Выволочку вернувшемуся Лучесвету они устраивать не стали. Эмбервинг сказал только:

— Думай, прежде чем глупости делать. В другой раз может и не обойтись.

Лучесвет густо покраснел и торжественно пообещал, что на волшебные артефакты теперь и не взглянет, хоть они у него под ногами валяйся.

— Ну-ну, — только и сказал Дракон.

Лучесвет отправился домой, и уж там-то взбучку ему устроили знатную! Чтобы не тревожить людей почём зря, трактирщице сказали, что Лучесвет сбежал с драконом на поиски приключений. Всё лучше, чем рассказывать о неизвестном недуге, причиной которого стал волшебный артефакт непонятного происхождения!

Трактирщица хорошенько отвозила вернувшегося сына мокрым полотенцем по спине — обычное наказание провинившихся детей, которых любят слишком крепко, чтобы использовать розги. Муж трактирщицы хотел отвесить пасынку подзатыльник, но не решился, ограничился только тем, что запретил Лучесвету покидать подворье и отрядил его помогать матери по хозяйству: чистить в конюшне, колоть дрова, носить воду из колодца и всё в том же духе. Лучесвет к физической работе был непривычен, давались эти поручения ему нелегко, особенно рубка дров. Был бы у него лук, он бы эти полена, как орехи, перещёлкал, но лук остался в Волчеборе, и юноша тяжело вздыхал, волоча по двору неподъёмный топор.

Несколько дней назад Лучесвет вдруг всё бросил и заперся в своей комнате. Выходить он отказывался, от еды тоже, а потом и вовсе перестал отзываться, только мычал что-то нечленораздельное, будто у него зубы все разом заболели. Ни уговоры, ни угрозы не помогали: дверь он родителям так и не отпер. Перепуганная трактирщица бросилась в башню за подмогой. Муж трактирщицы продолжал ворчать: «Задурили мальчишке голову! Выпороть разок — и никаких драконов звать не пришлось бы». Может, он был и прав.

Эмбервинг, выслушав трактирщицу, высоко выгнул бровь. Не похоже на Лучесвета, что за капризы?

— Да это протест самый настоящий, — уверенно заявил Рэдвальд. — Заставлять принца дрова рубить? Скажи, Голденхарт!

— Ну, положим, ничего такого в этом нет, — возразил Голденхарт с чувством собственного достоинства. — Принц или не принц…

— Скажи ещё, что дрова рубить умеешь, — фыркнул Рэдвальд.

Менестрель посмотрел на собственные руки, исключительно ухоженные, несмотря на каждодневные хлопоты по хозяйству.

— Не пробовал, — честно сказал он, — но если бы пришлось…

— Даже не думай, — предупредил Эмбервинг. — Но Голденхарт прав: ничего такого в работе нет, да и Лучесвет не из тех, кто стал бы отлынивать из-за пустого каприза.

Они всем скопом пошли в дом трактирщицы, которая не переставала причитать. Муж трактирщицы встретил их не слишком приветливо, особенно Голденхарта. Люди ревнивы и тем ревнивей, чем меньше для того поводов.

Эмбервинг стукнул в запертую дверь, окликнул Лучесвета. В комнате что-то завозилось, но никто не отозвался. За дело взялся Голденхарт — с тем же успехом, но Лучесвет хотя бы ответил еле слышно:

— Оставьте меня в покое! Никого не хочу видеть.

— Открой окно, — взмолилась трактирщица, — я тебе поесть принесу.

— И есть не хочу.

— Четвертый день уже не ест ничего! — опять принялась причитать трактирщица.

— Что за шум? — раздалось позади них громогласным голосом.

Появился Нидхёгг. Он втиснулся в дом, сгорбился, чтобы не вынести макушкой потолок, и испытующе оглядел всю компанию. А они, увидев его, едва ли не в голос ахнули. О том, что он за эти месяцы преобразился, они ведь не знали.

— Что это с тобой такое приключилось? — спросил Эмбер, на секунду забывая, зачем они все тут собрались.

— Вымылся, — мрачновато ответил Нидхёгг, полагая, что удивились они его отменно приглаженным волосам. — Ну и что тут происходит? Где Лучесвет?

Трактирщица начала было голосить, но Огден по-хозяйски прервал её:

— Молчи, женщина, когда драконы разговаривают!

После этого она уже рта раскрывать не осмелилась. А вот муж трактирщицы на дракона напустился: зачем, мол, уволок мальчишку неведомо куда и задурил ему голову?

— И не с тобой разговариваю, — с некоторым удивлением возразил ему Нидхёгг, взял его за шиворот и аккуратненько выкинул в окошко. Рядом был стог сена, так что муж трактирщицы не пострадал, отделался только лёгким испугом и начал браниться ещё сильнее: из собственного дома вышвырнули!

— Ты полегче, — сказал Эмбервинг. — Они просто волнуются за Лучесвета.

— А зачем за него волноваться? — не понял Огден. — Что с Лучесветом?

— Насколько я чую, — заметил Дракон, — ничего. Но он заперся и который день из комнаты не выходит.

— И не ест, — вставила всё-таки трактирщица. Вопрос питания людей всегда заботил больше прочего.

— Пф, — сказал Нидхёгг и, грохнув по двери кулаком, велел: — Открой, Лучесвет, дракон пришёл!

В комнате опять что-то завозилось, но дверь так и осталась запертой. Эмбервинг пожал плечами: мол, говорил же, что никому не отпирает. Огден выпустил пар из ноздрей, вены на его висках проступили, покрылись чешуйками.

— Я предупредил, — с угрозой в голосе сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, а потом взял и тихонечко, не прилагая почти никаких усилий, вырвал дверь вместе с косяками и притолокой и поставил в сторонку. По стенам пошли трещины, с потолка посыпалась штукатурка.

— Да что ж ты делаешь! — воскликнул Эмбервинг, не зная, то ли ему смеяться, то ли начать сердиться на медвежью силу дракона. — Ты же им дом развалишь!

— Я просто дверь открыл, — возразил Нидхёгг. — А дом новый построят, этот и так неважный был.

Брань из-за окна стала уж совсем забористой: муж трактирщицы только выбрался из стога и — увидел, что по стенам ползут трещины, а крыша просела. Огден деловито закрыл окно.

— Ладно, шутки в сторону, — уже серьёзно сказал Эмбервинг. — Где Лучесвет?

Они заглянули в комнату. Лучесвет сидел на кровати, накрывшись с головой одеялом и отвернувшись к стене.

— Вылезай оттуда, — велел Нидхёгг.

Вместо этого юноша полез под одеяло ещё глубже. Эмбервинг сузил глаза: в ту долю секунды, на которую рука Лучесвета показалась из-под одеяла, натягивая его на лицо, он успел заметить, как блеснуло что-то на запястье юноши, и ему не составило труда догадаться, что это было. Его это нисколько не обрадовало, встревожило порядком.

— Огден, — сказал Дракон тут же, — а бери-ка ты Лучесвета в охапку прямо с одеялом и тащи ко мне в башню, там разберёмся.

Нидхёгга дважды просить не нужно было.

— Что такое, Эмбер? — забеспокоился Голденхарт, который перемену в настроении Дракона сразу подметил.

— Пока ещё не знаю, — ответил Эмбервинг, — но всё это мне уже заранее не нравится. Огден, вытряхни его из одеяла. А ты, Голденхарт, открой окно. Надо бы хорошенько на него взглянуть.

В комнате, которую Дракон выделил для Лучесвета, когда тот у них оставался, окно было, но поскольку юноша давно в башне не был, то Эмбер закрыл ставни наглухо, чтобы не напылило с улицы. Рэдвальд и Голденхарт вышли из башни, приставили лестницу и сняли со ставней перекладину, причём лестницу держал менестрель, а открывать полез бывший паж, потому что Голденхарт объявил, что перекладина для него слишком тяжелая, он её снять просто-напросто не сможет. Даже Рэдвальд справился не без труда. Вернулись они в комнату как раз тогда, когда Нидхёгг начал вытряхивать из одеяла отчаянно сопротивляющегося Лучесвета. Но с драконом сладить было не так-то просто, юноша вывалился из одеяла на кровать и попытался отвернуться от всех, закрыться руками. На его коже местами были проплешины, сияющие хрустальной чешуей: на запястье, на шее, на лбу…

— Ну и ну, — протянул Голденхарт, задумчиво прикусывая кончик пальца.

— Проклятие хрустального полоза! — проскрипел Рэдвальд, бледнея.

— Очень сомневаюсь… — пробормотал Дракон.

Нидхёгг не понимал, почему они все так растерялись.

— Подумаешь, чешуя вылезла! — фыркнул он. — У драконов такое сплошь и рядом случается.