— Шейн, я не знаю, что это за раса, но ты говоришь мне это таким голосом, что я начинаю переживать, что это изверги какие-то или убийцы.

— Я не знаю кто такие изверги, но думаю, что эти расы похожи. Иште — это по сути и есть человек, только они имеют такую особенность как перерождение. Также эти существа могут быть только в человеческом облике, и не имеют никаких ипостасей, только живут они долго по сравнению с людьми и с каждым перерождением у них на теле появляются руны, можно сказать, что они бессмертны.

— Волчонок, я не собираюсь с тобой ничего такого делать что ты себе напридумывал, верь мне. Тем более, ты ни капельки не похож на убийцу, поэтому перестань накручивать себя и общайся со мной как прежне.

Спустя пять минут мы наелись, и я пошла на кровать.

— Волчонок, как мне нужно лечь, чтобы тебе было удобнее?

— Просто приспусти немного пеньюар, и я начну разминать тебе спину.

— Как скажешь, — пока Шейн доставал крема и масла, которые нашел, я призадумалась, а как у них обстоят тут дела с сексом, не то чтобы мне это было так необходимо и я жить без него не могла, нет, это чисто женское любопытство, которое уже две минуты проедает мне плешь. И решив не заморачиваться, напрямую спросила об этом Шейна — Волчонок, а как вы тут развлекаетесь?

— Руби, какие у рабов могут быть развлечения, мы — вещи, наша обязанность выполнят все, что прикажет наша хозяйка.

— Я не совсем об этом говорю, я про то, как вы расслабляетесь в интимном плане?

— В гаремах все просто, там своя иерархия, где Верхний решает или дает согласие кто с кем и когда. А остальные рабы, мало когда могут с кем-то переспать, да и многие после специфических наказаний не хотят, их просто не интересует.

— Спрашивать, как наказывают я даже не буду. Любопытство утолили, голод тоже, теперь давай приступать, наконец-то, к массажу.

После пары минут массирования спины, я растеклась лужицей, а когда Шейн перешел к пояснице, я уже хотела, чтобы он зашел дальше. Я?! Девушка, которая могла пару месяцев спокойно не спать с мужчиной, готова спустя пять минут простого массажа лечь под него. Поэтому, когда прохладные пальцы скользнули чуть ниже поясницы я немного выгнулась, а волчонок в этот момент замер, боясь пошевельнуться. Бьюсь об заклад, он уже раз сто пожалел, что позволил себе эту фривольность. Но, когда я замычала, потому что сказать что-то внятное у меня бы точно не получилось, он дальше преступил к массажу. Неторопливыми, будто невесомыми касаниями он разминал мне шею, спину, поясницу, потом ниже, еще ниже, и я уже не сдержавшись застонала. А этот. этот… короче он довольно мурлыкнул и несмело проложил дорожку поцелуев по позвоночнику. Движения волчонка были такие робкие, что заводиться я стала в геометрической прогрессии. А потом этот нахал(!!!) просто взял и остановился, вот так вот раз и все, как будто ничего не было.

— Руби, я закончил, могу ли еще что-то для тебя сделать?

— Ты мог бы оказать мне услугу не останавливаться, но чувствую, здесь есть какие-то предрассудки.

— Руби, ты можешь вступать в связь, только со своими супругами и наложниками, а с остальными не можешь заниматься любовью, потому что тебя не поймут в обществе и станут относиться без почтения и не серьезно.

— Ох, ладно, поговорим попозже на эту тему. А сейчас все идут спать.

— Мне подождать пока ты уснешь? — поинтересовался он.

— Что уж тебя мучить иди к себе….

После ухода Шейна, я задумалась, что это такое тут было? Помутнение рассудка или что-то более серьезное. Пока я склоняюсь к первому варианту, так как никаких чувств к волчонку я не испытываю, конечно же, кроме как дружеских, правда пока шатких.

Глава ведется от имени Шейна

Бывает иногда так трудно поверить в чудо, особенно если ты живешь в мире, где у тебя нет права слова, твоя жизнь по сути ничего не значит и не принадлежит тебе. В мире, где единственное, что может быть твоим — это мысли, неосуществимые желания и мечты.

Этот мир хорош только для тех, кто имеет хоть что-то, а у нас, обычных рабов — это ад на земле.

Мое детство было по сути не плохим, мать меня практически не замечала и жил я в более-менее нормальных условиях, пока она не умерла. Тогда во главу семьи встала старшая дочь, и она, проведя расчеты, решила, что слишком много рабов, которые не приносят пользы и просто тратят ее деньги, по воли случая, в этот список бесполезных попал я сам. Тина (так звали мою неродную сестру) решила меня подарить своей подруге, та, сначала обрадовалась новой игрушки, а потом, со временем я, как и большинство, стал ей не нужен, а раз я ей наскучил, то можно меня и перепродать, зачем не нужный хлам держать при себе.

Прибывание на рабском рынке было кромешным адом. Каждый день смотреть на то, как измываются над такими же как и я безвольными существами: как их бьют, режут, порят, было невозможно. Чувствовать, когда по твоей спине ударяют плетью не так больно, как осознавать, что на месте невольника, находится твой сын, которому не посчастливилось родиться мальчиком и которого ты ни разу не видел, представлять, как он истекает кровью, как просит помиловать — нет ничего хуже.

Три дня моего персонального мученья тянулись ужасно долго, пока меня не купила хозяйка, хотя теперь уже бывшая хозяйка. Тогда я смог наверное впервые за свои двадцать пять лет жизни искренне порадоваться. Конечно, страх, что со мной будут творить невесть что присутствовал, но я был готов даже к самому страшному наказанию, лишь бы не оказаться снова в том ужасном месте, я готов был вытерпеть все что угодно, только бы не испытать снова ту невыносимую моральную боль. Но на самом деле все оказалось не так уж и плохо, по крайней мере не то что я себе навыдумывал заранее. Конечно, такую жизнь прекрасной не назовешь, но она вполне тянет на пригодную.

У Тиффани я был рабом на побегушках, помогал ей в каких-либо домашних делах, также помогал поварам, уборщицам, и в принципе никогда не получал наказания просто так, ради ее удовольствия. Зато когда я в чем то оступался, испытывал сполна на себе всю фантазию бывшей хозяйки. По настроению она могла сама нас наказать так, что нужно было использовать заживляющие масла или уж если сильно напортачили то терпеть и ходить избитым, пока само не заживет, или же нас мог бить какой-нибудь охранник до полу смерти, пока ей не надоест и она не прикажет ему остановиться. А так, если все было сделано безупречно, то и мы могли жить спокойно, хотя все равно это жизнью не назовешь, так бытийство. Эдак можно сказать в такой одноразовой жизни, провел я год, пока к нам не пожаловала новая хозяйка.

В тот день, когда Тиффани приказала нам в буквальном смысле вылизать весь дом, мы начали не хило так нервничать, да и госпожа вся на взводе была, но спросить, что же такого происходит никто так и не осмелился.

На следующей день нам всем стало известно, что у нас будет новая госпожа. Естественно никто этой новости не обрадовался, так как мы не понимали, чего ожидать. И вот после такого "приятного" известия, минут через пятнадцать мы все стояли в главном зале. Рядом с нами была хозяйка Тиффани и сама чуть ли не тряслась от напряжения. Простояли мы так несколько минут, а потом услышали два голоса, которые к нам направлялись, дураком нужно быть чтобы не понять кто пожаловал.

Диалог, который она вела с мужчиной, пришедшим с ней, был очень странный. Они общались на равных, чем повергли нас в шок. Смотря на него, можно с легкостью было догадаться, что он не раб, и даже не простой господин, так как в нем чувствовалась какая — то неведомая сила, которая очень хорошо ощущалась. И от этого становилось еще страшнее.

Поговорив, новая хозяйка окинула нас взглядом и своим изящным пальчиком указала на меня, сказала чтобы я подождал ее тут, а остальные чтобы отправились к себе. Тогда я застыл в диком ужасе, хоть эта милая с виду особа и не внушала страха, я все равно понимал, что женщины добрыми не бывают, даже если в детстве у них и есть хоть капля милосердия, то к совершеннолетию они понимают, что мужчины ничтожества и нас можно не жалеть, тем более раз нас так много.