Дракон с обречённым видом наполнил кубок мёдом и приготовился слушать.

Алистер начал рассказ с тех далёких времён, когда страна эльфов ещё находилась во внешнем мире.

Эльфы, феи, дриады, наяды и прочий волшебный народец заселяли луга и леса на юго-востоке и процветали. Люди тогда относились к волшебным существам с почтением, приносили им в дар золото и предметы утвари, а духи природы в благодарность призывали дожди в сухие сезоны, оберегали людские поселения от мора и даже передавали кое-какие тайные знания особенно одарённым людям. Чародейство в мире людей зародилось именно тогда.

Увы, со временем отношение людей к волшебным существам изменилось. Жажда наживы заставляла людей совершать ужасные поступки. Больше всех пострадали эльфы, потому что неизвестно откуда пошло поверье, что уши эльфов обладают неслыханной волшебной силой: излечат от любой болезни, даруют вечную жизнь или молодость, помогут захватить власть… Разумеется, уши эльфов были просто ушами, но сотни эльфов пали жертвами суеверий. Изуродованные, они скитались по лесам и скоро погибали: эльфы чувствительны к красоте или уродству, физические увечья калечили и душу. Кое-кто, попав под проклятье, перерождался и становился нежитью: тёмными эльфами, упырями и вурдалаками… Эльфийских дев, если их удавалось поймать, сжигали на кострах как ведьм. Впрочем, и человеческих женщин тоже сжигали сотнями: в те времена стало модным выискивать пособников дьявола.

Эльфийские мудрецы собрались вместе и решили, что дальше так продолжаться не может: эльфы вымрут под натиском бесчинствующей людской расы. И тогда они все вместе сотворили Великое Волшебство, оградившее их страну от внешнего мира. Сто с лишним магических барьеров, поставленных вокруг границ, больше тысячи наложенных на барьеры заклятий. Никогда прежде не свершалось столь колоссальное волшебство!

Мир эльфов был спасён. Попасть в него могли лишь сами эльфы и те, кого эльфы считали нужным пригласить. В основном, это были духи природы. Покидать мир эльфов можно было беспрепятственно, используя порталы — временно открываемые проходы-двери. На тысячи и тысячи лет воцарился мир, ничем не омрачённый. А пото́м произошло то, что поставило эльфов на грань вымирания.

Эльфы часто выбирались во внешний мир, притворяясь людьми. Они были искусными мастерами, особенно по части золотых украшений, но сами золото добывать не могли, поэтому приходилось доставать его — обменивать или покупать — у людей. Эльфийские девы ткали необыкновенно тонкие шелка, достойные королей, и за ткань давали хорошую цену. Большинство сокровищ в эльфийских сокровищницах были получены именно за шёлк. Ещё хорошо расходились снадобья.

Вот только не все эльфийские девы возвращались обратно. Они меняли вечную жизнь и молодость на человеческую, чтобы остаться с полюбившимися им мужчинами. Рыцари, короли, торговцы, даже крестьяне… Чем были прельщены эльфийские девы — непонятно. Люди были уродливы, по сравнению с эльфами, и жалки. Они жили недолго, болели, пили, били своих жён и детей, совершали гнусные преступления и предавались разврату. Немыслимо!

Последней каплей стал побег супруги самого Алистера. Одним утром она исчезла, прихватив с собой все свои платья и украшения. Алистер пытался её разыскать и нашёл, но то, что он увидел, потрясло его и одновременно отвратило. Королева эльфов, прекрасная эльфийская дева, стала женой мерзкого человечишки. Он был вечно пьян, небрит, вонял мочой и навозом — он работал на бойне, где забивали свиней и овец. Он смертным боем бил бывшую королеву, а она смотрела на него влюблёнными глазами и всеми силами старалась ему угодить. Возвращаться к законному супругу-эльфу она отказалась наотрез.

Алистер вернулся в мир эльфов опустошённый. Он сам едва не переродился, захваченный ревностью и злобой на весь род людской, но всё же взял себя в руки и приказал, чтобы эльфийских дев не пускали обратно, даже если они на коленях будут просить их впустить. Но ни одна эльфийская дева и не подумала вернуться.

Утешение сердцу и плоти найти было легко: спустя несколько веков скорби по вероломным девам эльфы утешились друг другом. Они были прекрасны, вечно юны. Они зачаровывали друг друга журчащими песнями, одурманивались благоуханными цветами и, пожалуй, были счастливы. Но новому поколению эльфов не было суждено появиться, раз уж в их мире не осталось ни одной эльфийской девы. Не было наследника и у Алистера.

Менестрель и Дракон переглянулись, когда король эльфов это произнёс. Кто же тогда Талиесин?

Род эльфов должен был прерваться. Разумеется, Алистер этого допустить не мог. Он долго размышлял, выискивая среди многочисленных чар те, что могли бы спасти эльфов от вымирания, и наконец сотворил Великое Волшебство. Это был цветок. Он был невзрачен, но содержал в себе мощные чары. Распуститься он мог только ради истинной любви. Если цветок считал, что чувства сорвавших его настоящие, на века, то он расцветал и созревал за долю секунды. Плод, обычно похожий на дыньку, нужно было положить в специальную чашу-ложе и орошать его семенем. Когда плод растрескивался, из него появлялся маленький эльф. Все молодые эльфы, в том числе Талиесин, были рождены так.

Алистер замолчал.

Голденхарт, зачарованный рассказом, смотрел куда-то вдаль, вероятно, уже сочиняя какую-нибудь балладу. Дракон мыслил трезво и ясно, как никогда. Он ещё раз мысленно пробежался по истории, что поведал им король эльфов, и нахмурился.

— Какое отношение это имеет к нам? — спросил он. — И ещё не слишком понятно, как появился Талиесин, ведь ты не упоминал о том, что у тебя появился возлюбленный, как у других эльфов.

— О, — сказал с улыбкой Алистер, — я так люблю самого себя, что меня одного хватило.

Талиесин при этих словах страшно покраснел.

— И я склонен полагать, — продолжал Алистер, — что… именно это сейчас и происходит с вами. Эльфийский цветок, плод которого был вложен в грудь Голденхарта, чтобы поддерживать в нём жизнь, прижился и пустил корни. Наши чары всегда успешны, я же говорил. Но, полагаю, его орошали столь обильно, что он просто перепутал и…

— Что?! — воскликнул Голденхарт, и его лицо залила краска.

Дракон заволновался:

— Подожди, не хочешь ли ты сказать, что… будто бы… это дитя?

— Именно это я и хочу сказать. А впрочем, я могу и ошибаться. Никогда ведь ничего подобного не случалось. Я знаю только об эльфах, а в вашем случае… Дракон и человек? Я понятия не имею, что изо всего этого получится. Быть может, это признак чего-то ещё. Во всяком случае, никакой опасности для жизни это не представляет. Эльфийское волшебство…

— Слушать ничего не хочу! — гневно сказал Голденхарт, резко поднимаясь. — Эмбер, мы возвращаемся домой. Немедленно!

Алистер пожал плечами и попросил Талиесина открыть портал. Менестрель, не прощаясь, выскочил в него. Король эльфов придержал Дракона за локоть.

— Эмбервинг, — сказал он, — подождём и посмотрим, что из этого получится. Быть может, это нечто такое, чего никто ещё не видел. Какое-то особенное волшебство.

— Да, должно быть, — отозвался Эмбервинг, но голос его дрогнул.

Он наскоро распрощался с эльфами и вернулся в башню.

Менестреля он нашёл на чердаке. Юноша сидел у окна, подперев голову рукой, и невидящим взглядом смотрел куда-то вдаль.

— Голденхарт? — позвал Дракон, подходя и садясь рядом.

Голденхарт очнулся, посмотрел уже на Эмбервинга.

— Не расстраивайся, — сделав усилие, выговорил Эмбервинг. — Это волшебство может означать что угодно.

Менестрель кивнул. Дракон сделал ещё одно усилие над собой:

— Могу я кое-что спросить? Ты расстроен, потому что… тебе не хотелось бы, чтобы у тебя… у нас было дитя?

Лицо юноши вспыхнуло. Дракон извинился.

— Нет, просто… Да как будто такое возможно! — отчего-то рассердился менестрель. — Уверен, Алистер просто решил над нами подшутить. Помнишь, как он обо всём этом говорил?