Скёльмнир понимал, что поступил опрометчиво, взвалив на себя заботу об осиротевшем драконыше, но бросить его на произвол судьбы уже не мог.
Морской дракон кормил драконыша рыбой и крачками, которых иногда удавалось поймать. Рыбу тот ел неохотно, птиц поглощал с жадностью, вообще он был прожорлив и вечно голоден и быстро рос, так что через пару месяцев Скёльмниру пришлось подыскивать для приёмыша другую пещеру — побольше.
Хёггель — так Скёльмнир назвал драконыша — был шустрый. У морского дракона крыльев не было, так что научить летать приёмыша он не мог, и Хёггелю приходилось учиться самому. Он уже подлетал, но крылья пока были слабы и не выдерживали веса драконыша, так что он плюхался обратно на камни и иногда разбивал себе нос.
Одну пещеру меняли за другой, и лазурный дракон отходил всё дальше от моря, от собственного подводного логова, потому что одного оставлять Хёггеля было нельзя: он вечно влипал в какие-нибудь неприятности. Ползать от моря до гор, где теперь ютился приёмыш, и обратно было для старого дракона тяжеловато, а ведь ему ещё приходилось тащить в пасти наловленную рыбу. К тому же скоро стало понятно, что на одной рыбе Хёггель долго не протянет: в животе у него всегда урчало, а кожа повисла складками, такой он стал тощий, когда немного подрос. Скёльмниру пришлось искать другой источник пропитания.
За горами, на пастбищах, паслись козы, овцы и коровы, принадлежавшие людям. Скёльмнир предпочитал с людьми не связываться, избегал с ними встреч, но ради приёмыша пришлось изменить привычкам. Он перебрался через горный кряж, свалился на пастбище и стащил овцу, а пото́м тем же способом перебрался обратно к логову. Хёггель от баранины пришёл в восторг и, пожалуй, впервые наелся до отвала. Морда у него залоснилась, живот округлился, и драконыш тут же заснул. С той поры Скёльмнир таскал ему овец или коз, не каждый день — раз в неделю, чтобы Хёггель не заелся и не зажирел. Самому ему приходилось возвращаться к морю: мяса морские драконы есть не могли, питались исключительно рыбой.
Выговорить имя Скёльмнира драконыш не мог, так что лазурный дракон разрешил ему называть его дедом. Хёггель был сообразительный, Драконью книгу он вслед за Скёльмниром затвердил наизусть и никогда не подвергал сомнению в ней написанное. Хотя иногда он задумывался, отчего они с дедом не похожи, но вслух про то не спрашивал. Других драконов он не видел, только знал о них по рассказам Скёльмнира и твёрдо запомнил, что от них нужно держаться подальше, а если не получится, то постараться убить.
За это время Хёггель значительно вырос, размером стал едва ли не с корову, и еды ему требовалось больше, чем прежде. Овцы́ или козы́ теперь не хватало, чтобы насытиться, и Скёльмнир начал притаскивать приёмышу коров или по нескольку овец сразу. Пора бы драконышу самому учиться добывать себе пищу, но крылья у него всё ещё были слабы, так что через горы он перелететь не мог, а ползать попросту не умел. В этом горном логове он был как в ловушке и всецело и полностью зависел от лазурного дракона.
Скёльмниру между тем становилось всё сложнее добывать для приёмыша еду. За овцами приходилось гоняться по всему лугу, а коровы нередко давали отпор, выставляя вперёд рога, которые были столь же крепки, как и рога драконов. С последней пойманной коровой лазурный дракон в логово уже вернуться не смог. Он тащил её через горный кряж, волоком, не разбирая дороги, на перевале выпустил добычу из пасти и скатился вместе с ней в глубокое ущелье, обессиленный. Кости его так и остались лежать в ущелье, покуда их не нашёл золотой дракон — тот самый, которого Скёльмнир некогда видел.
Хёггель между тем, не дождавшись деда и так оголодав, что съел даже старые кости и шкуры, которые валялись в пещере, выбрался из логова и попытался взлететь, чтобы отправиться на поиски пищи. Он знал, что еда находится совсем близко, достаточно только перевалить через горную гряду, он даже чуял её — душной дух скота на пастбищах. Но до стад ещё нужно было добраться! Летал драконыш неважно и преодолеть горную гряду смог лишь через три недели, совсем отощав (что, вероятно, и помогло ему взлететь). Дальше пришлось постигать нелёгкое искусство охоты, и первую свою овцу Хёггель поймал только ещё через две недели. К тому времени он уже так ослаб и отощал, что заснул тут же, на лугу, наскоро проглотив добычу прямо со шкурой и костями. Хорошо ещё, что пастухи не осмелились к нему приблизиться! Они легко бы с ним расправились, если бы знали, как он слаб. Но драконов побаивались, так что Хёггель удачно избежал опасности и, отоспавшись и прихватив с собой ещё парочку овец, убрался восвояси.
Скоро он отъелся, поднаторел в драконьем деле, — правда, жирка нагулять не получалось: как был тощим, так и остался, — и начал развлекаться, памятуя о том, что читал в Драконьей книге: людей надобно застращать, чтобы уважали и боялись. Он резал овец и коз, иногда даже не удосуживаясь их съесть, выжигал леса, вытаптывал луга и поля, — в общем, пакостил порядком! Людям это надоело, и они пошли жаловаться тому, кому эти земли принадлежали, — золотому, или янтарному, дракону. Дракон прилетел, за пару минут навёл порядок и учинил над драконышем расправу, устроив ему головомойку в прямом и в переносном смысле, а пото́м и вовсе сплавил его в другой мир, к эльфам.
Хёггель вздрогнул всем телом и открыл глаза. Темнота вокруг подсказывала, что он находится в логове под вековой елью. Василиск зевнул, выпустил из ноздрей огненное облачко, чтобы осветить логово и проверить, не пропало ли золото из сокровищницы. Золото было на месте, Драконья книга тоже. Хёггель с облегчением выдохнул и положил морду обратно на лапы. Из дыры, которая была входом в его логово, ещё веяло ночной прохладой и свежестью.
«Что это такое мне приснилось?» — сонно подумал василиск, практически не помня содержания сна. Кажется, привиделось ему что-то из прошлого, такое давнее или древнее, давно забытое и затерянное во времени и памяти, что не вспомнишь и за тысячу лет.
Хёггель зевнул и снова погрузился в сон, чтобы проснуться через пару часов и встретить новый день в Извечном лесу.
========== 37. Крестовый поход Нидхёгга. Ритуал ==========
Они считали себя потомками славных викингов, властителей северных морей. Они строили ладьи и плавали во льдах, добывая шкуры белых медведей и тюленей. Они ковали в кузнях топоры и боевые молоты, и сила в их руках была такова, что от одного удара рушились валуны. Они поклонялись богам-предкам, суровые лица которых вытёсывали на каменных стелах. Правили ими конунги, имя им было сконды, жили они на острове Сторм.
Они не ведали страха ни перед чем: ни перед страшными штормами, в которые попадали их ладьи, ни перед грозовыми молниями, способными разнести в щепки даже вековые деревья, ни перед воинственными племенами, с которыми вели долгие кровопролитные войны. Они не ведали страха, покуда не встретили его — дракона.
Вокруг острова Сторм были рассыпаны скалы, и только искусные мореходы могли водить ладьи между их острыми клыками. Восточнее прочих стояла особняком скала, наречённая Пальцем: верхушку снесло во время грозы ударом молнии, уцелела лишь крайняя часть, похожая на стелу, а с острова скала казалась похожей на гигантскую руку, вперившую палец в вечно недовольное небо. Именно на эту скалу повадился прилетать дракон.
Он был чёрен, как уголь, закован в броню, глаза его походили на две белые молниевые искры. Прилетал дракон со стороны моря, всегда окружённый грозовыми облаками и всполохами, опускался на скалу и издавал грозный рык, который раскатывался далеко вокруг, выжидал немного — и снова рычал. Он в любой момент мог напасть на Сторм и даже иногда поворачивал голову в сторону острова, но всё же не нападал: издав несколько залпов громогласного рыка, всегда не меньше десяти, дракон улетал неведомо куда.
Прилетал дракон раз в пятьдесят лет, и немало поколений скондов, устрашённые возможностью встретиться с чудовищем в море, жгли ладьи, оставаясь на острове, где, как они полагали, можно спастись: их крепи были вытесаны из горной породы, непреступные крепи с толстыми каменными стенами, за которыми не страшны и драконы.
