Когда король эльфов услышал, зачем явился в его мир Дракон, он не поверил своим ушам. Дракон собрался воскрешать какого-то человека и для этого хотел воспользоваться эльфийским волшебством, поскольку никакому другому это было не под силу. С людьми у драконов, король знал, была непрекращающаяся вражда. В древние времена, когда королевство эльфов ещё было в общем мире, а драконами земля полнилась, они иногда объединялись против людей, чтобы приструнить особо зарвавшиеся племена, которые мечтали разграбить их сокровищницы. А этот Дракон собрался воскресить какую-то жалкую мёртвую мартышку, именуемую человеком, и говорил, что ничего для этого не пожалеет.
Алистер моментально забыл о скуке. Ему стало интересно, что изо всего этого получится, и он тут же пообещал, что эльфийский цветок достанется Дракону, если… Талиесин страшно оскорбился, ведь сокровище было обещано ему. Ему и Этельреду. Они так долго этого ждали! Но обиду проглотить пришлось: Алистер взглянул на сына со значением, и Талиесину даже показалось, что отец и не думает отдавать Дракону цветок.
Король эльфов на самом деле отдавать цветок не собирался. Что это за бахвальство — «ничего не пожалею»? Из уст Дракона звучало совсем уж неправдоподобно. Из того, что Алистер знал о драконах, следовало, что была куча всего, чего драконы ни за что и ни при каких условиях не отдали бы. Сокровища, к примеру, которые драконы охраняли. Он подумал, что за открытие портала Дракон должен был заплатить неслыханную цену, и решил потребовать то же самое, чем бы оно ни было.
— Возьму с тебя столько же, сколько и та чародейка, — с усмешкой сказал король. — Если отдашь, то получишь эльфийский цветок.
Эмбервинг, кажется, удивился. «Что же он отдал?» — с любопытством гадал Алистер, глядя на него. В следующую секунду он пришёл в ужас, потому что Дракон обломил свой рог и положил обломок перед ним на стол. Он сделал это без колебаний или без сожалений, просто — кряк! и сломал. Второго рога у него уже не было, и Алистер запоздало осознал, что именно такую плату потребовала за проход чародейка.
— Ты умом тронулся, господин дракон? — воскликнул эльф, вскакивая и ожидая чего угодно. Например, что Дракон грохнется оземь бездыханным.
Но с Эмбервингом ничего не сделалось, он выслушал короля спокойно, усмехнулся слегка и возразил, что драконьи рога — это просто рога, а не вместилище колдовской силы, так что есть у него рога или нет — это ему совершенно безразлично, но раз они представляют какую-то ценность, то он с радостью отдаст оставшийся Алистеру, раз уж тот согласился ему помочь. Теперь уже Алистеру ничего не осталось, как отдать Дракону эльфийский цветок.
Когда они разговаривали, секундой промелькнул истинный облик Дракона. Это лишь подтвердило предположение короля о наложенных чарах, и он настолько был увлечён своим открытием, что перестал обращать внимание на Талиесина. Тот во время их беседы страшно злился, обиженный, что сокровище достанется не ему. Эту секундную перемену в облике Дракона он, как и Алистер, заметил. Правда, сначала подумал, что ему почудилось: мужчина, сидящий за столом рядом с Алистером, будто помолодел, став восхитительной красоты юношей. Талиесин невольно потёр глаза, видение истаяло. «Что это такое было?» — удивился эльф, немало растревоженный этим видением. Эльфы очень чувствительны как к волшебству, так и к красоте, и со всей уверенностью можно было сказать, что об увиденном Талиесин ещё нескоро забудет.
Алистер, ничего не заметив, приказал сыну отправиться вместе с Драконом в мир людей, чтобы принести обещанный Эмбервингом за открытие обратного портала венец. Талиесин почему-то испытал необыкновенный страх. Быть может, потому что Дракон только что говорил об оторванных головах, с которых, вне сомнения, и собирал венцы в сокровищницу. А ведь прежде ему так хотелось побывать во внешнем мире! Но приказ отца он нарушить не посмел и ушёл вместе с Драконом.
Алистер остался ждать его возвращения. Он опустился на траву, тут же свившую ему ложе из самых мягких стеблей, и разглядывал рог Дракона. Пожалуй, Эмбервинг преуменьшил значение рогов для драконов. Алистер безошибочно чувствовал, что этот обломок так насыщен волшебством, что даже на него, тысячелетнего короля, оказывает влияние. Его не хотелось выпускать из рук, и король эльфов был настолько им зачарован, что даже не заметил, в каком состоянии вернулся из мира людей Талиесин. Сын пихнул ему в руки алмазный венец и почти сбежал, не дожидаясь расспросов. Алистер удивлённо посмотрел ему вслед. Конечно же, он знал, что Талиесин подглядывает через порталы во внешний мир, и теперь ждал, что эльф непременно начнёт делиться впечатлениями. Кажется, Талиесин был чем-то смущён. Но Алистер взглянул на алмазный венец и опять позабыл о сыне. А вспомнил, только когда решил послать его к Дракону, чтобы узнать, удалось ли эльфийское волшебство. Алистер был любопытен.
Талиесин вернулся от Дракона в полном смятении. На расспросы отца он пробормотал, что всё получилось, Дракон своего человека воскресил, так что оба они в добром здравии. Но лицо его так пылало, что Алистер понял: что-то с его сыном случилось, — и стал за ним потихоньку приглядывать. Талиесин был сам не свой и, кажется, совершенно охладел к Этельреду. И он часто куда-то пропадал. Король эльфов поначалу думал, что пропадает его сын вместе с Этельредом в лесах, но когда он спросил об этом у самого Этельреда, то по его смятенному виду понял, что тот ничего не знает об отлучках возлюбленного. «Так куда же пропадает Талиесин?» — растерялся Алистер и стал приглядывать за сыном уже в оба глаза.
Талиесин, он обнаружил, вставал засветло и долго бродил по эльфийским лугам, собирая цветы в букет с мечтательным видом, а пото́м открывал портал и на несколько минут скрывался в нём. Возвращался он уже без букета, но всё с тем же мечтательным видом, и Алистер безошибочно понял: его сын влюблён и таскает эльфийские цветы кому-то во внешний мир. Тогда понятно, почему он и смотреть на Этельреда не хочет: эльфы были устроены так, что любили кого-то всецело и полностью, для кого-то ещё в их сердце места не оставалось, а если уж охладевали, то безвозвратно. «Ах, молодость!» — ностальгически подумал Алистер, а пото́м встревожился: а уж не в Эмбервинга ли влюбился Талиесин?
Сопоставив кое-какие факты, король уверился, что это на самом деле так: переменился ведь Талиесин именно после очередного визита в логово Дракона. Но что могло его привлечь в Драконе? Алистер призадумался, а пото́м вспомнил, как эльфийские девы сбегали во внешний мир, устав от вечно юных супругов и возлюбленных, и становились жёнами настоящих чудовищ с волосатыми руками и бородатыми лицами. Вероятно, именно зрелость Дракона и привлекла Талиесина. Король эльфов нахмурился, попытался представить, как Эмбервинг принимает букетик от эльфа, и тут же помотал головой. Нет, вряд ли, это точно не Дракон. Но тогда кто? Алистер прикусил кончик своего красивого пальца и обвёл глазами вечнозелёные эльфийские луга. Ведь не мог же это быть тот человек, которого воскресил Дракон? Король эльфов совершенно встревожился. Это могло привести не только к неприятностям, но и к страшным последствиям: драконы в гневе страшны, а если он… Тут король удивлённо приподнял брови: а почему Эмбервинг-то это терпит? Сомнительно, чтобы с его способностями он не знал об ухаживаниях Талиесина. Странно это всё.
Расспрашивать Талиесина Алистер не стал, но тайком, пока сын спал, дотронулся ладонью до его горящего лба, чтобы прочесть воспоминания. Они были сумбурны, флёр романтической грусти, признак тайной любви, струился в них, скрывая от взгляда короля детали, но один образ Алистеру всё же уловить удалось: юноша с яркими сапфировыми глазами. Сомнений не осталось: Талиесин был влюблён в человека.
— Голденхарт… — томно пробормотал эльф во сне.
Алистер отвёл руку и покачал головой. Нет, ничего хорошего из этого не выйдет! Пока Талиесин тайно вздыхает по этому юноше, а если всё откроется… Но всё же, почему Дракон этому попустительствует?
