— Дракон, — сказал Хардвилл.
— Золотой дракон, — сказал Фирбретт.
Скёльмнир промолчал, не в силах оторвать глаз от столь блистательного существа. Огден тоже не проронил ни слова. Он был поражён. Прямо в сердце.
Золотой дракон обвёл их медленным взглядом, лишённым какого бы то ни было выражения.
— Он не пробудился ещё, — сказал Скёльмнир, — если вообще пробудится. Если это вообще дракон.
— Что же это тогда, если не дракон? — спросил Фирбретт.
— Безумие, — сказал Скёльмнир, — само воплощение безумия, рождённого из недр земли.
— А по-моему, это всего лишь ещё один дракон, — возразил Огден, очнувшись. — Золотой дракон. Он родился из золота, как я родился из лавы.
Он сделал попытку приблизиться, но золотой дракон дохнул каким-то невероятным янтарным огнём, и по земле побежала жёлтая волна, подминая под себя камни и растения и оставляя их позади себя золотыми. Драконы отпрянули.
— Ужасающая мощь, — сказал Хардвилл, — я не слышал прежде о драконах, способных на такое. Он превращает в золото всё, на что дохнёт.
— Золотое дыхание вместо огненного, — сказал Фирбретт, но, как выяснилось буквально через минуту, ошибся: огнём золотой дракон дышать тоже мог.
Он полыхнул струей пламени, очерчивая вокруг себя огненный круг. Золотые камни расплавились, снова превращаясь в жижу, и потекли по земле ручьями.
— Он себя не контролирует, — сказал Скёльмнир. — Нужно его остановить, пока он не уничтожил сам себя. Смотрите: он даже не замечает, что его собственный хвост начал дымиться и плавиться.
— Он меньше нас размером, — сказал Фирбретт, — и если мы набросимся на него все вместе, то справимся.
Так они и сделали: навалились на золотого дракона все вместе, подминая его под себя и трепеща крыльями, чтобы погасить огонь. Потом как-то разом вздрогнули и отпрянули, почувствовав, что золотой дракон… исчез. Вместо дракона на камнях лежало то, что после драконы назвали «человеком».
— Что это? — спросил Фирбретт.
— Что бы это ни было, он в это превратился, — сказал Хардвилл.
— Никогда не слышал о драконах, превращающихся во что-то ещё, — сказал Скёльмнир.
О том, что все драконы умеют превращаться, они узнали намного позже. Пожалуй, золотой дракон был первым, кто это сделал. Он поднялся на ноги, покачиваясь, оглядел себя тем же лишённым выражения взглядом.
— В какое нелепое существо он превратился, — сказал Фирбретт.
— У него разные лапы, — сказал Хардвилл.
— И нет крыльев, — сказал Скёльмнир.
Золотой дракон обернулся и поглядел на разлом, из которого родился.
— Сейчас им овладеет Безумие, — сказал Фирбретт.
— Его не избежать, — сказал Хардвилл.
Скёльмнир на этот раз возразил:
— Безумие над ним не властно. У него может быть сколько угодно золота, если он пожелает.
Безумие или нет, но золотой дракон шагнул прямо в кипящий раскалённым золотом разлом и исчез под сомкнувшимися золотыми волнами.
— Он погиб? — спросил Фирбретт.
— Значит, это был не дракон, — сказал Скёльмнир, возвращаясь к своей теории. — Безумие показало нам свою личину.
Хардвилл ничего сказать не успел, потому что золото ударило в воздух фонтаном, и в небо взмыл золотой дракон. За несколько взмахов крыла он поднялся так высоко к солнцу, что даже глаза драконов перестали его видеть.
— Он полетел к солнцу, — сказал Хардвилл.
— Он погибнет, — сказал Фирбретт.
— Мы его больше никогда не увидим, — сказал Скёльмнир.
Огден вздохнул, чувствуя невыносимую тесноту в груди.
Скёльмнир оказался прав: большинство драконов с золотыми никогда не встречались, и их существование почитали за всего лишь легенду. Сам Скёльмнир видел золотого дракона ещё раз, много миллионов лет спустя.
К тому времени древние драконы уже сочинили Драконью книгу: на планете появились люди, у людей появилось золото, и стычки стали неизбежны. Скёльмнир вручал каждому встреченному дракону по экземпляру, так же поступали и прочие древние драконы. В основном, драконы соглашались подчиняться правилам. Лишь немногие отказывались следовать Драконьей книге.
Скёльмнир, раздав практически все книги, отправился подыскивать себе место под постоянное логово и тогда снова встретил золотого дракона. Тот лежал и спал на куче камней, очевидно нарочито принесённых и сваленных вместе. Такого логова у драконов Скёльмнир никогда ещё не видел.
Куча камней логовом и не была: золотой дракон собирался выстроить себе башню над найденными случайно во время прогулки природными катакомбами, состоящими из лабиринта тоннелей и пещер, потому натащил порядочно камней, а теперь отдыхал, подставив солнцу спину.
Приближение Скёльмнира золотой дракон услышал или почувствовал и открыл глаза. Был ли это тот же самый дракон? Уверенности у Скёльмнира не было: все драконы выглядели одинаково, каких-то особых различий внутри вида не существовало. Этот выглядел точно так же, как и тот, что родился из золотой жилы, но ничем не показал, что Скёльмнир ему знаком. Вряд ли он позабыл, что некогда видел его: драконы никогда ничего не забывают, так считалось.
Скёльмнир тревожить золотого дракона не стал, положил только возле кучи камней Драконью книгу и отправился восвояси, но ещё долго спиной чувствовал на себе драконий взгляд.
Золотых драконов он больше никогда не видел.
Огден был из тех, кто отказался принять Драконью книгу. Он сказал, что с людьми дел никаких иметь не хочет, и улетел далеко на север, в места, где не было даже других драконов.
Он выстроил себе логово на скалистом острове, до которого практически невозможно было добраться водой, только по воздуху, и летал к ледникам — охотиться на белых медведей и тюленей.
Один ритуал из Драконьей книги Огден всё же выполнял: раз в пятьдесят лет он помечал границы, издавая громогласный рык и тем самым рассеивая над территорией, ему принадлежавшей, драконьи чары. Большинство других драконов после этого сюда не сунулись бы, а с захватчиками он расправлялся быстро: отъевшись на медвежьем жире, он стал необычайно силён.
Потом в эти места пришли люди. Огден видел их скорлупки, в которых они плавали по морям. Но люди к нему не лезли, так что он не обращал на них внимания и вёл прежнюю жизнь, даже не заметив, что однажды выходить в море на этих сомнительных скорлупках они перестали.
В тот день всё изменилось. Огден прилетел на скалу, чтобы в который раз громогласно объявить о своём существовании и о том, что на его территорию прочим драконам лучше не лезть. Ещё на подлёте в ноздри ударил кисло-пряный запах крови, и дракон увидел привязанную к скале женскую фигурку с низко опущенной головой.
Огден опустился на край скалы, превратился в человека. Делал он это редко, за ненадобностью, но сейчас счёл, что нужно: с людьми лучше разговаривать в человеческом обличье. Человеком он был могуч, широкоплеч, лицом походил на викингов, но волосы у него были чёрные, как смоль, а глаза — белые и прозрачные, с вертикальными тёмными зрачками. Женщину он окликнул, но она не отозвалась, тогда он подошёл ближе и увидел, что это мёртвое тело. Дракон озадачился. Мысль о том, что это могло быть жертвоприношение, ему и в голову не приходила: с обычаями людей дракон знаком не был, это вообще был его первый контакт с человеческим — пусть и мёртвым — существом. Но ему припомнились слова Скёльмнира о нелепых способах погребения людьми мертвецов, и он решил, что это одно из них: привязать тело к скале. Огдену не было бы до этого никакого дела, если бы это не была его скала.
Он отвязал тело девушки и стал размышлять, что с ним делать. Бросить в море? Пожалуй, дракон испытал некоторую жалость, подумав об этом: мёртвая девушка была красива, жаль отдавать её суровому северному морю. К тому же на ней было порядочно золота и драгоценных камней, а Огден к тому времени, как и любой дракон, обладал приличных размеров сокровищницей и пополнял её при любом удобном случае. Дракон решил отнести тело девушки на свой остров, что он и сделал. Покойницу он сжёг, ссыпал пепел в небольшой мешок из тюленьей кожи и захоронил в укромном местечке, поставив над местом вертикально камень. Украшения отправились в сокровищницу.
