– Госпожа Захарьина, – с явным волнением, но твердо и разумно начала свой рассказ Мадлен. – Я очень рада, что вы меня допрашиваете, потому что вы все равно узнали бы об этом со всякими добавлениями и искажениями. Лучше уж я вам все расскажу из первых уст. Дело было так. Мы все учились в одной группе – Розенфельд, Кляйн, Брахман, Крохин и я. Все мы были друзьями. На первом и втором курсах мальчишки ухаживали за мной. Кто с большим успехом, кто с меньшим. На третьем курсе появился Розенфельд, и я сошлась с Володей. Он как-то так сделал, что я и пикнуть не успела. Перетащил меня жить к себе. Ему как раз родители устроили квартиру. Скандал в моей семье был ужасный. Отец чуть не убил меня. А заодно и Володю. Ну стали мы жить и поживать. На четвертом курсе я поняла, что беременна. Сказать по правде, обрадовалась. Была уверена, что сейчас Вова поведет меня в ЗАГС. Для уверенности были основания. Незадолго до этого он возил меня в Ленинград, познакомил с родителями. Ну и вообще обращался со мной как с явной невестой. Когда сидели у них за столом, его папа Борис Натанович пожелал нам счастья и многих лет совместной жизни. По-видимому, я понравилась и его маме Эмме Марковне. Страшно рада, что вы ее все-таки нашли.

– Да-да, мы все очень этому рады, – согласилась Захарьина. – Прошу вас продолжайте.

– Но предложение последовало мне совсем иного рода. Когда я сказала, что беременна, Владимир Розенфельд указал мне на дверь, объяснив при этом, что залеты у шлюх – их личное дело.

– В чем же причина такого чудовищного поступка? – спросила Захарьина и непроизвольно положила руку на живот. Ей было отвратительно думать, что женщину в положении можно так унизить.

– Причина – самая простая. Вскоре после нашей поездки в Ленинград Розенфельд встретил девушку по имени Алина. Действительно, хорошая девочка, из семьи ленинградских ученых. Потерял голову. Они потом и поженились, правда, много лет спустя я узнала, что он и ее бросил. Тогда же положение мое было ужасным. Представляете, что со мной делалось?! Родители заявили, чтобы ноги моей в их доме не было. В тот момент меня спас Мишка. Я только тогда поняла, какого человека я не замечала. Он потащил меня в ЗАГС, и нас тут же расписали. Чего уж там он говорил, как убедил обойтись без месячного ожидания – я не знаю. Но Миша очень не хотел, чтобы я в ЗАГСе была с большим животом. Потом родился ребенок. Вы его сегодня видели. Роды были ужасными. Уж почему меня так угораздило, я не знаю. Но после этого выяснилось, что детей у меня больше не будет никогда. Конечно, Миша знал, кто отец нашего ребенка, да и как тут не знать. За все 25 с лишним лет я не услышала ни одного упрека, ни одной насмешки. А уж какой он отец! Даже говорить трудно. Вообще Мишка – святой. Мы назвали мальчика Володей, в честь моего деда, которого я очень любила. Я еще девочкой решила, что, если у меня родится сын, назову его так. И это несмотря на то, что, конечно, имя напоминало нам всем биологического отца Вовочки.

– Скажите, – решила уточнить Захарьина, – а как Вова узнал о том, что ваш супруг не является его отцом?

– История обычная. Добрые люди рассказали. Да к тому же к годам десяти Вовина внешность говорила сама за себя. К сожалению, ни на Мишу, ни на меня он совершенно не похож.

– Да уж, – промямлила Захарьина. – Скажите, пожалуйста, а как вы вновь стали общаться с Розенфельдом?

– У нас были тяжелые времена, денег катастрофически не хватало. А он предложил Мише работу, платил просто сказочно. Несколько раз он бывал у нас дома. Мише он сказал, что было, то было, теперь живем и работаем по-новому. У Вовы картины хотел купить. Тот уперся и не продал. Вообще-то все было ничего. Но месяца два назад Розенфельд как с цепи сорвался. Приехал сюда, в нашу новую квартиру, когда Миша был на работе. Уселся вот на этот диван и потребовал, чтобы я легла с ним.

– Вот прям так? – изумилась Захарьина.

– Он всегда был прост в обхождении, – усмехнулась Мадлен. – Сказал, что он думал, что я стала старой развалиной, а я ею не стала.

– Это святая правда, – прокомментировала Захарьина.

– Сказал мне, – продолжала Мадлен, – что ему изменила невеста и что я должна заменить ему ее. Я чуть в обморок не упала, – продолжала женщина. – Володя сказал, что если я еще ничего в постели, то он женится на мне, ведь у нас же сын. Я ему ответила, что этот сын убьет его, если узнает о таких прекрасных планах, – сказав это, Мадлен с ужасом замолкла.

Анна сделала вид, что ничего не заметила:

– А что было потом?

– Потом? Потом я попросила Розенфельда уйти. А он начал заламывать мне руки и чуть было не изнасиловал. Я, конечно, с виду игрушечная, но тут вцепилась в его поганую рожу и начала так орать, что он испугался. «Ты что дура, – кричал он на меня. – Люди сбегутся!» В общем выставила его. И больше я его не видела.

– А муж и сын знали о том, что произошло? – прямо спросила Захарьина.

Мадлен задумалась. Выдержав паузу, она горестно выдавила из себя.

– Вы же все равно узнаете. После того как я выставила Розенфельда, стала думать, что сказать мужу и сыну. Вид у меня был еще тот. Фонарь под глазом, синяки на шее и руках. Так ничего придумать не могла, сидела и плакала. Тут зашли Вовочка и Катя, я, конечно, ничего не сказала, но он как-то сам догадался. Только спросил меня: «Это был он?» Вот так. Потом я все рассказала Мише. Только он мог уберечь Вову от каких-то ужасных поступков. Отца он очень любит и слушается беспрекословно. На следующий день Катю попросила, чтобы не отходила от него ни на минуту. А тут они как раз уехали в Краснодарский край к Катиным родителям. Ну а дальше вы все знаете.

В это время раздался звонок. Анна соединилась, и Федор как-то уж очень серьезно сообщил, что им нужно увидеться, потому что он располагает совершенно неожиданной информацией. По тону мужа Анна поняла, что ничто хорошее их не ожидает. «Сейчас Анохин даст тебе адрес, – сказала Анна, – подъезжай к нам на Кутузовский проспект. Мы с Андреем будем ждать тебя». «Ладно», – буркнул Измайлов и дал отбой. Анна решила закруглять разговор с Крохиной.

– Мадлен, – начала она, – ситуация сложная. Дальнейшие недомолвки и увиливания могут сильно осложнить и без того непростую ситуацию вокруг ваших мужчин. Сейчас они так же, как, впрочем, и вы, являются главными подозреваемыми в убийстве Владимира Розенфельда. Если они будут продолжать врать и вилять, узел может затянуться. По-видимому, вы имеете большое влияние и на мужа, и на сына. Убедите их рассказать мне правду. «Одна неправда нам в убыток и только правда ко двору», – Анна процитировала Твардовского. – Скажите мужу, чтобы он завтра посетил меня на службе не позднее 10.30, а сыну, чтобы он явился к 9.30.

Анна насколько возможно тепло попрощалась с экзотической женщиной Мадлен и Володей Крохиным и вместе с Анохиным отправилась на улицу ждать приезда Федора.

Измайлов приехал грустным и насупленным. Его распирало от полученных новостей. Но, увидев жену и майора Анохина, он сменил тактику:

– У меня, конечно, важные сведения, – сказал он. – Но по вашим озадаченным личикам чувствуется, что ваши новости, наверное, перетянут мои. Давай, Аня, докладывай, – командирским голосом приказал Измайлов.

Государственный советник юстиции третьего класса ничуть не обиделась на тон майора МВД в отставке, а, наоборот, коротко изложила Федору результаты разысканий оперативников Андрея Анохина, который даже слегка покраснел от гордости. Не обошла стороной она и интересный разговор с господином Громилааром.

– Столько новостей за один день, – грустно сказал Измайлов. – Сейчас я вам еще добавлю. Мои украинские друзья добро помнят и сделали все возможное, чтобы в тамошнем бардаке добыть необходимую нам информацию. Так вот слушайте и не падайте в обморок. Значит, дело было под Полтавой. Это я иносказательно говорю. В действительности дело происходит в маленьком городке Новоазовск, что недалече от Мариуполя. Никакой Оксаны Пушкарь нет. Была такая женщина, украинцы этого не отрицают. Но подполковник Головченко рассказал мне, что шесть лет тому назад Оксана Пушкарь погибла в автомобильной катастрофе. Жалко, конечно, женщину. Но дальше еще интереснее. У этой самой Оксаны имелась сестра-близнец. Оксана была женщиной положительной, избегала всяких связей, вела замкнутый образ жизни. В основном находилась при маме. В противоположность этому сестра Лариса была девушкой бойкой, энергичной, два раза ненадолго выскакивала замуж. Родила дочь Юлю. И представьте себе, два раза состояла под судом. Обе судимости получила в Донецке. Там какая-то ерунда – мелкое воровство в торговой сети. Первый раз отделалась условно. Второй раз ее укатали на три года. Вышла на свободу она через несколько месяцев, украинцам негде и не на что содержать своих зэков. Через какое-то время, точно установить это мои ребята не могут, Лариса стала на долгое время исчезать с исторической родины. Явно, была где-то на заработках. Приедет на неделю, осыпит мать и дочь подарками и опять уезжает. Все это время дочка Юля жила с бабушкой. Новоазовск – город крохотный, все всё про всех знают. Так что Лариса Пушкарь – личность, можно сказать, знаменитая. Но ничего худого в человеческом смысле люди Головченко не нарыли. Вот такая вот история. Выводы напрашиваются сами. Жена твоего Михаила Розенфельда – это и есть Лариса Пушкарь, а никакая не Оксана. Видимо, она приехала в Россию с чистым паспортом и провернула дело по получению российского гражданства. Похоже, деньги на это у нее были. Потом устроилась сиделкой в семье Розенфельда, стала его женой. Жизнь удалась. Но тут исчезает старушка свекровь, влезаешь ты, потом ее за горло берет капитан Громов, и она понимает, что ее непременно разоблачат. В этой ситуации она решает смыться в родной Новоазовск, где и принимает свое прежнее обличие. А рисковая баба, верно? – заключил свой рассказ Измайлов.