— Нет. Теперь позволь мне рассказать, как это будет. Кто-нибудь принесет мне мою одежду? — крикнул он. — Сейчас я пойду на взлетную палубу, а когда сделаю все необходимое, вернусь в свою каюту и лягу спать! — к концу его речи все в медблоке съежились. Все, кроме Тори.

— О, правда? Бери, — она подобрала его испорченную одежду и швырнула в него. — Надевай, — Лукас молча смотрел на нее. — Давай. Посмотрим, как ты их наденешь, — девушка напряженно смотрела на майора. — Что? Не можешь сделать этого? — она сдернула покрывало с койки, открывая его ожоги.

— Прекрати! Что с тобой? — Лукас схватился за простыню и поморщился от боли.

— Со мной? Со мной?! Что с тобой происходит? У тебя ожоги второй степени, а ты слишком упрям, чтобы признаться, что тебе больно. И это не имеет ничего общего с шишкой на голове. Твоему телу нужно время для восстановления, майор, и ты дашь ему это время. Это значит, что на несколько дней ты заткнешься и будешь выполнять приказы. Или я настучу по твоей голове так, что у тебя будет настоящее сотрясение. Понятно? — все вокруг оцепенели. — Хорошо. Сейчас я найду тебе штаны, и неважно, что у тебя классная задница. Никто не хочет видеть ее блеск из-под больничного халата.

Лукас с открытым ртом смотрел, как она уходит. «Что это было? Откуда, черт возьми, это взялось? Ей только восемнадцать, ради всего святого! Когда она стала такой жесткой?» Разум вернул его к давнему событию, когда маленькая девочка стояла перед полным Советом, требуя внимания и заявляя о своем праве пострадавшей. Тори потребовала лишить Одрика свободы, а не жизни. Она хотела, чтобы тот прожил долгую, очень долгую жизнь. Она была сильной, сражаясь за свою семью и за свои убеждения.

* * *

Придвинув кресло, Виктория за ширмой ждала Уингейта, который должен помочь Лукасу влезть в пижамные штаны. Она не будет испытывать судьбу, помогая ему сама. Когда ширма отодвинулась, девушка переместила кресло к койке.

— Садись, — она жестом указала на кресло.

— Я могу ходить, — майор не собирался признаваться, что боль усилилась, но не был уверен, что сможет идти.

— Садись, майор, — Виктория видела, как тот напрягся. Он был бледным и вспотевшим, и если упадет, то поранится. — Пожалуйста, — это «пожалуйста», видимо, дошло до него. Повернувшись, Лукас тяжело опустился в кресло.

Позволив Уингейту толкать кресло, Тори подхватила медицинскую сумку Габор и последовала за ними. Дойдя до его каюты, она подошла к панели безопасности.

— Какой у тебя код, майор?

— Мой… что? — боль отразилась на его лице.

— Твой код от двери.

— Я сам введу, — он поднял руку, но больше ничего не смог сделать.

— Скажи свой код, — тихо попросила Тори.

— 16–03 — 5254.

Вводя код, девушка задавалась вопросом, почему эти цифры ей так знакомы.

— Давай уложим его в кровать, Уингейт.

— Я в порядке.

— Конечно в порядке, — согласилась Виктория и посмотрела на Уингейта. — Ты хочешь остаться или принесешь суп?

— Суп, — Уингейт не колебался. Девушка понимающе ему улыбнулась.

Лукас сел на кровать.

— Майор, сейчас дадим тебе обезболивающее.

— Я в порядке!

— Это не так! Тебе больно, а это пустая трата энергии. Энергии, которую твое тело должно использовать для выздоровления. Я сделаю тебе укол, а ты будешь лежать и отдыхать, пока Уингейт не принесет ужин. Тогда ты поешь.

— Ты не будешь указывать мне, что делать.

Не обращая на него никакого внимания, Тори наклонилась и сделала укол.

— Так и есть. Теперь укладывайся.

— Нет, и перестань называть меня майором.

Один маленький толчок разрушил его сопротивление, и Лукас с усталым вздохом откинулся на спину. Его тело было полностью истощено. Положив под его руки подушки, Виктория накрыла его одеялом. Он заснул до того, как она закончила. Довольная его жизненными показателями, девушка приглушила свет.

Виктория засмотрелась на любимого мужчину и не смогла сдержаться, чтобы нежно не откинуть волосы, упавшие на лоб. Две недели! Две недели она его почти не видела и убеждала себя, что не любит его, что это просто фантазия, созданная ее разумом. Никто не мог по-настоящему любить ее, не после того, что она сделала. Все было ложью. Но как только Лукас получил ранение, девушка признала свои чувства к этому великолепному мужчине. И не имело значение, любит ли он ее, или нет.

Это будет длинная ночь. Девушка повернулась к двери и стала ждать Уингейта.

* * *

— Открывай рот, майор, — выражение глаз Лукаса оставалось неизменным за последние полтора дня. Он опять будет сопротивляться. — Тебе нужно подкрепиться.

— Тогда дай мне что-нибудь нормальное, а не этот чертов суп!

Вздохнув, Виктория опустила ложку.

— Мы уже проходили через это. Завтра ты вернешься к твердой пище, — девушка сидела на диване и не сводила с него глаз. Она знала, что он злится из-за своей беспомощности и зависимости от нее. Но она единственный человек, кто мог противостоять ему. Она просто должна ненадолго смириться с этим.

— Слушай, у тебя нет побочных симптомов сотрясения, и завтра Магнес снимет с тебя бинты. Тогда у тебя появится некоторая мобильность, и ты сможешь, по крайней мере, отправиться на взлетную палубу. Пока все выглядит хорошо. Значит, скоро ты сможешь пройти реабилитационный аппарат.

— Мне не понадобится реабилитация.

— Понадобится, если ты снова хочешь летать. Смирись с этим.

Сигнал коммуникатора отвлек Тори.

— Чемберлен.

Лукас видел, как она напряглась, и нахмурился. Что за обращение к отцу?

— Верховный адмирал. Да, это закончилось. Хочешь с ним поговорить? Да, я в порядке, спасибо, что спросил, — сняв гарнитуру, девушка подошла к Лукасу. — Я пойду в каюту, пока ты разговариваешь со своим отцом, — настроив гарнитуру, она повернулась и ушла.

* * *

— Как дела, сын? — спросил Уильям.

— О, здорово! Просто замечательно! Я сижу с руками, перевязанными до локтей, и меня кормят как ребенка. Я просто чертовски хорошо!

Уильям откинулся на спинку кресла. У Виктории дел невпроворот!

— Приятно слышать. Я тут подумал, ты захочешь узнать, что Селфридж вылетает, чтобы перехватить «Фокион». Она везет собственный арсенал врачей и аппаратуру. Отчет Виктории о состоянии пострадавших требует ее скорейшего присутствия.

— Отчет Виктории? — удивился Лукас.

— Лукас, она связалась с Селфридж лично, дав оценку состояния Хоттдога.

— Когда она это сделала?

— Полагаю, когда ты спал.

— Спал? Как вообще можно спать, если она будит меня каждый гребаный час?

— Она должна была проснуться, чтобы разбудить тебя. Дай ей поблажку, ее голос был уставшим.

— Нет, это не так, — уперся майор.

— Так, Лукас. Ты просто не обращаешь внимания. Ты всегда был отвратительным пациентом.

— Послушай, папа, они не снимают бинты, они кормят меня супом, выдавая его за еду,

и пытаются доказать, что я нуждаюсь в реабилитации.

— Ты сможешь.

— К черту это!

С адмирала было достаточно. Если это то, с чем Виктория мирилась, наряду со всем остальным, она заслуживает медаль.

— Этого достаточно, майор! Ты будешь делать то, что тебе говорят. Ты не знаешь, как тебе повезло, тебе и Хоттдогу.

— Я знаю, что взрыв мог быть намного хуже, больше людей…

— Я говорю не о взрыве. Я говорю о Виктории. Если бы она не осмотрела его, предложив правильное лечение, и не составила бы отчеты, шансы Хоттдог снова летать были бы нулевыми! Ты меня понял? Виктория увидела то, что другие пропустили. Она составила настолько новые протоколы, что только горстка людей на планете знает о них. Не говоря уже о том, как их реализовать. Как думаешь, почему Селфридж захотела перехватить вас? Это жизненно важно. Виктория купила для вас это время.