Русалки развеселились, захохотали, смех их расплескался в сгущающейся темноте, как ручьи в половодье. Они вскочили и начали плясать, а потом — прыгать через костёр. Утянули за собой и Рэдвальда. Танцевать он умел, даже в бытность свою пажом ему равных не было, а вот прыгнуть через костёр долго не решался: огонь был яркий, высокий, подпалить шкуру как-то совсем не хотелось, — но русалки его всё-таки прельстили, стянули с него плащ, чтобы не тяжелил, и он прыгнул. Ну, ничего, обошлось, но Рэдвальд поклялся, что второй раз ни за какие коврижки прыгать не станет. Русалки развеселились ещё больше.

Рэдвальд отхлебнул вина из бурдюка и принялся рассказывать им о Тридевятом королевстве и о проделках, какими они с принцем промышляли. Лисса заметила в его голосе грустинку и спросила:

— Ты, верно, очень любишь этого человека?

— Лучший мой друг, — уныло ответил ведьмолов, — а теперь и не знаю, свидимся ли. Видишь ли, принц Голденхарт…

Стоило ему произнести это имя, Нея, до этого момента безучастно покачивающаяся на ветвях ивы (в веселье участия она не принимала), вдруг издала такой вопль, что с деревьев посыпалась листва, а с сосен ещё и шишки, и Рэдвальду показалось, что барабанные перепонки у него лопаются. Лисса поспешно накрыла его уши ладонями и тем спасла от беды: он бы оглох! Кажется, имя это русалке было знакомо. А Рэдвальд вдруг вспомнил, где мог видеть Нею.

Это было за несколько недель до дерзостного побега Голденхарта из замка. Паж поджидал приятеля у чёрного хода, где они сговорились встретиться, чтобы устроить набег на замковую кухню (где, помнится, поджидали две хорошенькие кухарочки), но принц отчего-то не являлся. Рэдвальд прождал порядочно, отправился на поиски приятеля и нашёл его в покоях принца, мрачного, как медведь-шатун в канун нового года! Принц уныло взирал на какой-то портрет и яростно чесал висок. Этот жест пажу был хорошо знаком. Обычно, когда он вцеплялся пальцами в волосы на виске, это означало, что случилось что-то плохое: заперли в замке, отчитали за своевольство, велели выучить родословную от А до Я… Принц, Рэдвальд знал, был вызван к отцу в тот день, и, видимо, визит этот ничего хорошего ему не принёс.

— Что? — спросил паж озабоченно. — Выругал?

— Хуже, — ответил Голденхарт и подал приятелю портрет. — Моя невеста. Принцесса. Уже, наверное, катит из своего королевства на свадьбу с прекрасным принцем!

Рэдвальд вытаращился на портрет. Девушка была, мягко говоря, простенькая, точно не пара Голденхарту, да к тому же рыжая и востроносая.

— И что будешь делать? — испуганно спросил Рэдвальд.

Голденхарт ухмыльнулся:

— А ты как думаешь?

Да, у Неи, трагической русалки, было лицо той принцессы со свадебного портрета, что некогда показывал пажу принц Голденхарт! Оно, конечно, было несколько преображено русалочьими чертами, но Рэдвальд нисколько не сомневался, что это она и есть — невеста принца Голденхарта!

— Я, кажется, знаю, кто она, — возбуждённо воскликнул он, когда вопль смолк. — Принцесса. Она должна была выйти замуж за принца Голденхарта! Не знаю, что уж там вышло, только вместо неё на свадьбу явилась подменная принцесса — ведьма! Как же звали эту принцессу? Вертится на языке, а вспомнить не могу.

— И не надо, — выслушав его, сказала Лисса. — Она Нея. Вспомнит сама или останется Неей навсегда — это ей решать. Должно быть, случилось что-то страшное. Ты ведь помнишь, как становятся русалками?

Рэдвальд призадумался. Он поначалу думал, что принцессу утопила ведьма, но, припомнив то, что рассказывала ему Лисса, понял, что ошибался: чтобы стать русалкой, нужно кинуться в воду по доброй воле и от несчастной любви. Он только покачал головой и посмотрел на Нею, которую успокаивали другие русалки. Она снова была безучастна ко всему.

— А что стало с твоим другом, с этим принцем? — спросила Лисса.

— Я видел его ещё раз… десять лет спустя… но он был уже не тем, кем я знал его прежде, — ответил Рэдвальд со вздохом. — Если бы мне его отыскать!

— Ты знаешь, где его искать?

— Знаю только название королевства: Серая Башня — и то, что оно где-то на востоке. Теперь, — усмехнулся он, — когда мэтр сбежал…

— Поджав хвост, — уточнила владычица.

— Ага, поджав хвост, — кивнул Рэдвальд. — Думаю, теперь я заберу на восток и однажды отыщу то королевство. Или найду колдуна, который сможет меня туда переправить.

— Отыщешь, — кивнула русалка, — не печалься. Если искать, непременно отыщется. Что угодно или кто угодно.

Рэдвальд, заметив, что прочие русалки тоже прислушиваются к их разговору и печалятся, тряхнул кудрями и хлопнул себя по коленям ладонями:

— Долой хандру! Так прекрасные девы совсем заскучают. Вспомнилась мне одна песня, её сочинил принц Тридевятого королевства. Эх, послушать бы вам, как он поёт! Соловей тихо рыдал бы в сторонке, если бы ему довелось послушать пение принца… Голденхарта, — добавил он шёпотом, чтобы не расслышала Нея.

Русалки засмеялись и захлопали в ладоши, а когда он допел — накинулись на него и начали его щекотать, ласкаться к нему и шелестеть какие-то русалочьи напевы.

Костёр рассыпался искрами и погас.

Забрезжила заря. Рэдвальд с трудом поднял голову от измятой травы, удивляясь, как они, эти ненасытные распутные русалки, не залюбили его ненароком. Одежда насквозь промокла от утренней росы, в сапоги набились ночные букашки, прячась от солнца. Он встал, оделся, вытряхнул из сапог незваных гостей и поискал глазами плащ и рюкзак, которые должны были отыскаться где-то поблизости. Те нашлись у ивы, лежали, аккуратно свёрнутые, на нижней ветке, где вчера сидела Нея. Самих русалок и след простыл, и ведьмолов подумал, что солнечный свет для них опасен, вот и попрятались: кто в пруду, кто в лесной чаще. Пожалуй, ему даже было немного жаль, что они с ним не попрощались или он с ними. «Готов поклясться, даже Голденхарт такими похождениями похвастаться не сможет! — весело подумал Рэдвальд. — Русалок-то он наверняка не видел!»

Плакучая ива зашелестела, он обернулся и увидел Лиссу. Сейчас, при свете солнца, её нечеловеческая природа проступила особенно остро, и он понял, отчего русалки не показываются днём. Она и теперь была красива, но выглядела совсем как покойница. Покажись такая — кто угодно бы испугался! Даже Рэдвальда холодок пронял.

— Госпожа владычица, — вежливо сказал он, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы голос не дрожал.

— Вышла проститься с тобой и поблагодарить тебя, человек Рэдвальд, — сказала русалка, протягивая ему что-то на вытянутых руках. — Возьми плату за лунную ночь.

Согласно трактату Херзингера брать что-то у русалок категорически запрещалось, потому что это был лишь предлог, чтобы схватить человека и утащить под воду. Но поскольку репутация у Херзингера была подмоченная, а трактаты в большинстве своём вещали правописную чушь, не говоря уже о том, что мэтр бессовестным образом бросил его на произвол судьбы, то Рэдвальд подошёл к владычице и принял её дар. Это было что-то, завёрнутое в тряпицу, что-то плоское и не слишком приятно пахнущее. Рэдвальд развернул и увидел, что в тряпице лежит пластик мяса, покрытого с одной стороны хрустальной чешуей.

— Мясо русалки? — осенило ведьмолова.

— Разумеется, нет, — возразила Лисса. — Это мясо хрустального полоза. Говорят, он прародитель всех русалок и вообще нечистых тварей, сродни драконам и аспидам. Мясо его, будто бы, отсрочивает смерть. Может быть, тебе пригодится однажды. Я знаю, что люди недолго живут, а мне бы хотелось, чтобы ты дожил до того дня, когда отыщешь своего друга. Говорят, оно продлевает жизнь. Пары волокон хватит, чтобы восстановить силы, если будешь изнурён путешествием. Тебе его надолго хватит.

Рэдвальд поблагодарил русалку в самых цветистых выражениях, но в том, что воспользуется даром, очень сомневался. Снадобья из разряда «Съешь меня» или «Выпей меня» никогда ни к чему хорошему не приводили. А тут мясо, причём не первой свежести, какого-то змея, будь он хоть трижды прародитель или даже четырежды. Но диковинку сохранить стоило, поэтому Рэдвальд припрятал подарок в рюкзак.