Они взвалили Огдена на плечи и потащили в лодку, на которой все семеро приплыли к скале. Делом это было нешуточным: дракон был тяжеленный, в человеческом обличье весил как добрых два медведя. Братья пыхтели, отдувались, обливались потом и совершенно упыхались, когда погрузили-таки пленника в лодку. Он всё ещё притворялся бесчувственным. Лодка заскрипела жалобно, просела, черпая бортами воду, когда братья один за другим залезали в неё.

— Как бы нам не потонуть с такой тушей! — обеспокоился Беархорн Третий.

— Духи предков на нашей стороне! — провозгласил Беархорн Первый и ударил топором по канату, которым лодка была привязана к скале.

До Сторма они добрались, пожалуй, чудом. Утлую лодчонку кидало от волны к волне, кренило, заливало ледяной водой. Огден подумал с неудовольствием, что, если лодка перевернётся, то ему придётся ещё и спасать их всех. Сам он плавал отлично.

Причалив к Сторму, братья снова взвалили дракона на плечи и потащили в крепь. Всё шло по плану, так что они приободрились, воодушевились и даже запели боевую песню предков-викингов. Петь они не умели, дракон едва сдержался, чтобы не рявкнуть на них и не велеть им умолкнуть. По счастью, он смолчал, и его не разоблачили. Отнесли его в подземелье и приковали за руки к стене толстыми цепями, каждая выдержит хоть десять медведей (и каждая ничто для столь могучего дракона, как Огден).

— Очухается, вот будет удивлён! — хохотнул Беархорн Четвёртый. — Облить его водой?

— Погодим, — возразил Беархорн Первый. — Злить его без надобности не будем. Быть может, он добром согласится.

«Что-то им от меня нужно», — понял Огден и сделал вид, что пришёл в себя.

Едва он поднял голову, братья тут же отпрянули, вскидывая молоты и топоры. Дракон удачно изобразил удивление оковам, которыми был пригвождён к стене, и вопросил грозно, делая вид, что безнадёжно прикован:

— Как вы посмели, жалкие людишки, напасть на меня?

Голос у него был звучный, с потолка посыпалась каменная крошка от эха, наполнившего подземелье.

— Довольно тебе бесчинствовать, чудовище! — сказал Беархорн Второй, крепко перехватывая молот в кулаке. — Веками мы исполняли твою волю, теперь твой черёд!

Огден ни малейшего понятия не имел, о чём они говорят. Он нахмурил густые брови, похожие на сосновые ветки, и спросил:

— Что вам от меня нужно, жалкие людишки?

— Твои сокровища, — сказал Беархорн Первый. — Ты отдашь нам все твои сокровища, и тогда мы тебя отпустим. Если же нет, то мы силой тебя заставим сказать, где ты их прячешь.

Дракон расхохотался. Смешнее шутки он в жизни не слыхивал и даже подумал, что зря не якшался с людьми прежде. Силой его заставить сказать, где он прячет сокровища, — надо же было выдумать такое! Они вознамерились ограбить дракона! Стены подземелья от его хохота заходили ходуном, снова посыпалась каменная крошка с потолка.

— Что ты нам ответишь? — сурово спросил Беархорн Первый, приставляя обух топора к груди дракона. — Где ты прячешь сокровища?

Огден клацнул зубами, зрачки в его белых глазах стали вертикальными.

— Не скажу, — ухмыльнувшись, ответил он. Эта игра его забавляла.

По знаку Беархорна Первого братья накинулись на него с тяжёлыми батогами и отлупили. Расцветающие кровоподтёки и синяки дракона ничуть не беспокоили, он и боли-то не почувствовал, но столь бесцеремонное обращение с древним существом было возмутительно. Он уже совсем напряг руку, чтобы порвать цепи, но какой-то мальчишка приковылял из-за двери и вцепился в руку одного из братьев, пытаясь отобрать батог.

— Стойте! — восклицал он. — Что вы делаете! Не бейте его! Ему же больно!

Третий брат, за руку которого мальчишка уцепился, дёрнул локтем и влепил мальчишке оплеуху, от которой тот кубарем покатился по темнице:

— Не лезь, куда не просят, Мальхорн!

Мальхорн на четвереньках приполз обратно и обхватил ногу брата руками:

— Не бейте его!

Дракон удивился и раздумал рвать цепи. Этот щуплый заступник, бесполезный, как усы тюленя, показался ему сильнее обступивших мальчишку мужчин. Беархорн Первый взял мальчишку за шиворот и вышвырнул за порог, распорядившись:

— Эй, стражи! Кто пустил его сюда? Выкиньте его отсюда и не пускайте больше.

Стражи переглянулись. Никто его и не впускал: Мальхорн пробрался в темницу потайным ходом, которым издавна пользовались оракулы. Лабиринт проходов пронизывал остров Сторм, и первые пять лет, начиная с пятилетнего возраста, будущие колдуны под руководством одного из старших запоминали их расположение и учились ориентироваться в них. Мальхорн был хорошим учеником.

«Отважный детёныш», — подумал Огден. А ещё подумал, что бесконечно глупый: вступаться за дракона…

Силой от него братья ничего не добились, дракон молчал. Тогда они решили на несколько недель забыть о нём: будет умирать с голода — расскажет что угодно в обмен на миску каши. «А эти ещё глупее детёныша», — подумал Огден. Без пищи или воды драконы могли обходиться едва ли не годами, тем более накануне Нидхёгг плотно поужинал. Выслушал он своих тюремщиков спокойно и с ухмылкой, решив, что останется здесь: интересно будет взглянуть на них, когда они явятся, чтобы соблазнять его какой-то жалкой кашей! Какие у них тогда физиономии станут!

Несколько дней он просидел в полном одиночестве, даже стражи предпочли убраться из темницы, чтобы не оставаться с драконом наедине. Похоже, они слишком надеялись на цепи.

На пятый день в углу темницы что-то заскреблось, завозилось: Мальхорн через потайной ход пробрался в подземелье. Плошку, в которой горел медвежий жир и освещал ему путь, он поставил у дыры, в которую пролез. Дракон и в темноте видел отлично: дыра была у самого пола, спрятанная за двумя плоскими камнями, пролезть в неё мог только детёныш. Мальхорн доковылял до дракона, пошарил за пазухой и вытащил краюху хлеба и небольшой кожаный бурдюк.

— Ты, наверное, голоден, дракон? — шёпотом спросил Мальхорн, толкая ему в лицо краюху.

— Тебя прибьют, — предостерёг Огден.

— Они поступают бесчеловечно, — строго сказал мальчишка. — Ты, конечно, и сам виноват, что обложил наш народ такой страшной данью…

— Я? — поразился дракон.

Мальхорн нахмурился:

— Зачем было требовать за защиту невинных дев? Ты их пожираешь?

Дракон широко раскрыл глаза и ничего не ответил. Слова мальчишки расставили всё по местам: те мертвецы на скале — жертвы, принесённые ему, дракону!

— Ничего подобного я не требовал, — отрывисто сказал Огден, и его глаза стали уж совсем драконьими. — «За защиту»? Кого и от кого?

— Нашего острова от всяческих бедствий, — растерянно ответил Мальхорн.

Дракон коротко хохотнул:

— От всяческих бедствий? Я — защитник этого острова? Да с чего вы взяли?

— Так сказал оракул.

— А говорю тебе я: жертвоприношений я не требовал.

— Зачем ты тогда прилетаешь на скалу каждые пятьдесят лет? — поразился мальчишка.

— Чтобы раскидывать над морем драконьи чары, — сказал Огден, — чтобы другие драконы знали, что эта часть моря принадлежит мне.

Мальхорн покачнулся и сел прямо возле ног дракона, стеклянными глазами глядя на него:

— Но ведь тогда получается, что веками мы убивали наших дев без всякой на то причины?!

— Я за вашу глупость не в ответе, — возразил дракон. — И ещё: я их не съедал, я их хоронил. Я думал, что это какой-то людской обряд.

Мальхорн обхватил голову руками:

— Но ведь тогда непременно нужно сказать им правду! Если ты не пожирал их…

Огден только хмыкнул. Алчность в глазах семи братьев говорила, что ими овладело Безумие: жажда золота, а не забота о благополучии людей заставила их напасть и пленить дракона.

Принесённую мальчишкой еду дракон всё-таки съел и вино выпил, хотя и не понимал вкуса людской пищи: он привык есть сырое мясо, а пил воду или грыз лёд, если начинала мучить жажда. Медвежьи лапы он, правда, изредка ел запечёнными, но с готовкой было столько возни, что Огден предпочитал трапезничать в драконьем облике. Хлеба до этого момента он вообще ни разу не пробовал.