— Полагаю, это значит, что мы должны жить долго и счастливо и умереть в один день, — повторил Талиесин слова Алистера.
Сапфир поджала губы, потом проронила:
— Думаю, умирать вовсе необязательно.
— И я, — кивнул Талиесин. И ему стало чуточку легче.
— А теперь ты свататься пришёл? — не давая ему опомниться, продолжала девочка.
— Сва… — задохнулся эльф.
— Я слышала, как Эмбер с Солнышком об этом шептались. Они всегда шепчутся, если хотят что-то от меня скрыть. Как будто я не услышу!.. Ну вот они и шептались, что теперь я теперь на тебе должна жениться.
— Же… жениться? — потрясённо переспросил Талиесин.
— Так уж полагается. А Тобби и Барт считают, что я должна жениться на ком-то из них.
— Это ещё кто? — поразился эльфийский принц.
Сапфир небрежно кивнула в сторону поля, где паслось стадо коров, при котором были два подпаска — оба с синяками под глазами.
— Они даже подрались, Эмбер разнял и отчитал обоих, — сообщила девочка. — Сказал, что не полагается драться. Надо было дуэль по всем правилам устраивать, потому что за руку прекрасной дамы непременно устраивают дуэли или сражения. Представляешь? — И Сапфир заливисто засмеялась.
«У меня ещё и соперники есть?» — мрачновато подумал Талиесин. Оба «соперника» не менее мрачно взирали на проходящую мимо поля держащуюся за руки странную парочку. Ушастый тип в заморской одежде, которого они никогда в этих краях не видели, вызывал наибольшие подозрения, не говоря уже о том, что Сапфир позволила ему взять себя за руку! К тому же синяки были вовсе не результатом драки, это собственно Сапфир и постаралась. И отчитывал тогда Эмбер вовсе не мальчишек, а саму Сапфир, потому что девочкам, драконьей они породы или нет, руки распускать не полагается.
— Но это глупость, — сказала вдруг Сапфир, — потому что я-то знаю, кто я на самом деле.
Талиесин взглянул на неё и замер. Он держал за руку не маленькую девочку, но юную деву, прекрасную, как заря (прав был Алистер!), тонкую, как веточка ивы, с неимоверно длинными сияющими волосами, окружённую золотым сиянием. Истинный облик проявился на мгновение!
— Видишь ли, — заговорила она, и её голос был мелодичен и звонок, как ручей, — если я стану сама собой, то они ко мне будут относиться по-другому, Эмбер и Солнышко. Мне кажется, они будут любить меня меньше, чем теперь. Или по-другому. Так что прости, придётся тебе подождать…
Талиесин и полслова проронить не смог. Он беззвучно шевелил губами и потерянно думал, что теперь, когда он увидел истинный облик Сапфир, и эльфийские чудеса ему кажутся вполовину зауряднее, чем они есть на самом деле! Не покривив душой, можно сказать, что влюбился эльф окончательно и бесповоротно.
— Что с тобой?
Талиесин опомнился и увидел, что рядом с ним опять стоит всего лишь девочка. Она глядела на эльфа удивлённо. Помнила ли она, что только что предстала пред ним прекрасной девой?
— Ты очень любишь Голденхарта? — кое-как выговорил эльфийский принц.
— Очень, — согласно наклонила голову девочка. — И Эмбера. Но Солнышко всё-таки больше.
«Солнышко», — мысленно повторил эльф и подумал, что это прозвище пришлось менестрелю по кости.
— И тебя, наверное, тоже, — задумчиво добавила Сапфир, — хотя я вижу тебя всего второй раз в жизни.
Если не вдаваться в детали и не считать, что они с Талиесином встречались, когда Сапфир была дракончиком (чего она, вероятно, не помнила), то так оно и было.
— Вот и пришли, — сказала вдруг Сапфир и дёрнула эльфа за руку.
Они пришли на луг, полный одуванчиков, в центре которого росла высокая яблоня, сплошь покрытая цветами. От неё веяло волшебством. Если рассудить, то цвести её было совсем не время: одуванчики отцветали, значит, на ветвях уже должны были наливаться яблоки. А яблоня цвела.
— Она вечноцветущая, — сообщила Сапфир, и Талиесин опять почувствовал себя частью безмолвного диалога. — Эмбер сказал, что она впитала в себя магию этой земли и теперь всегда цветёт.
Эльф подумал, что Дракон лукавил. В яблоне определённо чувствовались драконьи чары.
— И если сломать ветку, то она тут же отрастёт вновь, — сказала девочка. — Эмбер объяснял, что всё это значит, только я не запомнила. Красивая, правда?
Талиесин только мотнул головой.
Сапфир обежала вокруг яблони ещё раз, притормозила рядом с эльфом.
— Знаешь, я уже почти научилась летать, — похвасталась она. — Крылья пока маловаты, конечно, но Эмбер говорит, что со временем они окрепнут и я смогу летать так же хорошо, как и он сам. А эльфы летать умеют? Солнышко не умеет, поэтому он летает с Эмбером, а когда я научусь, то и со мной будет, — затараторила она, не дожидаясь ответа. О Голденхарте она могла говорить бесконечно, а Талиесин опять невольно ощутил ревностный укол.
Сапфир вдруг замолчала и уставилась на эльфа в оба глаза. Зрачки у неё были обычные, один — драконий, другой — человеческий, так что поводов для волнений не было никаких, но Талиесину всё равно стало не по себе, и отвести взгляда он тоже не мог.
— А эльфы могут превращаться в драконов? — спросила девочка. — Или вообще в кого-нибудь?
— Н-наверное, могут, — растерянно отозвался эльф.
— А ты?
— Н-не знаю. Я как-то н-не пробовал… н-не в этом мире… — пробормотал Талиесин и отчаянно старался понять, отчего это он вдруг стал заикаться. Взгляд её на него действовал убийственно!
— Превратись в дракона, — потребовала Сапфир.
— Я-я-я… н-не сумею…
— А ты попробуй, — настояла девочка.
Талиесин попробовал. Получилось у него не сразу, но Сапфир ясно дала понять, что не отстанет, пока у него не получится. Дракон из него вышел ничего так. При превращении важно было держать в мыслях образ того, во что превращаешься, и не отвлекаться, но в голове Талиесина была настоящая чехарда, так что его дракон был немножко похож на Эмбера, немножко на Хёггеля и совсем немножко на ту ворону, что нарисовал в книге Алистер. Цветом дракон вышел, вернее, не вышел: он был белый, как одуванчик, не считая ушей, которые так и остались эльфйскими и красными. Но Сапфир осталась довольна. Она засмеялась, захлопала в ладоши и превратилась в дракона.
— Ты только не волнуйся, — зачем-то предупредила она эльфа.
Белый дракон растерянно захлопал глазами, а сияющий золотом вдруг потёрся мордой об его морду. Талиесин махом потерял концентрацию, превратился обратно в эльфа и шлёпнулся на траву, во все стороны полетели одуванчиковые пушинки.
— Вот предупредила же, — с досадой сказал золотой дракон и, приноровившись, устроился возле эльфа так, что голова его оказалась у юноши на коленях.
Талиесин хватал ртом воздух и долго не мог опомниться, ещё дольше — не решался погладить дракона по голове (а именно это Сапфир от него и добивалась, судя по всему). Из книжек о волшебных существах эльф знал, что это был за ритуал — когда драконы тёрлись друг о друга мордами. Драконий поцелуй, вот что это такое было! Охмурение можно было считать полностью свершённым.
«Эмбервинг меня точно убьёт», — обречённо подумал Талиесин.
========== 52. Два ведьмолова. Великий обманщик Херзингер ==========
Опасность миновала, и два ведьмоловца, самопровозглашенный и новоявленный, неспешно зашагали по дороге, обсуждая вступление последнего в «сплочённые ряды ведьмоловцов, разбросанные по белу свету и неусыпно бдящие злокозненных дьявольских созданий» (выражаясь словами Херзингера).
Рэдвальд пообещал сбрить бороду, как только они доберутся до ближайшего постоялого двора, небезосновательно полагая, что упомянутая борода действует на мэтра, как красная тряпка на быка: Херзингер всё время косился в сторону бывшего пажа подозрительным взглядом, будто бы опасаясь, что Рэдвальд прячет в бороде целое сонмище ведьм. Смело можно было предположить (что Рэдвальд и сделал), что Херзингер законченный параноик.
По счастью, впереди показался посёлок. Несколько крестьян, набивавших в мешки сено и укладывающих оные на телегу, запряжённую сивым мерином, тут же бросили работу и уставились на путников. Мэтр оказался человеком компанейским, и уже через пару минут крестьяне слушали его, раскрыв рот и веря каждому слову. Херзингер назвался, сказал, что будет читать лекции о ведьмах на постоялом дворе, если таковой в посёлке имеется, что при себе у него самые действенные амулеты и снадобья от сглаза и порчи и что он даже готов дать им совет. Совершенно безвозмездно, если крестьяне разнесут благую весть о прибытии мэтра по посёлку. Крестьяне клятвенно пообещали и развесили уши. Рэдвальд тоже: если он собирался стать ведьмоловом (а он всё-таки предпочитал называть себя именно так, не ведьмоловцем), то стоило поучиться у мэтра вести дела, чтобы не опростоволоситься в нужный момент.
