— Что случилось? — морщась от боли в виске, спросил Талиесин.
Алистер растянул губы в широченной улыбке и сообщил:
— Поздравляю, тебя только что охмурили.
— Ох… что? — поразился Талиесин. — Что это значит?
Король эльфов легко ткнул сына пальцем в висок, сотворив слабенькое заклятье, призванное выветрить туман из бедовой головы эльфийского принца. Талиесин поморщился вторично и припомнил, что в Серой Башне столкнулся с разноглазой девочкой — дочкой Дракона и менестреля.
— Полагаю, это значит, что вы должны жить долго и счастливо и умереть в один день, — сказал Алистер, — вот что это значит. Ха-ха, занимательно, не правда ли, учитывая, что ни те, ни другие умереть не могут в принципе? А ещё занимательнее, что Эмбервинг на всё это скажет, когда ты придёшь свататься к его дочке!
— Подожди, подожди, — обеспокоенно возразил Талиесин, — она же ещё ребёнок! И вообще… почему это я должен идти к ней свататься? «Охмурили» — это значит, что на мне какое-то заклятье, верно? Так сними его. Наверняка это в твоих силах.
— Глупый эльф, — фыркнул Алистер и постучал пальцем по лбу сына. — Во-первых, это не заклятье, вернее, не совсем заклятье, так что снять я его не могу, а если бы и мог, то всё равно не стал бы. Это драконья метка. Можешь считать, что таким образом наша юная дева-дракон заявила на тебя свои права. И поверь мне, если бы эта искра не проскочила обоюдно, то охмурение не сработало бы: она бы тебя просто заморочила, а не охмурила.
— Откуда ты вообще обо всём этом знаешь? — буркнул Талиесин.
— А, — засмеялся Алистер, — видишь ли, когда мы были в Драконьем городище, то я наткнулся на любопытную рукопись и… одолжил её. В ней как раз говорилось об охмурении.
— Ты украл рукописи из драконьего некрополя?! — не поверил своим ушам эльфийский принц.
— Одолжил, — строго исправил Алистер. — Они там всё равно без дела валялись, нечитаные.
Талиесин скорбно застонал и накрыл уши руками.
— Что опять? — нахмурился король эльфов.
— Я ни за что, ни за что, ни за что не пойду свататься, — простонал тот. Одними оторванными ушами, он подозревал, дело не обойдётся.
Алистер хохотнул и начертил в воздухе небольшой круг, будто бы круглое оконце, в которое и кошка не пролезла бы, — портал в Серую Башню. Талиесин и опомниться не успел, как уже стоял прижавшись к нему в тщетных попытках переколдовать его размер и пролезть в него. Причём вышло это само собой, он даже не понял, как.
— И что это ты делаешь? — поинтересовался король эльфов.
Талиесин вздрогнул и ошеломлённо уставился на окно.
— Понятия не имею, — пробормотал он, и его лицо покрылось пятнами.
— Кажется, ты настолько сильно влюбился, что в голове у тебя полный кавардак, — заключил Алистер.
— Я не… — задохнулся Талиесин и выдохнул, будто в этой фразе было его спасение: — Она ещё ребёнок.
— Хм, нет. Совсем даже не ребёнок. Не обманывайся тем, как Сапфир выглядит. Ей просто хочется выглядеть так. На самом деле драконы приобретают истинное обличье уже в течение двух-трёх первых лет после рождения.
— Хочется выглядеть так… — тупо повторил Талиесин.
— Да. Её балуют, с ней носятся, как с сокровищем. Ей это нравится, так что она намеренно не даёт истинной личине проявиться. С драконами такое бывает сплошь и рядом. Помнишь то заклятье возраста на Эмбервинге, когда он появился у нас в первый раз? Практически одно и то же. Если разрушить заклятье, то перед нами предстала бы юная дева, прекрасная, как заря. А может, и хорошо, что на ней пока это заклятье, — неожиданно заключил он.
— Почему? — машинально спросил Талиесин.
— Да потому что, увидь ты её настоящей, ты бы совсем голову потерял… Отойди уже от портала, Талиесин!
Эльфийский принц сообразил, что опять как-то незаметно стал протискиваться в оконце плечом. Он смутился и отступил. Алистер махнул рукавом, портал пропал.
— Да, — продолжал король, — и ты бы непременно наделал каких-нибудь глупостей и поплатился за это ушами, как и предрекал тебе Дракон. А пока она в обличье ребёнка, ты сможешь привыкнуть к тому, что… охмурён.
— С ушами я в любом случае распрощаюсь, — мрачно изрёк Талиесин. — Ты хоть представляешь себе, что со мной сделает Эмбер… винг, если я заявлюсь к нему и…
— Не представляю, — заметил Алистер, — но непременно это узнаю.
Он рассмеялся и, вдруг открыв обычный портал, толкнул сына в него. Талиесин вывалился невесть куда и шлёпнулся навзничь. Портал с треском закрылся, и как эльф ни старался, но открыть его снова не смог: Алистер позаботился, чтобы сын на какое-то время лишился способностей открывать порталы куда бы то ни было, не только обратно домой! Талиесин похолодел и представил себя с оборванными ушами или, чего доброго, вообще с откушенной головой. Он огляделся: точнёхонько на лужок за башней! Дракон его уже наверняка почуял.
Утро в Серой Башне выдалось относительно тихим.
Вчера Сапфир весь день училась летать, и у неё даже неплохо получалось зависать в воздухе, истерически трепеща крыльями. Это было, конечно, не по-драконьи, но всё-таки увенчалось успехом: в воздухе Сапфир продержалась целых две минуты! После такой изнурительной тренировки она спала как сурок, так что Дракон и менестрель в это утро были предоставлены сами себе.
Они всё утро процеловались, сидя на лавочке в трапезной. Сапфир не нравилось, когда они целовались в её присутствии: Голденхарт отныне был не только исключительно сокровищем Дракона, — так что Эмбервингу приходилось исхитряться и пользоваться любым удобным случаем, чтобы своровать с губ юноши очередной поцелуй. Оторваться друг от друга они никак не могли. Дракон уже раз десять обещал пойти набрать воды из колодца, а менестрель — нарвать зелени для похлёбки, но так никто никуда и не пошёл. Вот что это, если не самое настоящее охмурение? Только знать бы ещё, кто кого охмурил!..
— Сапфир нам жару задаст, когда проснётся, — предупредил Голденхарт, ещё глубже вплетая пальцы в искрящиеся янтарём кудри Дракона.
— Непременно, — согласился Эмбервинг, — но ничего с собой поделать не могу.
— Драконьи инстинкты? — уточнил юноша с улыбкой.
— Арргх на эти инстинкты, — возразил Дракон однозначно.
Несмотря на столь сладостное начало дня, Эмбервинг был чуточку не в духе. Виной тому было упомянутое «охмурение».
— И почему это непременно должен быть он? — со вздохом проговорил Дракон, пряча лицо в пшеничных кудрях менестреля. — Не успел этого ушастого от тебя отвадить, он опять тут как тут! И в самый неподходящий момент…
Голденхарт хотел возразить, что Талиесин не виноват, раз уж это Сапфир вздумалось его охмурить, но тут сообразил, что Эмбер говорит вовсе не о событиях прошлых дней, а о настоящем. Эмбервинг почуял гостя.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Голденхарт, неохотно отстраняясь, — не будь с ним слишком суров. Он ведь наверняка без понятия, что с ним происходит.
— Не могла кого-нибудь другого выбрать, — продолжал ворчать Дракон, не спеша выпускать юношу из объятий. — Это же эльф! Эльфы вертопрахи, арргх их ушастую породу! Они же напропалую влюбляются. Это тебе не драконы, у которых раз и на всю жизнь…
Эмбервинг ошибался. Эльфы тоже могли «раз и на всю жизнь». Просто этот «раз и на всю жизнь» у них случался чаще, чем у остальных.
— Эмбер, — укоризненно проговорил менестрель.
Дракон глубоко вздохнул, не упустил случая поцеловать юношу ещё раз — напоследок — и так же неохотно, как и сам Голденхарт, расцепил объятья.
— Ладно, — сказал он, поднимаясь со скамьи и расправляя плечи — хрусть! — Ты прав, конечно. Ушастый нисколько не виноват, что драконья натура Сапфир взыграла в самый неподходящий момент.
— Посмотри на это иначе, — предложил юноша. — А если бы она охмурила Алистера, а не Талиесина? Такое тоже вполне себе могло произойти.
Дракон на это клацнул зубами и мрачно возразил:
— Вот кто-кто, но только не король эльфов! Ты себе только представь: какая разница в возрасте…