Нидхёгг был ещё наивнее его: зарыться с кем-то в золото он полагал самым сокровенным действом на свете. К тому же он подглядел как-то, что людишки зарывались в сено, значит, драконы непременно должны зарываться в золото! Чем нужно заниматься, зарывшись в сено (или в золото), дракон себе представлял плохо. Он зарывался, чтобы набраться сил или просто выспаться, и полагал, что людишки тоже именно за этим в сено и лезли. Было у него искушение подойти и разрыть стог, как разрывают муравьиную кучу, чтобы посмотреть, верны ли его предположения, но он всё-таки не стал: сам не любил, когда его будили, и других будить не хотел.
Сейчас Нидхёгг был страшно собой доволен, что всё сделал, как надо.
Нет, не то, что произошло в драконьем логове, вызывало у Лучесвета столь сильное смущение. И в башню он действительно вернулся, чтобы перечесть книги ещё раз, полагая, что мог что-то пропустить, находясь в смятенном состоянии духа. Причиной его смущения был сам Голденхарт. Лучесвет, поразмыслив, решил, что Дракон с менестрелем должны непременно лучше них с Нидхёггом знать, как и что, поскольку у них даже Сапфир есть, а уж появление Сапфир кое-что да значит! Сама Сапфир тоже подлила масла в огонь, по секрету сообщив, что Эмбер с Солнышком обещали ей дракончика, если она будет себя хорошо вести. Следовало предположить, что они сейчас страшно заняты именно выполнением обещания, и Лучесвет как-то ночью тихонько прокрался на чердак и прильнул глазом к замочной скважине. Комната, конечно, была наполнена сиянием, но кое-что он всё-таки разглядел, и это кое-что, подтверждавшее его смутные догадки и совершенно его ошеломившее, и было причиной, почему Лучесвет старался не смотреть Голденхарту в глаза и вообще смущался. О таком не расспрашивают и не рассказывают! А учитывая наивность Нидхёгга и стеснительность Лучесвета — оба большие дети! — было ясно, что ничего подобного между ними не произойдёт ещё невесть сколько времени, если, конечно, дракон сам как-нибудь не догадается и не возьмётся за штурм. Лучесвет ни за что бы ему об этом не рассказал!
Так что Лучесвет страшно покраснел как раз потому, что всё это разом вспомнилось, и повторил:
— Совсем-совсем ничего.
========== 57. Король Волчебора. Нидхёгг снимает драконью жатву ==========
— Отличный денёк, — сказал Огден, щуря свои белые глаза на солнце, карабкающееся по склону горы. — Разделаюсь только с приношениями и полетим на охоту. Ты что предпочитаешь: медведя, сохатого или всё-таки медведя?
Лучесвет, положа руку на сердце, предпочёл бы ещё поспать. Дракон встал засветло, полный сил, как всегда — юноша вообще не видел, чтобы тот хандрил или жаловался на скверное настроение или самочувствие. Сам Лучесвет завернулся в волчью накидку, которую для него сшил Нидхёгг, и вытащился следом, с трудом продирая глаза. Дракон сказал, конечно, что юноша может ещё поспать, если хочет, но Лучесвет ни за что бы не пропустил принятие приношений. Он ещё ни разу не видел, как это происходит в Волчеборе, но предполагал, что зрелище будет стоить пары часов недосыпа.
— Пожалуй, можно поохотиться на секача, — сказал Лучесвет, поскольку дракон всё ещё ждал ответа. — Хочу опробовать новую тетиву.
— Можно и секача, — тут же согласился Огден. — Дикие кабаны жирные.
Он никогда не упускал случая «откормить» Лучесвета. Тот, впрочем, всё никак не отъедался.
Утреннюю тишину прорезал скрип тележных колёс, и к логову дракона подъехала большая телега, запряжённая двумя тягловыми лошадьми. Из сопровождения, помимо возницы, было несколько волчеборцев разного калибра. Вероятно, из тех, кто хотел поглядеть на дракона поближе. Остановились они в некотором отдалении от логова, телега подъехала почти к шесту с черепом пещерного медведя, который на сквозняке клацал зубами, как собака-блохоловка.
— Прими приношение, господин дракон, — сказал возница и ретировался к остальным.
Пожалуй, Нидхёгга они всё-таки побаивались. Огден на это ровным счётом никакого внимания не обращал. Он похрустел шейными позвонками — для порядку — и стал разгружать телегу, таская мешок за мешком в пещеру. Лучесвет каждый мешок щупал, пытаясь угадать, что в нём. Зерно, овощи… Всё это должно было значительно разнообразить рацион дракона, но юноша не припомнил, чтобы тот когда-нибудь ел картофель или морковь. В похлёбке всегда было исключительно мясо и коренья с травами.
— Слушай, Огден, — озадачился Лучесвет, — а ты ведь ничего из этого не ешь?
— Конечно, не ем, — подтвердил Нидхёгг. — Драконы не едят такую чепуху.
— А что же тогда стаёт с приношениями? — удивился юноша. — Выкидывать — это же расточительство натуральное!
— Кто говорит, что я выкидываю? — возразил дракон. — Считай, они мне запасы на хранение сдают, а как неурожай или ещё какая оказия, всякое ведь бывает, так приходят и берут, сколько надо. Ну и живность в лесах тоже раскармливать надо. Думаешь, почему в Волчеборе кабаны такие жирные?
— О, — только и сказал Лучесвет.
Нидхёгг зарокотал смехом, довольный, что удалось впечатлить приятеля, и подхватил с телеги ещё один мешок.
— О, — опять сказал Лучесвет и широко раскрыл глаза.
В телеге среди мешков лежала девушка и отчаянно притворялась тюком или бревном: руки — по швам, ноги — вместе. Шея её была увита в три ряда крупными деревянными бусами, выкрашенными в красный цвет.
— А это ещё что такое? — поразился Лучесвет.
— Арргх, — с досадливым вздохом сказал Нидхёгг. — А это, Лучесвет, людишки Волчебора опять пытаются принести мне человеческую жертву.
— По-моему, — задумчиво возразил юноша, оглядев наряд девушки, — они её тебе не в жертву отдают, а в жёны. Наряд определённо свадебный.
— Да какая разница, один арргх. — И с этими словами Нидхёгг взял девушку за шиворот и отнёс к поджидавшим в сторонке волчеборцам. Те явно огорчились.
Огден вернулся к телеге. Лучесвет задумчиво пощипывал мешки, которые дракон вытаскивал, и пришёл к выводу, что не слишком-то ему это нравится — то, что дракону пытаются всучить невесту.
— Ай! — отчётливо сказал мешок, который он щипнул.
Юноша вздрогнул и даже попятился. Нидхёгг опять с досадой вздохнул и, перевернув мешок, вытряхнул из него ещё одну девушку. Та шлёпнулась на землю, айкнула и потёрла ушибленное, а может, ущипнутое, место. Эта была совсем девчонка, на пару лет всего старше Сапфир. Её постигла та же участь, что и девушку-тюк: Нидхёгг поднял её с земли за шиворот и оттащил волчеборцам. Те огорчились ещё больше.
— Арргх, — сказал Огден, вернувшись к телеге, — вот всегда так. За эти годы не меньше сотни перетаскали. И откуда они их только берут! Ты что, Лучесвет?
Лучесвет только мотнул головой. Он и сам не знал, что с ним такое, но настроение у него начало стремительно портиться.
Нидхёгг между тем взял телегу за край и приподнял, сосредоточенно заглядывая под колёса.
— Ты что делаешь? — изумился Лучесвет.
— Один раз прицепилась и всю дорогу проехала под телегой, — сказал Огден и поставил телегу обратно на землю. — Потом пришлось по логову вылавливать. Никогда не знаешь, что людишки ещё придумают!
Юноша уставился на телегу круглыми глазами:
— Всю дорогу под телегой? Девушка?
Он знал, как это трудно: пробовал, когда был мальчишкой.
— Ага, — кивнул Огден с долей уважения, — силища у неё немереная была. Так вцепилась в скалу, что оторвать не мог. Пришлось унести в Волчебор вместе со скалой.
Глаза у Лучесвета округлились ещё сильнее.
— Так что бдительность никогда нельзя терять, — заключил Нидхёгг и тихонько шлёпнул лошадей по крупу, чтобы те отправлялись восвояси.
Волчеборцы погрузились в телегу и поскрипели обратно в Волчебор, обсуждая очередной провал кампании по охомутанию дракона и то, что кажется, оный сдружился с невесть откуда взявшимся оборотнем: Лучесвет ведь был укутан в накидку из волчьей шкуры, не приглядываться — так и не отличишь.
