Король-отец озирался затравленно и одновременно изумлённо. Опустошение, царящее в за́мке, поразило его до глубины души. Во дворе творилось вообще невесть что: скакали какие-то хорьки, белки, ящерицы, валялись пустые доспехи, целая куча каменных статуй самого безобразного вида, вповалку трупы с переломанными шеями… Да что вообще тут, в его за́мке, творится?! Он сурово воззрился на Алистера, приняв его за какого-то чародея.

— И этот из прихвостней ведьмы? — прорычал он, сверля короля эльфов взглядом.

— Полегче, — посоветовал тот, небрежно отмахивая с плеча плащ и открывая золотую перевязь, — ты говоришь с королём эльфов, смертный!

Когда нужно было, он мог принимать такой величественный вид, что все короли мира ему и в подмётки не годились. Правда, прибегал Алистер к нему исключительно редко.

— Драконы… эльфы… ведьмы… — пробормотал король-отец. — Куда катится этот мир!

— Ну, мы своё дело сделали, пора и честь знать, — сказал Алистер, обращаясь к Эмбервингу. — Спасли целое королевство, а никто даже спасибо не сказал. Нет, люди как были людьми, так и остались!

Эмбер фыркнул:

— Ещё бы, на то они и люди. Выдумал тоже…

— Нам пора, — однозначно сказал Голденхарт, беря Дракона под руку. — Я не хочу здесь задерживаться ни минуты дольше.

— Погоди-ка, — грозно сказал король-отец, — про остальных не знаю, но тебя я никуда не отпускал! Ты нынешний кронпринц, ты обязан наследовать трон Тридевятого королевства. И твои отговорки — это пустая болтовня! Ты станешь королём, или я не я!

Голденхарт весь подобрался, глаза его сверкнули. Это непременно вылилось бы в очередную ссору или даже свару, но вмешался Эмбервинг.

— Ну, ну, — примирительно сказал он, беря менестреля за талию и отставляя в сторону, — не горячись, я это сам улажу.

Эти слова Голденхарта не успокоили, а наоборот, привели в страшное волнение. «Уладить» Дракон наверняка мог, вопрос в том, каким способом! В прошлый раз он такими ужасами пригрозил, что менестрелю самому не по себе стало! А ведь он отлично знал, что Дракон своё слово держит всегда.

Эмбервинг, чуть наклонив голову набок, осведомился у короля-отца:

— Смертный, наследовать трон могут не только прямые потомки, как сыновья или дочери, верно? Могут и дети детей, и дети их детей, и так далее. Что говорят королевские традиции на этот счёт?

Король насупился:

— У меня нет других детей, а у моих детей нет детей.

— У Айрена целых шесть, — возразил Голденхарт между делом.

— И все дочери. Наследником трона Тридевятого королевства может стать только отпрыск мужского рода, — отрезал король.

— А Хельгу-то назначил наследницей… — пробормотал Рэдвальд себе под нос и быстро оглянулся по сторонам. А где же ведьма?

— Стало быть, — продолжал Эмбервинг спокойно, — если у одного из твоих сыновей был бы сын или сыновья, то один из них мог бы стать престолонаследником. Верно ли я говорю?

Король вынужден был согласиться, но к чему ведёт Дракон — не понимал.

— Значит, ты, смертный, не будешь возражать, если через некоторое время — скажем, через пять или шесть лет, — мы пришлём тебе сына Голденхарта, чтобы он занял трон? — спросил Дракон.

— Сына Голденхарта? — в голос воскликнули Рэдвальд и король, и оба уставились на менестреля.

Тот в свою очередь беспокойно посмотрел на Эмбервинга:

— Эмбер?

— Он ещё мальчик, — продолжал Эмбервинг, — но через несколько лет войдёт в возраст, обучится тому, что нужно знать будущему королю, и вот тогда…

— О ком это ты говоришь, Эмбервинг? — невинно поинтересовался Алистер.

— О Лучесвете, так его зовут, — ответил Эмбер, одарив короля эльфов нелестным взглядом. — Ты ведь его уже видел, когда шлялся по моим землям.

— Ну почему сразу шлялся… — оскорбился или сделал вид, что оскорбился, эльф. — Я совершал праздную прогулку.

— Один чёрт, — отозвался Дракон. — В общем, смертный, ты получишь наследника, когда ему будет что наследовать. Нынешнее Тридевятое королевство никому не гоже. Тебе будет чем заняться в ожидании, король как-тебя-там.

— Если у Голденхарта есть сын, то и воспитываться он должен здесь, — проскрипел король-отец.

— Вот уж нет, — неожиданно вмешался Голденхарт, и лицо его вспыхнуло гневом. — Если у меня на самом деле есть сын…

— Есть, есть, — поддакнул Алистер.

— …то я ни за что не позволю, чтобы с ним обращались так же, как со мной, — решительно объявил менестрель. — Если уж он хочет стать королём, то это королевство получит уже готового короля. Или вообще никакого.

— На том и порешим, — свернул тему Эмбервинг, — предоставим твоему отцу восстанавливать королевство… А где нас искать, он знает. Только, смертный, — усмехнувшись, предупредил Дракон, — в другой раз присылай гонцов честь по чести, через парадный вход, а не пользуясь штукарством. В другой раз я ведь и терпение потерять могу, а драконы, потерявшие терпение, это всё равно что драконы, которым на хвост наступили. Видел ты когда-нибудь драконов, которым на хвост наступили? То-то же.

Все призадумались. Дракон, которому наступили на хвост, верно, должен быть разъярённым драконом.

— А ведьма-то где? — прервал провисшее молчание Рэдвальд. Ему бы очень не хотелось, чтобы в общей сумятице позабыли про главного врага.

— Ведьму найти и сжечь! — рявкнул притихший было король-отец.

Хёггель весь так и взвился, почувствовав, как задрожала прятавшаяся за его спиной фея, но Алистер крепко сжал его плечо и ответил:

— Умерла. Теперь королевству ничто не угрожает. Покончено с ведьмой. На этом и простимся.

Он открыл портал, толкнул Хёггеля в грудь, впихивая его внутрь вместе с Хельгартен, и скрылся следом за ними. Рэдвальд заметил волну струящихся светлых волос, исчезнувшую в портале, но решил, что это волосы короля эльфов так бликовали.

Эмбервинг открыл другой портал — для себя и Голденхарта.

Когда они вернулись в Серую Башню, ни Голденхарт, ни Эмбервинг ни словом не обмолвились о данном королю Тридевятого королевства обещании. Но утром, едва рассвело, менестрель ускользнул в деревню. Дракон, разумеется, проснулся и потихоньку последовал за ним, на порядочном расстоянии. Он не вмешивался, просто наблюдал. Он видел, как менестрель стоял напротив светловолосого мальчика и смотрел на него с тем же удивлением, с каким и Лучесвет смотрел на него. Он видел, как они о чём-то разговаривали, но не прислушивался, решив, что Голденхарту лучше самому́ во всём разобраться. Он видел, как Лучесвет замахал руками, что-то рассказывая или показывая, и видел, как прояснилось лицо Голденхарта, когда он слушал и смотрел. Быть может, мальчишка рассказывал ему о своих мечтах стать рыцарем? Он видел, как исподтишка за ними наблюдает семейство трактирщика в полном составе и, пожалуй, ещё полдеревни. Он видел, как Голденхарт распрощался с мальчиком и, приподняв на прощание руку, побрёл неспешно обратно к башне. Лицо у юноши было задумчивое.

Голденхарт приостановился как раз напротив куста черёмухи, за которым прятался Дракон. Эмбер решил, что он просто задумался, но менестрель взглянул на куст и позвал:

— Ты ведь здесь, Эмбер?

Дракон неловко засмеялся и вышел из-за куста:

— Прости, не удержался. Ты меня заметил?

— Почувствовал, — отозвался менестрель, чуть тронув грудь ладонью. — Ты не сердишься?

— Я? — удивился Эмбервинг. — Почему я должен на тебя сердиться?

— Ну… за то, что всё так вышло? — опасливо объяснил юноша. — Видишь ли, я тогда делал сплошные глупости и…

— Так ведь и я тоже, — возразил Дракон и опять засмеялся. — Подумать только! Древнее существо, дракон, кладезь безграничной мудрости… на деле оказался глупцом и слепцом. Не заметить очевидного — хороший же из меня дракон!

— С делами сердечными разобраться не так-то и просто, — только и сказал менестрель и опять призадумался.

К вечеру, когда легли спать, менестрель долго ворочался с боку на бок, пото́м затих. Ночью Дракон проснулся и обнаружил, что юноша не спит — сидит подле окна и пространно глядит в ночную тьму. Эмбервинг тоже сел, придвинулся и облокотился на подоконник.