— Никому не позволю её обидеть!

— Вот так-так, — засмеялся Алистер, — что это ты выдумал?

Голденхарт с Эмбервингом переглянулись. Кажется, василиски влюбчивы до смешного. А впрочем, Голденхарту и самому стало жаль бедную фею: попала под какое-то проклятье и превратилась в ведьму…

— Ладно, — милостиво согласился Алистер, — предоставим это Хёггелю. У нас и без того есть чем заняться.

— Правда? — удивился Дракон, оглядев пустой двор.

— Да, — кивнул король эльфов, и его лицо стало хитрым и по-эльфийски коварным, — принцу Голденхарту уж точно есть чем заняться, не правда ли, принц Голденхарт?

Менестрель вопросительно приподнял брови.

— Где-то в замке томится король Тридевятого королевства, — пояснил Алистер. — Тебе сто́ит отыскать его и освободить.

— Очень сомневаюсь, что сто́ит, — поморщился Голденхарт. — А нельзя просто оставить всё, как есть? Придворные скоро очухаются от заклятья, вот пусть они и освобождают.

— А вот интересно, — промурлыкал король эльфов, — и почему это ты так не хочешь встречаться с отцом?

— Потому что, — не без раздражения отозвался Голденхарт, — он начнёт требовать, чтобы я стал престолонаследником, раз уж кронпринц Айрен отказался, и ни к чему хорошему это не приведёт.

— С его стороны это вполне разумно, — заметил Алистер, — хотеть, чтобы трон унаследовал родной сын, а не чужак. Любой король того желает.

— Но не любой король прибегает к подобным методам, — хмуро возразил Голденхарт.

— А почему бы тогда тебе не предложить ему своего сына вместо себя самого? — прищурил глаза Алистер и улыбнулся ещё шире и коварнее.

— Сына? — в голос спросили Дракон и Голденхарт. — Какого ещё сына?

— Ты ведь порядочно странствовал, не так ли? Ни за что не поверю, что ты ни разу не воспользовался своей красотой и не похитил с десяток, а то и больше девичьих сердец, — журчащим, как ручеёк, голосом продолжал Алистер.

Голденхарт вспыхнул. За время его путешествий много чего случалось, но ни вспоминать об этом, ни тем более упоминать — в присутствии-то Дракона! — ему не хотелось. Но отвечать эльфу всё же пришлось.

— Что же мне, отправляться в очередное путешествие, — буркнул он, стараясь не замечать пристального взгляда Дракона, — и выискивать… когда я даже лиц их не помню…

— Зачем же далеко ходить? — помахал ладонью Алистер. — Вот хотя бы в Серой Башне…

— Что — в Серой Башне? — нахмурился Эмбервинг.

— Да глупости, — засмеялся Голденхарт, — ничего подобного я не…

— Правда? — с улыбкой уточнил король эльфов. — В прошлую мою прогулку я видел одного мальчика-пастушка — ну вылитый ты! И я очень сомневаюсь, что в этих местах есть кто-то столь же поразительно красивый, чтобы родить такого ребёнка.

— Да я никогда… — начал менестрель и осёкся. Один раз, пожалуй, было. Ещё в те времена, когда они с Драконом делали глупости, чтобы не признаваться себе в том, что влюблены друг в друга.

Эмбервинг, вероятно, подумал о том же. Бровь его дёрнулась, он быстро начертил в воздухе портал и скрылся в нём, прежде чем Голденхарт успел последовать за ним или что-либо возразить.

— Алистер, что же ты наделал! — воскликнул менестрель, бледнея. — Он ведь, если разозлится, таких бед натворить может!

— Мне почему-то не показалось, что он разозлился, — возразил Алистер. — Однако… неужто ты на самом деле ничего не знал? Десять с лишним лет прожить бок о бок с собственным сыном и ни разу его не встретить? Да ты, верно, не видишь дальше собственного носа!

Голденхарт нахмурился, но не стал объяснять королю эльфов, как обстояли дела в Серой Башне для них с Драконом.

Эмбервинг рассчитал верно: оказался как раз на пастбище. Поодаль переходило с места на место стадо тучных коров, сопровождаемое ленивой собакой. Деревенский староста стоял и костерил за что-то пастуха, долговязого детину с выпученными глазами, тот изредка огрызался. Увидев Дракона, оба примолкли и уставились на него.

— Господин дракон? — затрепетал отчего-то староста. Будто Дракон застукал его за какими-то тёмными делишками.

— А где пастушок, что был при стаде? — спросил Эмбервинг.

— Трактирщиков внук? — удивился староста, пото́м основательно встревожился: — Что он опять натворил?

Дракон, не ответив, пошёл к деревне: всё, что ему нужно было узнать, он уже узнал. Староста всполошился и побежал следом, повторяя в сильном волнении:

— Смилуйся, господин дракон! Да он всего же мальчик…

Кажется, он решил, что мальчишка прогневал Дракона, а тот решил воздать ему по заслугам. У Эмбервинга не было времени ему что-то разъяснять: стоило вернуться поскорее обратно в Тридевятое королевство, оставлять там Голденхарта одного было глупо, даже и чтобы выяснить такую важную вещь, как наличие или отсутствие у менестреля отпрысков. Быть может, король эльфов специально его подзадорил, а он и поверил… Но не останавливаться же на полпути?

Эмбервинг зашёл в трактир, оглянулся, выискивая владельца. Старый трактирщик кряхтел в углу над упрямой бутылкой: никак не мог её откупорить.

— Где твой внук? — спросил Дракон, подходя к нему.

Старик испуганно всплеснул руками, бутылка полетела на пол, Дракон подхватил её и поставил обратно на стол. Но дребезг всё же раздался. Эмбервинг дёрнул головой на звук — это уронила кувшин вышедшая из погреба дочка трактирщика. К ней с тем же вопросом Эмбер обратиться не успел: она кинулась в боковую дверь с небывалой для её комплекции поспешностью. Дракон клацнул зубами — ошалели они тут все, что ли? — и пошёл следом. Старый трактирщик поковылял за ним, причитая почти как староста:

— Да ведь он ни в чём не виноват, мальчик-то… Смилуйся, господин дракон!

Эмбервинг между тем прошёл через боковую дверь и очутился во внутреннем дворике. Трактирщица уже была у калитки, но не одна: она волокла за руку светловолосого упирающегося мальчика, его волосы сверкали на солнце золотом. Испуганно обернувшись и увидев, что Дракон идёт следом, она оставила попытки сбежать и, обхватив мальчика, согнулась в три погибели у калитки, словно бы пытаясь заслонить его от гнева Дракона собственным телом.

— Он ни в чём не виноват, — разобрал Дракон её бормотание, — невинное дитя…

Эмбервинг остановился от неё в двух шагах, нахмурился и произнёс, ни к кому конкретно не обращаясь:

— За кого вы меня принимаете, людишки?

Трактирщик вместе со старостой причитали на прежний лад у боковой двери, но во двор выйти не решались. К ним присоединился ещё и муж трактирщицы, бородатый здоровяк-лесоруб. Их вопли привлекли внимание других крестьян, и те начали выглядывать из окон, выходить на улицу, заглядывать во внутренний двор трактира через изгородь: что, мол, за оказия?

Мальчик вывернулся из рук матери, одёрнул задравшуюся рубаху и уставился на Дракона двумя сапфировыми камешками глаз. Сходство было поразительное, будто Эмбер сейчас глядел на уменьшенную копию менестреля. Во взгляде мальчика было нескрываемое любопытство.

— Не боишься меня? — на всякий случай спросил Дракон.

Мальчик после раздумчивой паузы возразил:

— А должен?

— Я дракон, — объяснил Эмбервинг.

— Я знаю, — запросто сказал мальчик, — ты в башне живёшь. Только мне туда запрещено ходить.

— Имя у тебя, конечно же, есть? — спросил Дракон.

Мальчик нахмурился, надул губы, пото́м быстро выговорил, понижая голос:

— Лучесвет.

— Кажется, ты своим именем недоволен? — предположил Эмбервинг, верно истолковав его гримасу.

— А как же! — с обидой воскликнул мальчик. — У всех имена как имена: Томы, Барты, Питеры… А тут… Да никого в деревне больше так не зовут!

Дракон невольно рассмеялся, а мальчик продолжал объяснять, почему его имя самое дурацкое на свете. Кажется, его порядком дразнили те самые Томы, Барты и Питеры.

— Имя у тебя просто замечательное, — возразил Эмбервинг.

Лучесвет взглянул на него с сомнением, но Дракон покивал, убеждая:

— Солнечное, светлое… Мне вот лично очень даже нравится. Такие имена бывали у героев древности, славных витязей и властителей.