В начале зимы Алистер велел ему отправляться в Серую Башню и следить за чарами, которые опутали менестреля, и сообщать о малейших изменениях. Эмбервинг принял эльфа неохотно, но остаться в башне позволил: ради менестреля он бы вытерпел общество ушастого сколько угодно времени. В башню эльф заселяться отказался: построил себе во дворике шалаш, какие строили эльфы с незапамятных времён в походах. Шалаш был из веток и виноградных лоз. Впрочем, благоразумия у Талиесина хватило, чтобы не отказываться от предложенного Драконом одеяла. Но даже так эльф мёрз ночами, а особенно в предутренний час. Счастье, что зимы в Серой Башне были мягкие, а вёсны — ранние!

Талиесин высунул нос из шалаша, чихнул ещё раз. Сплошной туман!

Жизнь в Серой Башне текла своим чередом, и докладывать королю эльфов было особенно-то не о чем.

Эмбервинг был погружён в размышления о былом, но больше — о грядущем. Он заставил Нидхёгга рассказать в подробностях о рождении золотого дракона, но тот мало что смог добавить к уже сказанному: земля исторгла из себя золотую лаву, а из расплавленного золота явился дракон. О других драконах Огден знал ещё меньше. Он видел драконьи гнёзда, но никогда в них не заглядывал, а значит, не знал, как появилось на свет новое поколение драконов. Он вообще предпочитал с ними не связываться, потому и улетел далеко на север, где жил в уединении и где жизнь его не была омрачена никакими тревогами. По крайней мере, до недавнего времени. Вот если бы Эмбервинг встретился с первыми драконами, то, вероятно, они смогли бы ответить на все его вопросы. Первые драконы, Огден помнил, были необыкновенно мудры.

К эльфам Эмбер несколько раз наведывался, но выведать у короля Алистера ничего нового не смог. Король упёрся и стоял на своём: он понятия не имеет, что выйдет из этого нового волшебства, зреющего в теле менестреля, потому что эльфийские и драконьи чары никогда ещё прежде не смешивались.

— Хотелось бы верить, — недоверчиво сказал Дракон, — когда бы ни знал, какие эльфы обманщики.

Алистер только улыбнулся. Он не лукавил — почти не лукавил! — говоря, что ничего не знает об этих новых чарах. Точно он не знал, это верно, но, как и все эльфы, обладал даром предвиденья и мог предугадать, что получится в итоге: цветок расцветёт, и кто знает, что за плод породят эти немыслимые чары! Быть может, на свет появится совершенно новая магия, доселе невиданная и неслыханная. Эльфийская магия сошлась с драконьей в теле человека! Ну и занятная же штука изо всего этого выйдет!

— Поживём — увидим, — с улыбкой отозвался Алистер. — Талиесина моего только не обижай, хорошо?

Дракон только пренебрежительно фыркнул. На эльфийского наследника он вообще внимания не обращал.

Голденхарт изменения, происходящие в нём, чувствовал особенно остро в эти весенние дни.

Эльфийские узоры добрались уже до плеч, завились спиралями, как концы виноградных лоз, и притихли. Теперь менялись узоры, изображающие листья: они раскрывались, расправлялись, становясь похожими на кленовые, только края у них были мелкозубчатые. На солнечном сплетении узор сгущался в сферическую фигуру, усеянную мелкими золотистыми веснушками, — это был бутон цветка. Узоры были шероховатые на ощупь.

Менестрель продремал всю зиму, к весне дремота прошла, словно и не было. Дракон подметил, что юноша ещё больше похорошел, будто проснулся от сна преображения, но от человека в нём мало что осталось: «чуялось», как выразился Нидхёгг, что-то неведомое, сродни драконам или эльфам. На самочувствии Голденхарта это никак не отражалось, да и ничего особенного за собой он не подмечал: помимо вечной юности никаких магических способностей у него не появилось.

Иногда только накатывало на юношу что-то, какое-то странное чувство, которое он и сам не понимал: камешек в груди начинал пульсировать иначе, чем обычно, разгоняя по телу тёплые волны. Узоры непременно меняли очертания в этот момент.

Хорошенько поразмыслив над этим, Голденхарт пришёл к выводу, что эльфийский камень «оживает» перед какими-то неприятностями. Быть может, он наделил юношу эльфийским предвиденьем? Один раз это было перед страшным ураганом, который пронёсся по близлежащим королевствам, сметая всё на своём пути. Серую Башню тоже задело, хоть драконья магия и значительно сгладила последствия. В другой раз — перед тем, как к Дракону пришла сказительница — жаловаться на учеников.

Нидхёгг, по её словам, на Лучесвета дурно влиял. Учился он читать, конечно, старательно, насколько позволяла драконья натура, но она же непременно вылезала чуть что. В этот раз терпение старухи иссякло: Огден сманил Лучесвета, и они, подвесив во дворе какую-то чурку на верёвке, устроили соревнование по плевкам на попадание, причём Огден плевался ядом. В общем, для будущего принца поведение неподобающее.

Эмбервинг озадаченно крякнул, Голденхарт предложил поговорить с мальчиком, но результата разговор не принёс. Лучесвет, без преувеличений, был своим приятелем едва ли не одержим. «А вот Нидхёгг…» — так начиналось едва ли не каждое предложение, стоило ему раскрыть рот.

— Нидхёгг — дракон, а ты человек, — строго сказал Эмбер. — Не стоит подражать драконам во всём.

— Я и не во всём, — возразил Лучесвет. — Не ем же я сырое мясо?

— Да уж, аргумент! — невольно засмеялся Алистер, который в это время был в гостях у Дракона (пришёл взглянуть на эльфийский цветок, разумеется). — А может, отправить его к эльфам?

— Одного дракона тебе мало? — осведомился Эмбервинг.

— Да нет же, не дракона, а мальчика, — уточнил король эльфов.

— Хм, — с сомнением изрёк Дракон.

Лучесвет глядел на Алистера с некоторым испугом. Этот высокий остроухий человек в золотой короне его пугал. То, что это «чудь», выражаясь словами Нидхёгга, Лучесвет сразу понял, ещё до того, как Алистер назвался.

— Не хочу к нему, — однозначно и даже со страхом сказал Лучесвет и уцепился за рукав Голденхарта.

Алистер приподнял брови. Мальчик смотрел на него с тем страхом, с каким кролик смотрит на змею, которая предложила ему перезимовать в змеиной норе, не меньше. Любого другого, пожалуй, подобное отношение могло покоробить, но не Алистера, конечно же. Он очень хорошо знал, как расположить к себе детей, а в особенности мальчиков двенадцати лет.

— Отчего боишься? Ты мог бы научиться, скажем… стрелять из лука, — заметил Алистер и, отведя руку в сторону, наколдовал замечательный лук. — Эльфы отличные стрелки. Смотри.

Он натянул лук, и выпущенная стрела, разорвав воздух со свистом, пробила насквозь дерево, растущее в ста шагах от башни. Лучесвет явно был впечатлён выстрелом. Король же, заметив, что рука мальчика невольно потянулась к луку, разжал пальцы, и лук исчез. Лучесвет с трудом скрыл вздох разочарования.

— Ну, что скажешь? — спросил Алистер, переглянувшись с Голденхартом и Эмбервингом. — Ничего страшного не случится, если ты немного погостишь у эльфов. Учитель я не строгий, зубрить не придётся.

— А Нидхёгг… — неуверенно начал Лучесвет. Искушение было велико: эльфийский лук поразил его воображение, ничего подобного он не видел.

— Для драконов время идёт иначе, чем для людей, — сказал Алистер. — Он и не заметит твоего отсутствия. Уверен, ты бы хотел перед ним похвастаться меткой стрельбой. И новым луком. Выберешь любой или сам научишься делать. Эльфийские мастера научат. Ты даже мог бы выучиться ковать мечи.

— Мечи… — выдохнул Лучесвет, завороженный. — Настоящие?

— Конечно настоящие. У тебя будет лучшее оружие на свете. Ты, я слышал, прежде рыцарем хотел быть? Любой рыцарь прямо-таки мечтает обладать эльфийским оружием, — со смехом сказал Алистер и потрогал шрам на ухе, — но ни один этим похвастаться не может. Ты станешь единственным на свете обладателем эльфийского лука и меча и наверняка совершишь множество подвигов, когда чуть-чуть повзрослеешь. Ну, будешь учиться у эльфов?

Лучесвет горячо кивнул. Алистер засмеялся и потрепал мальчика по волосам.