— Однако раньше вам не претило то, что вас защищала магия, — сказала я с вкрадчивостью, заимствованной у… Хорвека? Уны?.. Теперь уж было не различить.
Слова эти заставили Лодо перемениться в лице — он не подозревал, что тайны его семьи больше таковыми не являются. По крайней мере — для меня.
— Откуда ты знаешь?.. — начал он, но, поняв, что выдает себя, попытался сменить тон. — Что за…
— Я знаю гораздо больше, — отвечала я, медленно, но уверенно приближаясь. — Возможно, вы думаете, что магия до сих пор хранит вас? Теперь, когда договор с ведьмой расторгнут? О, нет. Все переменилось, ваша светлость!
И с этими словами я, ничуть не боясь его меча, быстро схватила руку Лодо и царапнула тыльную сторону ладони до крови. Растерянный принц от неожиданности вскрикнул, отдергивая руку и глядя на царапину с искренним недоумением.
— Видите, светлейший принц? — я шептала почти ядовито, находя в том удивительную радость. — Вы уязвимы, как и любой смертный. Две трети жизни вас хранила магия одной ведьмы, а потом вы перешли под покровительство другой, но все равно чувствовали себя в безопасности, не зная поражения и боли. Теперь этого не будет. Скажите-ка честно, готовы ли вы действовать и бороться, как это делают обычные люди? В самом деле рискуя жизнью, испытывая боль, теряя кровь? К слову о крови: я поклялась, что Мике никого не убьет по моему приказу, но не давала обещания, что прикажу ему никого не убивать. А запах вашей крови ему пришелся по нраву, как видите. Оставьте свой меч и послушайте, что я вам скажу…
— Ведьма! Ведьма!.. — повторял Лодо, глядя на меня со страхом, но, одновременно с тем — со смутной надеждой.
— Возможно, — согласилась я, одновременно с тем запрещая Мике приближаться к нам. — Но я не та ведьма, что будет вас защищать и направлять. А вам вскоре потребуется защита, ведь в Астолано случились важные перемены. Ваш кузен, Эдарро, внезапно восстал из могилы и занял трон. Не думаю, что он простит…
— Эдарро? Простит меня?! — возмутился Лодо, чьи руки начали заметно подрагивать.
— ...Простит вам само ваше существование, — невозмутимо продолжила я. — Я не так уж хорошо знаю вашего родственника, но отчего-то мне кажется, что он весьма охотно вас прикончит, едва только поймет, где искать.
Считается, что говорить правду — легко и приятно, и я в самом деле ощущала непривычное удовлетворение от того, как больно бьют принца Лодо мои слова. «Нет, Йель, — одернула я себя. — Так нельзя. Быть Уной легче, чем быть собой, однако ты уже видела, что случается, когда люди выбирают путь меньшей боли. Лодо продался ведьме, а Хорвек чуть не превратился в Эдарро. Довольно!».
— Ваша светлость, — переведя дух, сказала я, теперь уже без злости и яда. — Поймите, нам не спастись без его советов. Узнай он, что я сейчас собираюсь сделать — немедленно бы запретил, и прогнал бы отсюда куда решительнее, чем вы. Но я нуждаюсь в нем настолько, что готова нарушить его волю. И вы, если поразмыслите, поймете, что нам вдвоем нужно тянуть Хорвека за ноги из преисподней — или где он там оказался.
Уж не знаю, что проняло Лодо больше — угрозы или добросердечное обращение, но он, вздохнув, отступил.
— Как бы не пожалеть тебе об этом, — проронил он мрачно и тоскливо.
— О, ваша светлость! — я махнула рукой. — Не в обиду вам будет сказано, но я не жалею даже о том, что в свое время решила спасти вас! Хотя, видят боги, это мне не принесло ни пользы, ни счастья, ни чьей-либо благодарности.
Последние слова уязвили принца и он скрипнул зубами, помрачнев: в самом деле, за все это время он так и не удосужился поблагодарить меня за спасение от Рыжей Уны. Да и сейчас язык у него не повернулся сказать доброе слово, но, надо признать, из меня получилась весьма неприятная спасительница.
— Я… ухожу, — наконец сказал он, делая шаг назад. — И не желаю больше тебя слушать. Все ведьмы одинаковы — лукавые двуличные создания, умеющие плести слова так ловко, что даже без магии они травят людские души. Забирай своего демона — уж тебе-то ничего не стоит договориться с преисподней. Но не думай, что я хоть раз приду к вам за помощью!.. Клянусь, что никогда больше не окажусь на одной стороне с чародеями!
— Ох, тогда вам придется порядочно повозиться, чтобы найти такую сторону… — пробормотала я на прощание, но принц сделал вид, что не расслышал, медленно и подавленно уходя во тьму узкого подземного коридора.
Я знала, что мы еще не раз вспомним этот разговор, и встреча эта не может стать последней для нас — теперь меня и принца связывало нечто большее, чем выдуманная влюбленность. Зная многое о шутках, которые любят шутить с людьми высшие силы, я не спешила этому ни радоваться, ни огорчаться.
Мои счастье и горе сейчас заключались совсем в ином, и давно уж перемешались между собой так, что нипочем не отличить сладость от горечи.
Я осталась с телом Хорвека. Оно еще не начало разлагаться, в глубоких подземельях замка всегда царила прохлада. Но мне следовало торопиться — одной только магии было известно, как долго сохранятся волшебные свойства сердца Рекхе без поддерживающих заклятий Уны. Мике не нравился запах мертвого тела — оборотни любят свежую кровь, — оттого он держался поодаль, и я, подумав, приказала ему охранять вход в комнату. У тех слов, что я собиралась произнести, не должно быть свидетелей.
Некоторое время я смотрела на мертвое лицо, старательно вспоминая, как хмурились эти брови, как улыбались губы — разве существовало в мире что-то более желанное для меня?..
— Слышишь, магия? — сказала я тихо и зло, почувствовав, как глаза начали жечь слезы. — Я знаю, чего ты хочешь. И ты знаешь, что я тебя не хочу. Мне нет дела до твоей славы, никогда я не желала власти, и плевать хотела на любые виды магического искусства. А уж одарила ты меня при рождении не щедрее, чем курицу мозгами. Но если ты желаешь взять меня на службу, то выслушаешь мои требования. Они целиком и полностью справедливы, и тебе, гадкая ты сила, должно быть стыдно, за то, что ты потворствовала Рыжей Уне в ее обмане!..
Сама того не заметив, я говорила все громче, и теперь мой голос гремел, отражаясь от каменных стен — а затем и сами стены задрожали. Мике у двери тоненько заскулил, но я прикрикнула, чтоб не смел тронуться с места.
— Я обвиняю посмертно Рыжую Уну в том, что она обманула Хорвека и заключила с ним чародейское перемирие, утаив сердце демона, необходимое ему для спасения жизни! — выкрикнула я, грозя кулаком стенам, потолку и всему миру сразу.
Тело Хорвека внезапно дернулось, словно по нему прошла судорога, и я схватила мертвую руку, невольно ища в ней необходимую мне сейчас поддержку — но в глубине души зная, что сейчас могу положиться только на саму себя. Рокот нарастал, как это было в Астолано, когда взбунтовалось подземное море, но даже если бы мне сейчас сказали, что я погублю владения подземной девы, замок и сам город в придачу, то я бы не остановилась. Пусть звонят на все лады колокола Темнейшего Двора, пусть разобьется на осколки волшебное зеркало короля демонов, пусть душа Уны корчится от бессильной ненависти!
— Требую отменить наказание за нарушение магического перемирия! — продолжала кричать я. — Грош цена клятве, за которой прячется мелкое мошенничество! И грош цена силе, что закрывает глаза на бесчестность своих слуг! Даже если сотрешь меня сейчас в пыль — обман не исчезнет. Нет и не было никакого уговора Уны и Хорвека — одна только ложь!
И снова тело дернулось, но сердце не билось — я, разорвав рубаху на покойнике, приложила ухо к груди. Да и как ему биться — оно сгорело напрочь в тот миг, когда на Хорвека обрушилось злое проклятие Уны. Был бы он в силе — наверняка смог бы отразить чары, и в его слабости тоже была повинна несправедливость, обман рыжей колдуньи!
— Сердцу человека Ирну и так полагалось сгореть, — я достала нож. — А его место должно занять сердце демона Рекхе! Я не верю, что в нем заключено зло! С этим сердцем он когда-то решил вернуться ко мне в человеческом обличье и помочь — стало быть, это славное сердце! Лучшее из тех, что я встречала!
