— Тогда будешь сидеть в темнице, покуда не согласишься, — изрёк король-отец и крикнул: — Эй, стража!

Двое рыцарей шевельнулись, надвинулись, покачиваясь, и стали теснить Голденхарта к дверям.

— Отец, послушай… — Голденхарт попытался ещё раз достучаться до отца, но тщетно. Рыцари осторожно подхватили принца под руки и вывели из тронного зала.

Чёрная принцесса меланхолично улыбалась им вслед.

В темнице было не так уж и плохо. Она предназначалась для особ королевского звания: в детстве Голденхарт частенько попадал сюда за шалости, но тогда нисколько не считал это наказанием. В подземелье было гораздо интереснее, чем в замке. Он загодя припрятал в темнице любимые книжки, зная, что непременно попадёт в неё снова, и взахлёб читал легенды о принцессах и драконах, о русалках и прочей нечисти, о приключениях в волшебных мирах… в общем, проводил время с пользой и удовольствием и неохотно возвращался в свои покои, когда срок наказания заканчивался (в «карцер» запирали дня на два или на три).

Попав в темницу сейчас, Голденхарт первым делом проверил щель в стене замка, куда раньше прятал книги. Одна из них до сих пор была там, он вытащил её, сел на каменный выступ, служивший ложем для узников, и с ностальгической улыбкой перевернул несколько страниц.

— Как же давно это было… — пробормотал он, тут же выронил книгу и, согнувшись в три погибели, ухватился рукой за сердце.

Дракон гневался, и его гнев был настолько велик, что менестрель ощущал это физически. Но, к несчастью, Голденхарт не мог выбраться из темницы, потому что решётка была крепкая, да если бы и выбрался, то всё равно ничего не смог бы изменить: придворного чародея не заставишь перенести себя обратно в Серую Башню, с Драконом разминулся бы, даже если бы и удалось…

— Голденхарт? — осторожно позвал кто-то.

Менестрель поднял глаза. По ту сторону решётки стоял какой-то мужчина, судя по одежде — стражник, но не из королевской гвардии, а, вероятно, из тюремщиков.

— И вправду, Голденхарт! — обрадовался мужчина. — Не узнаёшь меня?

— Простите, нет, — осторожно отозвался юноша, поднимаясь и подходя к решётке. — Я давно не был в Тридевятом королевстве и всех перезабыл уже.

— Это же я, Рэдвальд, — нетерпеливо сказал мужчина. — Ну, вспомнил?

Менестрель широко раскрыл глаза:

— Рэдвальд?

В памяти выплыл образ мальчишки-пажа, непременного соучастника всех шалостей юного принца, только Голденхарт отделывался темницей, а пажа непременно пороли для острастки. И то и другое, впрочем, мало помогало.

— Рэдвальд, — оживился Голденхарт, — вот же, приятель, как встретились… Значит, из пажей в стражники?

Рэдвальд с неудовольствием тряхнул амуницией:

— Что поделать! Но уж лучше с крысами в подземелье, чем с этим ведьмачьим отродьем в замке!

— О чём это ты? — насторожился Голденхарт.

— Да невеста твоя, Хельга! — с ненавистью сказал Рэдвальд и презрительно сплюнул в угол. — Охмурила всех в замке, они на неё не надышатся. Король, отец твой, тоже… А неужто никто не видит её породы?

— А ты видишь, получается? — поинтересовался менестрель.

— Да тут и слепой увидел бы! Натащила в замок всякую пакость: Вигласта этого, чернокнижника, придворным чародеем сделала, когда наш загнулся. А по мне так она нашего и уходила! — кипятясь, рассказывал Рэдвальд. — А чёрные рыцари? Королевская гвардия — одно название, они только принцессу и слушаются. А под латами — ничего нет, пустое место! Сам видел: наткнулся рыцарь на стену, шлем свалился, а головы-то и нет!

— Хм, — недоверчиво произнёс менестрель.

— Да и это побоку, главное-то проглядели! — понижая голос, сказал Рэдвальд. — Какая была, такой и осталась, а ведь десять с лишним лет минуло с тех пор, как ты с венчания сбежал, Голденхарт. Как есть ведьмачья порода! Женят тебя на ней, Голденхарт, и придёт конец всему Тридевятому королевству!

— Не женят, — хмуро возразил Голденхарт. — Взгляни на меня повнимательней. Я, может, и сам теперь… Вот только до Тридевятого королевства мне никакого дела нет, хоть в тартарары пусть провалится. Скажи лучше: ключ от темницы достать сможешь?

— Куда там, — покачал головой Рэдвальд, — рыцари его Хельге отнесли. Нипочём не достать.

— Хм, что ж… Тогда, как начнётся, ты, Рэдвальд, спрячься поглубже в подземелье, — посоветовал менестрель.

— Что начнётся? — не понял тот.

— Дракон уже близко… — пробормотал юноша себе под нос, трогая грудь.

Тут на лестнице послышались шаги, и в темницу спустилась принцесса Хельга. Она несла поднос с золотым кубком. На Рэдвальда она глянула вполглаза, тот весь скукожился, поклонился и поспешил уйти.

Голденхарт сощурил глаза и взглянул на принцессу внимательнее, чем в их первую встречу. Нечеловеческую природу она умело прятала, надо признать: так с первого взгляда и не поймёшь, что ведьма. Но что-то тёмное и скверное словно бы окутывало всё её существо. Глазами не увидишь, а эльфийский камень почувствовал.

— Принц Голденхарт, — сладким голосом сказала Хельга, приседая в реверансе, — хоть и при столь печальных обстоятельствах, но я всё же рада тебя приветствовать.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, — угрюмо возразил менестрель. — Я не женюсь на тебе, даже если мне голову снять пригрозят.

— Как знать, может, и передумаешь, — ещё слаще возразила принцесса. — Но я на тебя не в обиде. Король-отец меня ласково принял, я ему вместо дочери…

— Дочери ли? — уточнил Голденхарт.

Улыбка Хельги стала прямо-таки приторной. Она подвинула к решётке поднос:

— Выпей. С дороги горло, должно быть, пересохло. Магические путешествия много сил отнимают. Удивляюсь, как ты ещё на ногах держишься!

Менестрель сообразил, что от чужих чар ему ничего не сделалось — ровным счётом ничего! — но решил притвориться, что устал, и взял с подноса кубок. Он поднёс питьё к губам и тут заметил, что стоящий на лестнице Рэдвальд отчаянно мотает головой: не пей, мол! Голденхарт всё-таки выпил, краем глаза поглядывая на принцессу. У той на лице секундной вспышкой промелькнуло дикое торжество, исказившее её хорошенькие черты.

— Ну, — сказала принцесса, — а теперь, принц Голденхарт, мы пойдём к твоему отцу и скажем, что ты на мне охотно женишься.

— С какой стати? — удивился менестрель, возвращая ей кубок. — Или ты меня в первый раз плохо расслышала? Так я повторю: жениться на тебе или оставаться в Тридевятом королевстве я не намерен. Скоро прилетит Эмбер…

Принцессу Хельгу затрясло. Она перестала притворяться, злоба проступила через каждую чёрточку на её лице, превращая его в физиономию отвратительной мегеры. Принцесса трахнула кубок об пол и буквально завопила:

— Почему не подействовало приворотное зелье?!

— Ах, вон оно что… — протянул менестрель и невольно дотронулся до груди. Кажется, эльфийское волшебство не давало никакому другому причинить ему вред.

— Ничего, сварю зелье покрепче, — прошипела принцесса.

— Послушай-ка меня, принцесса Хельга, — сказал Голденхарт, — ты это брось. Зелья твои на меня не подействуют. Колдовство тоже.

— Это мы ещё посмотрим, — злобно сказала Хельга, маршируя к лестнице (Рэдвальд благоразумно убрался, прежде чем она его заметила). — Не позже, чем к концу недели, обвенчаемся!

Голденхарт проводил её спокойным взглядом, сел на ложе и крепко прижал руку к груди. За время этого происшествия, кажется, Дракон стал ближе ещё на десять миль.

Принцесса Хельга вернулась в тронный зал. Вилгаст суетливо раскланялся, завертелся перед ней волчком. Она отвесила ему тяжёлую оплеуху:

— Не подействовало твоё зелье, олух! Так и знала, что придётся самой руки марать.

— Но ведь это было такое хорошее зелье? — изумился Вилгаст.

— Должно быть, на принца наложены какие-то защитные чары, — с неудовольствием предположила Хельга. — Сначала придётся с ними разделаться, а пото́м уже привораживать.

В этот момент с площадки, на которой король выступал перед подданными во время торжеств, послышался голос короля-отца. Он звал Хельгу. Принцесса досадливо сморщила лицо, тут же натянула на него сладкую маску и пошла на зов, хорошенько пнув Вилгаста на прощанье. Чернокнижник потащился следом, скрипя по камням концом своего посоха.