтобы заняться подготовкой к зиме. Рулоны ткани грудой лежали в углу комнаты, и то и дело к ним падал очередной рулон. Фея ткала, как одержимая. «Натки побольше ткани», — звучал в её голове голос Грэна. О да, она наткёт и станет невестой с самым богатым на свете приданым!

За работой она всё так же пела, но в её голосе звучала неведомая прежде сила — всепоглощающая сила любви.

Паутина скоро закончилась вовсе. Фея, будто опомнившись, обвела взглядом всё вокруг. Домик был завален тканью! «Теперь уж точно хватит на платье!» — удовлетворённо подумала фея.

У крыльца послышались шаги — гулкие, торопливые.

— Это Грэн вернулся! — торжествуя, воскликнула девушка, кидаясь к двери.

Но в домик ворвались вооружённые люди, на их головы были натянуты тёмные маски с прорезями для глаз. Разбойники! Один схватил фею за руки и потащил из дома. Она отбивалась, кричала, звала на помощь, но помочь было некому: старый Уж лежал с размозженной головой под крыльцом, куда его закинул сапогом один из разбойников, — а лесные зверюшки попрятались.

У крыльца стояла повозка, в неё разбойники стаскивали и скидывали рулоны ткани.

— Живей, живей! — покрикивали разбойники друг на друга.

— А вот и золото нашлось! — крикнул один из разбойников, таща к повозке сундучок феи. — Полон сундук золота!

Разбойники загоготали, начали стрелять в воздух из пистолетов. Оглушённая, испуганная фея едва не лишилась чувств, но тут разбойник, что держал её, спросил:

— А с этой что делать?

Другой разбойник, по всей видимости — главарь, обернулся и, доставая нож, шагнул к ним.

— Крылья, — сказал он, и его голос показался фее откуда-то знакомым, — отрежем ей крылья. Они дорого пойдут! Помнишь, сколько мы выручили за слухалки ушастых?

Фею пронзила дрожь. Она из последних сил рванулась, ухватила главаря за маску и сорвала её. По плечам мужчины рассыпались тёмные кудри. Это был Грэн! Грэн, её Грэн, оказался главарём разбойников? Грэн, её Грэн, и был тем, кто калечил эльфов, которых она безуспешно старалась спасти? Грэн, её Грэн, привёл разбойников, чтобы ограбить её и отрезать ей крылья? Хельгартен болезненно застонала и протянула к нему руки в безмолвной мольбе. Его взгляд был холоден и чужд. О нет, он никогда не любил её! Ему нужно было лишь её золото. И крылья. Он с самого начала её обманывал!

По щеке девушки протянулась слеза. Она не была прозрачной, она была алая, как кровь, или это на самом деле была кровь. Фея собралась с силами, хлестнула крыльями державшего её разбойника и отлетела на несколько шагов назад.

— Будьте вы прокляты! — прошипела фея.

Запретное слово было произнесено. Хельгартен стояла, ненавидящим взглядом глядя на разбойников, а высоко в небе над её головой сгущались тучи — грозовые, чёрные, страшные, в любую минуту готовые поразить громом и молниями любого, кто осмелится подойти ближе к разъярённой фее.

— Колдует! — крикнул кто-то из разбойников. — Надо убить её прежде, чем свершится колдовство!

Грянули выстрелы. Фея заслонилась крыльями. Они вспыхнули от пороха, загорелись, но Хельгартен не чувствовала боли. Смертельно болело лишь сердце.

— Будьте вы прокляты! — с силой повторила она, воздымая руки.

Тени, прячущиеся в укромных уголках леса, подползли к ней, сливаясь с её собственной тенью и одаряя фею немыслимой силой. Лес очнулся от сна, загудел, разъярённо заскрипел ветвями и корнями. Древесные корни вырвались из-под земли и обрушились на разбойников, хватая, пронзая, разрывая, ломая… Не ушёл ни один! Кровь хлынула рекой и глубоко пропитала землю, оскверняя и её.

Хельгартен стояла над кучей трупов и плакала, держась за грудь. Сердце нестерпимо болело.

— Хочешь, чтобы боль ушла? — вдруг спросил кто-то.

Фея кинула быстрый взгляд себе под ноги. У них вилась небольшая чёрная змейка — та самая, что пряталась в трухлявом пне, — и коварно поблескивала глазами.

— Хочу, — простонала Хельгартен. — Эта боль невыносима! Хочу никогда больше не испытывать боли!

Змея подползла к трупам, обвилась вокруг разорванного пополам Грэна и прошипела:

— Тогда съешь его сердце. Как только ты это сделаешь, боль уйдёт и никогда больше не вернётся.

Фея рухнула возле трупа Грэна на колени. Его лицо было на удивление чистое и спокойное, смертные муки не отразились на нём.

— А боль точно уйдёт? — спросила Хельгартен, протягивая руку к окровавленной груди трупа.

— Уйдёт, уйдёт, — подтвердила змея. — Ешь поскорее. Зачем мучиться?

Фея погрузила пальцы в окровавленную плоть, выдернула сердце, ещё трепещущее последними отблесками жизни, и впилась в него зубами. По её подбородку потекла кровь. Покончив с сердцем Грэна, девушка потянулась за сердцем другого разбойника. Она уже не отдавала себе отчёта в том, что делает. Только перестало бы так ныть её собственное сердце!

— Вот так, вот так, — приговаривала змея, подбадривая, — ешь их тёплыми.

Одно, другое, третье… Хельгартен съела их все, но боль не унималась. Змея заползла к ней на колени и прошелестела:

— А теперь съешь меня. Я так давно ждала, чтобы меня кто-нибудь съел! Ты отлично подходишь мне, фея Хельгартен.

Фея взяла змею в руки и поднесла её к губам. Змея проворно забралась девушке в рот, проскользнула в горло и скрылась внутри. Хельгартен покачнулась и упала на окровавленную землю без чувств. Её волосы вдруг начали медленно темнеть, пока не стали совершенно чёрными. Когда Хельгартен очнулась, она уже не была собой. Змея не обманула: боль ушла. Сказать больше, она вообще перестала чувствовать что бы то ни было. Вид мертвецов уже не ужасал, труп возлюбленного — не трогал. Всё ушло, всё прошло.

Хельгартен потрогала волосы, нашарила в складках платья зеркальце и, поднимаясь на ноги, сказала, взглянув в него:

— Зеркальце, моё зеркальце, скажи мне, поведай, кто глядится в тебя?

Её новый облик ей даже понравился. Она была исключительно хороша с этими роскошными чёрными волосами!

Зеркальная гладь затуманилась, почернела, и зеркальце отозвалось зловещим голосом: