— Отец, — сдавленно спросил Талиесин, — почему ты умеешь это делать?
Алистер глянул на сына с улыбкой, но не ответил. Огонь между тем разгорелся, вода в котле забурлила, кухня наполнилась ароматом варившейся баранины — ароматной, сладкой, нежной… Талиесин сглотнул и перехватил рукой живот, в котором вдруг громко забурчало.
— Если расскажешь мне свой секрет, — пообещал Алистер, снова улыбнувшись, — то я расскажу тебе мой.
Талиесин страшно смутился. Король эльфов с интересом ждал ответа. Ему до смерти было любопытно, как будет выглядеть Талиесин, рассказывая о своей влюблённости. Но Талиесин схватился за голову и застонал. Нет, он не о букетах подумал, когда услышал вопрос отца.
— Отец, — гробовым голосом сказал он, — я сделал страшную вещь, пока был в мире людей. Я ел ветчину.
Эта тайна мучила Талиесина больше безответной любви. Когда он в очередной раз наведался в гости к Дракону, они обедали все вместе. Эмбервинг готовил отлично, и на столе было много всего, что пришлось бы эльфам по вкусу, но… Талиесин не устоял и попробовал предложенный ему бутерброд с ветчиной. Признавшись в этом отцу, он съежился и ждал наказания. Отец непременно должен был рассердиться! Но Алистер только вскинул брови на это заявление и спросил:
— И как, понравилось?
Талиесин круглыми глазами смотрел на него, а король эльфов приподнял крышку с котла, зачерпнул ложкой бульон и, попробовав, поморщился:
— Соли маловато. Талиесин, подай мне солонку.
Талиесин на деревянных ногах подошёл к отцу с злополучной солонкой в руках. Алистер посолил варево, попробовал ещё раз, пото́м протянул ложку сыну:
— Ну-ка, попробуй. Что скажешь?
— Как… как ты можешь… — выдавил Талиесин.
Алистер внимательно взглянул на сына и в который раз улыбнулся:
— Ну хорошо. Видишь ли, луки эльфам прежде нужны были не для забавы. О, какими меткими стрелками мы были! Возвращаться с охоты, неся на плечах подстреленного оленя, и положить его у ног возлюбленной… Какие были времена! Вы, молодые эльфы, ничего не знаете о том времени, когда наше королевство ещё было во внешнем мире… — Он с ностальгическим вздохом качнул головой. — Какие тогда были пиры!
Талиесин молча смотрел на отца, захваченного воспоминаниями. Он поверить не мог: эльфы прежде были охотниками, убивали оленей и ели их?! Ему стало как-то нехорошо, он качнулся и ухватился рукой за край стола. Алистер обеспокоенно положил ладонь ему на плечо:
— Талиесин, нет ничего страшного в том, что ты попробовал ветчину, или в том, что тебе сейчас смертельно хочется попробовать то, что варится в котле. Я не сержусь.
Талиесин нескоро отправился от потрясения. Ему пришлось сесть на скамью, и он долго сидел так, пустым взглядом следя за отцом, который варил похлёбку для Хёггеля и иногда пробовал, не готово ли. Пожалуй, он никогда ещё не видел отца таким довольным, как сейчас.
— Готово, — наконец провозгласил Алистер и, повернувшись к сыну, сказал: — Тащи сюда Хёггеля. Сейчас будем его кормить.
Талиесин как во сне сходил в трапезную и привёл драконыша. Тот, почуяв запах баранины, завертелся волчком, но Алистер его тут же осадил:
— Садись за стол.
Мальчишка поскучнел лицом, но подчинился. Король эльфов наполнил миску супом и поставил её перед Хёггелем. Немалых усилий стоило заставить мальчишку есть ложкой, а не лакать варево прямо из миски. Но Алистер пригрозил, что отберёт еду, и Хёггелю пришлось учиться есть ложкой. Поначалу он плескал супом на стол, ложка то и дело выпадала из его пальцев, а изо не вовремя открытого рта текло прямо по подбородку, но скоро он навострился и смог есть нормально. Алистер выдохнул с облегчением, налил суп во вторую миску и поставил её перед Талиесином, который безучастно сидел в углу стола, уставившись на свои руки. Талиесин вздрогнул и взглянул на отца со страхом:
— Ты ведь не заставишь меня это есть?
— Заставлю? — переспросил Алистер, наполняя и третью миску, уже для себя. — Ну что ты, Талиесин!
Он сел за стол и с удовольствием зачерпнул ложкой густой наваристый суп из миски. Хёггель, уже прикончивший свою порцию, жадно воззрился на него.
— Если хочешь добавки, — сказал король эльфов, — налей себе сам. Учись быть самостоятельным. И если ты справишься, то можешь есть столько, сколько захочешь.
— Хоть весь котёл? — недоверчиво спросил драконыш.
— Хоть весь котёл, — подтвердил Алистер.
Хёггель, шумно сопя носом от напряжения, взял черпак и почти удачно наполнил миску супом, немного только расплескал, огонь в очаге сердито на него зашипел.
— Какой прожорливый… — невольно удивился Алистер, когда драконыш накладывал себе уже пятую добавку. — Сложно будет его прокормить, как считаешь, Талиесин?
Талиесин его не слышал. Он сражался сам с собой. Суп в миске дымился, дразнил ноздри пряным ароматом. Но эльф никак не мог решиться зачерпнуть его ложкой и отправить в рот. Он так тяготился тем съеденным бутербродом с ветчиной, а теперь отец предлагал ему попробовать суп с бараниной. Он, король эльфов, предлагал ему попробовать кусок сваренного со специями трупа и уверял, что ничего кощунственного в этом нет! Эльфы, которые даже и комаров-то не прихлопывали, если те покушались на их кровь, некогда убивали оленей и приносили их в дар возлюбленным? Это был настоящий шок. Талиесин дрожащей рукой почерпнул из миски супа, сунул ложку в рот. Алистер наблюдал за ним с интересом. Талиесин звучно сглотнул, отложил ложку в сторону, а пото́м уронил голову на руки и заплакал.
Хёггель уставился на плачущего эльфа с недоумением:
— Чего это он? Обжёгся, что ли? Надо было подуть сначала. Вот так. — И он важно надул щёки и дунул в свою миску. Немного супа выплеснулось на стол, и драконыш, довольный, что Алистер не заметил, занятый утешением плачущего сына, высунул язык и с удовольствием слизнул жирную кляксу со стола.
Талиесин нескоро успокоился, но с каким-то тихим торжеством пообещал отцу, что никогда больше мяса в рот не возьмёт. «Похоже, слишком сильное потрясение для мальчика, — решил Алистер. — Нужно время, чтобы он с этим справился».
— Прости, Талиесин, — сказал он, потрепав сына по волосам. — Не стоило мне делать всё это в твоём присутствии. Знаешь, что? Иди-ка к Этельреду, помирись с ним, пригласи его погулять по лесу…
— Нет, отец, — серьёзно ответил Талиесин, вытирая глаза, — с Этельредом всё кончено. Я не смогу полюбить его снова. Я…
Он осёкся, густо покраснел и отвёл глаза. Хёггель, воспользовавшись этим, стащил миску с его супом и перелил её содержимое в свою. Алистер невольно улыбнулся, несильно щёлкнул драконыша по затылку пальцами, но обратился к сыну, а не к Хёггелю:
— Как знаешь, но не искушай судьбу. В другой раз, мне думается, Эмбервинг с тобой шутить не станет.
Талиесин смертельно побледнел:
— Ты знал?!
— Как будто я не знаю собственного сына! — усмехнулся Алистер. — Ты ещё так молод, Талиесин. Эта влюблённость скоро пройдёт.
Талиесин отвёл глаза. «И тысячи лет не хватит, чтобы забыть», — подумал он, сцепляя пальцы так, что они побелели.
Алистер тут же постарался отвлечь сына от мрачных мыслей:
— А впрочем, у нас и других забот полно. Нужно как следует заняться этим драконышем. И я хочу, чтобы ты, Талиесин, мне помог.
И они так занялись Хёггелем, что он буквально взвыл. Его стольким вещам приходилось учить! Он не умел ни читать, ни писать, а Драконью книгу знал наизусть, потому что дед часто читал её вслух. Вытравить из головы мальчишки вбитые туда дедом драконьи премудрости было непросто, но Алистер отёсывал драконыша, как мог, и Талиесин помогал, так что через несколько лет Хёггель стал вполне себе эльфийским драконом. Впрочем, чар с его рта Алистер не снимал, так что огнём он дышать по-прежнему не мог.
К исходу второго года Хёггель вдруг забеспокоился, заметался, ничего не объясняя. Алистер даже решил, что он прихворнул. Дракон выбил двери в королевскую сокровищницу, вырыл себе в золоте нору и забрался в неё, один только кончик хвоста торчал. Золото осыпалось, погребло его под собой, и из кучи скоро послышалось громкое сопение. Хёггель заснул.
