— Что это? — удивленно спросила смотревшая вверх Никсель.

— Космические корабли, — сказал я. — Этот мир на столетия опережает нашу реальность в развитии.

— А что нам тогда тут делать? — продолжение фразы "раз они такие развитые" угадывалось без особого труда.

— Действуем по отработанной схеме. Ты летишь домой. Я спасаю мир.

— А этот мир точно требуется спасать? — продолжала скоблить Никсель.

Я задумался. Правильный ответ был "Да, я нутром чую", поскольку я действительно чуял это нутром. Но этот ответ не устроил бы Никсель. Нутром чу… ну вы поняли. Поэтому я просто промолчал. В надежде, что Никсель поступит так же.

— Вспомнила, — продолжила Никсель, — вспомнила, кого ты мне напоминаешь своей неуёмной энергичностью. Видео в паблике лежало про то, как солдат кота спасал. Кот на дерево забрался и боялся слезть. Солдат сначала пытался сам на дерево залезть. Не сумел. Потом пытался дерево к земле веревкой притянуть. Не сумел. Потом пытался дерево спилить.

— Не сумел? — предположил проснувшийся при упоминании о котах Беляш.

— Нет, как раз сумел. Дерево на высоковольтную линию упало. Кота электричеством поджарило.

— Это хорошо, — подвел итог Беляш и снова закрыл глаза.

Я обиженно замолчал. В словах Никсель было достаточно много правды, чтоб так вот запросто от них отмахнуться. Но надо ли говорить, что даже то, что Никсель подметила правильно, я видел совершенно в другом свете? Мне мучительно хотелось возразить, но я наступил на горло собственной песне. Да, да — я учусь на своих ошибках — за всю свою жизнь я сумел переубедить в споре, приводя доводы и аргументы, только жалкую дюжину человек.

И все они были мужчинами.

Чтоб переубедить женщину, логики и здравого смысла недостаточно. Нужно иметь вес в её глазах. Быть значимым для неё человеком. Без этого всё сказанное тобой автоматически расценивается как белый шум.

Надо ли говорить, что моя значимость в глазах Никсель была ничтожно мала? Я был очередным лысеющим папиком, который бормочет ерунду и которого она терпит только из вежливости. Ну и потому, что пообещала Трикстеру сотрудничать со мной на протяжении пяти миссий в обмен на ангельские крылья.

Вероятность убедить Никсель хоть в чем-то при данном раскладе стремительно стремилась к нулю. А я не вступаю в бой, в котором не могу победить. С меня хватит.

— Может, хватит спорить? А то мы с тобой как первая гомосексуальная пара в российских медиа себя ведем, — решил сменить тему я, зная, что Никсель делает стойку на любое упоминание однополых отношений.

— Какая пара? — предсказуемо откликнулась девушка.

— Кот Матроскин и пёсель Шарик, Никсель. Стыдно не знать.

— А у них, что, что-то было?

— Не знаю, свечку не держал. Но то, что они ведут себя как муж с женой в типичной российской семье, — факт, данный мне в ощущениях.

Пользуясь моментом, я наклонился и включил радиоприёмник. Что было довольно непросто сделать — разогнавшийся на безатмосферном участке полета биплан в уплотнившемся из-за снижения воздухе начал тормозить. Я это почувствовал по наливающемуся тяжестью телу.

Окружающий биплан невидимый силовой кокон начал краснеть, став ненадолго видимым. Плазма вокруг корабля, видимо, еще и глушила радиосигнал — на всех волнах был слышен только вой и треск помех.

Атмосфера тем временем сгустилась настолько, что корабль стало ощутимо потряхивать на воздушных ямах. Я быстро сел обратно в кресло, отодвигая воспользовавшегося моментом подтягивающегося кота.

— Мы уже приехали, мамочка? — тут же спросил кот. — А сейчас? — спросил он через секунду, выглядывая в окно.

Да, я не очень умный. Сделать близорукому коту очки, чтоб он мог смотреть видео на ноутбуке, пока я вкалываю на работе, было стратегической ошибкой. Равно как и скачивать ему все мультфильмы про котов, чтоб он сумел выбрать себе ролевую модель для подражания.

Ролевую модель кот себе выбрал. Что есть, то есть. Беда в том, что это была ролевая модель Осла из "Шрэка". А что если бы кот выбрал своей ролевой моделью Кота в сапогах? Он бы ведь не сапоги тогда начал носить. Он бы мир взялся перекраивать. Нафиг, нафиг. Пусть лучше Осёл.

Тем временем мы спустились до верхних слоёв атмосферы и сейчас неслись, пронзая легкие перистые облака. Под нами расстилалась всё та же унылая пустошь с редкими следами цивилизации: заброшенными фермами, огороженными изгородью кусками пустыни, пустыми каналами, бесполезными ажурными мостами и крохотными городишками, в которых еще теплилась жизнь. Это было заметно по ползущим крошкам автотранспорта.

— На горизонте город, — сказала Никсель, — лечу к нему.

— Согласен, летим к городу, — сказал я, прекрасно понимая, что Никсель полетит, куда решила, при любом моём ответе.

Виднеющийся на горизонте город имел на удивление мультяшную планировку. Так обычно рисуют разные метрополисы аниматоры средней руки. Размещают на крохотном пятачке несколько действительно высоких небоскребов, окружив их домами с падающей по экспоненте по мере отдаления от центра высотой. Здесь эту планировку намеренно воплотили в реальность.

Как и в мультфильмах, здания соединяли ажурные мостки, по которым сновали шустрые точки вагонов. Вокруг зданий, словно по невидимым воздушным трассам, мельтешила мошкара летающих машин. В отдалении, заслоненная небоскребами, угадывалась конгломерация космопорта, от которой, как от костра, в небеса тянулся столб дрожащего воздуха, заполненного десятками взлетающих и садящихся кораблей. В основном мелочи, размером с автобус, хотя попадались и относительно крупные, размером с двенадцатиэтажку, экземпляры.

Рассмотреть город детальней не получилось — до меня дошло, что при таком насыщенном воздушном трафике вольный полет не оборудованного транспондером самолета привлечет внимание местной полиции. Оглядевшись, я заметил небольшой караван из летевших из провинции самолетов, очень похожих на наш.

— Никсель, пристраивайся им в хвост, пока нас полицаи не загребли, — сказал я, показывая рукой на караван.

Никсель и не пошевелилась. Ах, да, запоздало вспомнил я, к нашей пилотессе нельзя обращаться с приказами. Любое, даже правильное и своевременное указание, нужно оборачивать в три слоя вежливости, чтоб быть услышанным. Иначе она проигнорирует даже крик "Спасайся, медведь!", потому что он был сказан слишком резким тоном.

Именно поэтому женщин и не берут в армию.

Поскольку времени вступать в перебранку не было, я резко бросил самолет вверх, активировав и опустив второй штурвал. Никсель возмущенно вякнула что-то неразборчивое, отключив его управление. Но, спускаясь с горки, она как-то незаметно пристроилась в хвост улетающей колонне. И даже сбросила скорость, подстраиваясь.

Я с облегчением выдохнул. Мой маневр позволил Никсель выпутаться из ситуации. Умом она, конечно, понимала мою правоту. Но ум всегда пасует перед чувствами — девушка не может вот так просто взять и согласиться с неприятным хамом.

— Знаешь, в чем главная твоя проблема? — спросила девушка.

Я вздохнул. Началась обязательная часть наших выступлений — вынужденно пошедшая у меня на поводу Никсель не могла успокоиться, не сравняв счет. Как и следовало ожидать, не дождавшись ответа, она продолжила сама:

— У тебя неверное репродукционное поведение. Вот сколько тебе лет? Сорокет в обед? По уму ты должен был бы быть либо давно и прочно женат на хорошей, домовитой самке. Либо мёртв, погибнув в попытке её завоевать. А ты ни рыба ни мясо. То есть и не умер, и самки не заполучил. Мироздание чувствует, что с тобой что-то не так, Алёшенька. И пытается этот непорядок исправить.

— Предоставив мне подружку?

— Нет, дружок, — с деланным сочувствием проворковала Никсель, — прибить каким-нибудь необычным способом в назидание остальным. Ибо нехуй.

— Ну, я еще не оставляю надежды встретить женщину своей мечты, — хохотнул я. Вышло по-настоящему жалко.

— И это могло бы получиться, — великодушно согласилась Никсель, — если бы ты потрудился понять, что может заставить самку согласиться на присутствие в её постели настолько неформатного кекса.