– Ну и как складывалась ваша жизнь с Эммой Марковной? – не без тревоги спросила Анна.

– Прекрасно, – ответила Марина, – это такой золотой человек. С памятью, конечно, есть проблемы. Все, что было в блокадном Ленинграде и кого оперировал ее муж, это она все помнит великолепно. А вот, куда она полчаса назад книгу положила, забывает. И меня она как-то не идентифицирует. Называет меня Оксаной. И почему-то считает, что я жена ее старшего сына. Но все это мелочи. Мы с ней много гуляем. Ходим на берег Шоши и Волги, она много читает. В общем, никаких проблем. Одно отравляет ей жизнь, что ее сыновья Володя и Миша сильно поссорились. Сначала она была целиком на стороне Володи, а потом что-то в ней начало меняться.

– Понятно, – сказала Анна. – Теперь слушайте меня внимательно. Сейчас я пойду к ней. Я дочь ее старых друзей. Не удивляйтесь ничему, что я буду говорить. Наоборот, надо разыгрывать радость. После этого вы вместе с Эммой Марковной и Михаилом Борисовичем Розенфельдом сядете в машину и уедете в Тверь. Там вас всех посадят на «Сапсан» и через 3 часа вы будете в Питере. Я прошу вас прожить некоторое время в квартире Михаила Борисовича, прошу вас продолжать быть Оксаной, пока мы не найдем Оксану настоящую.

– И она тоже пропала? – почти простонала Марина.

– Разбираемся, – многозначительно сказала Анна. – Сейчас помогите нам. Я вас прошу по-хорошему. Не хочу вас пугать, но я могу нажать и по-плохому.

– Что вы, что вы, – заныла Васильева. – Я и так такие деньжища заработала. Мне с детьми на год хватит.

– Хорошо, я вам верю. Пока я буду беседовать с Эммой Марковной, свой паспорт и карточку отдайте капитану Громову. Он их сфотографирует и вернет вам. А сейчас вперед.

Измайлов обожал свою жену, души в ней не чаял. Но иногда стремительные перевоплощения Анны пугали его. Он знал, что люди, женатые на актрисах, часто не могут понять, любит ли их женщина или играет очередную роль. У Федора было нечто подобное. Когда он увидел сцену внутри коттеджа, его передернуло.

Коттедж был прекрасен. Назывался шале. Анна легкой походкой почти влетела в большой холл на первом этаже и подбежала к сидящей в кресле старушке. Измайлов видел Эмму Марковну Розенфельд впервые. Ему подумалось, вот как должна выглядеть графиня в «Пиковой даме». В лице старой леди было столько достоинства, благородства и ожидания, что Измайлов невольно подумал: «Да, были люди в том поколении».

– Тетя Эмма, – застрекотала Анна. – Вы меня, наверное, не помните. Я Анна, дочь Германа Владимировича Захарьина.

Старуха весело улыбнулась, притянула Аню к себе и вдруг сказала:

– Почему это я не помню? Ты прекрасно выглядишь, почти не меняешься. Костюмчик на тебе какой-то странный. А так все та же. Как Герман? Надеюсь все хорошо? А Лидочка? Все такая же милая?

– Все слава богу, – ответила Захарьина.

– Я ведь и тебя должна поздравить. Лидочка прислала мне письмо, настоящее письмо, а не эти электронные шпаргалки, рассказала, что ты наконец вышла замуж. Давно было пора. Ты ведь помнишь, мы у вас были в 2002 году, уже после смерти Бореньки. Я и тогда тебе говорила: выходи замуж, выходи замуж.

Душа Анны ликовала. Все пошло как нельзя лучше. Но она знала, что сейчас предстоит серьезный поворот. Чтобы оттянуть его, Анна рассказала тете Эмме о том, что у нее родилась дочка, которая сейчас вместе с родителями отдыхает на Карельском перешейке.

– Да, Лидочка писала мне! Какая прелесть, – пропела Эмма Марковна. Но тут она остановилась.

Крутой поворот приближался.

– Анюта, а что ты здесь делаешь? – спросила старушка. – И кто этот богатырь?

– А это мой водитель, – ответила Аня, чтобы не начинать еще один круг обсуждений своей семейной жизни. – Здесь, в Завидове, у нас семинар, и я подскочила на полдня. Но у меня для вас хорошие новости, – Анна дала самую обворожительную из своих улыбок. – Со мной приехал ваш сын Миша. Такая радость. Они наконец помирились с Володей.

– Это ты их помирила? – проницательно заметила Эмма Марковна.

– Ну так, в каком-то смысле, да, – улыбаясь, ответила Анна. – Володю вызвали в Штаты, и он попросил Мишу приехать за вами в Завидово и отвезти вас домой. Ваша поездка в Штаты откладывается месяца на четыре. Весь в делах, – продолжала самозабвенно врать Анюта. – Федя, – барским тоном обратилась к мужу Захарьина, – попроси Михаила Борисовича сюда, к нам.

Федор как ревностный служака немедленно выскочил на крыльцо. Через несколько мгновений в комнату пошатывающейся походкой вошел Михаил Розенфельд.

«Да, актер из него никакой», – подумал Измайлов.

Но старуха, чертыхаясь и кряхтя, встала с кресла, сделала на встречу сыну несколько шагов и заключила его в объятия.

– Мишка, – наконец-то заключила она. – Я тут думала, вы меня уж все забыли.

– Что ты, мама, – неискренне заблеял Михаил Борисович. – Я приехал точно, как просил меня Володя.

– Ну-ну, ладно, – сказала старуха, – с памятью у меня плохо. Ну никак не могу вспомнить, как я уехала из Ленинграда.

– Ну, это я тебе потом все расскажу, – совсем уж неубедительно проговорил замечательный врач, но никудышный лицедей Михаил Розенфельд.

Анна поняла, что надо брать инициативу в свои руки:

– Оксаночка, – позвала она Марину, – давайте собирать вещи Эммы Марковны. Вам ведь надо успеть на поезд. Если нужно, я помогу.

Однако прежде чем преступить к сбору чемоданов, Анюта буквально оттащила в коридор Розенфельда и зашипела на него:

– Естественней, Миша, фу, Михаил Борисович. Нашлась ваша мама, а вы талдычите тексты, которые я вам подсказала так, как будто выступаете на собрании по бумажке.

Сборы были недолгие. Анна признала, что Марина-Оксана содержала все нехитрое хозяйство в идеальном порядке. Когда чемоданы были собраны, Анна подошла к старой леди.

– Слушай, Анюта, а какой интересный мужчина – твой шофер. Мы так хорошо поговорили с ним о Русском музее, что я просто диву даюсь.

– Он много читает, – коротко ответила Анна. Но похвалы в адрес супруга были ей бесконечно приятны.

Все расселись по машинам, когда вдруг к их коттеджу подкатила серебристая «пятерка» БМВ. Из нее вышел лысоватый, но хорошо сложенный человек и направился к их компании.

– Это, наверняка, местный директор, – шепнула Анна Федору.

– Наверное, – заметил Федор, – ты редко ошибаешься.

Подошедший мужчина средних лет и московские гости взаимно представились, после чего Анатолий Иванович Андронов (так звали директора загородных угодий МИДа) попросил гостей отобедать с ним. Под ироническим взглядом Федора Анна тем не менее радостно согласилась. Андронов сказал, что ждет их в ресторане через 15 минут, и Захарьина пошла прощаться с Эммой Марковной и участниками питерско-тверской спасательной экспедиции. Перед расставанием Анна прошептала Марине-Оксане:

– Как только войдете в квартиру, позвоните мне, пожалуйста, – и сунула ей в карман свою визитную карточку, после чего она обратилась к мужу и пропела: – Ну что ж, вознаградим себя за все труды и лишения, пойдем в местный ресторан. Готовят здесь замечательно.

Обед прошел весело, блюда были изысканные, а Андронов оказался прекрасным собеседником, поведывавшим много интересного об окрестных местах, богатых старинными церквями и краеведческими музеями. Анна с удовольствием поддерживала светскую беседу и вспомнила, как в 1990-е годы вместе с родителями и их друзьями ездила на экскурсию в Клин в дом-музей композитора Чайковского.

– О, тогда это было, как и все, в запущении. Вы сейчас съездите: все привели в порядок, постоянные концерты, выставки, совсем другое дело.

Федю несколько удивило то, что Анна категорически отказалась от спиртного и с огромным наслаждением налегала на фреш и умопомрачительные десерты. Шоколадный мусс, ароматный штрудель с мороженым, профитроли – даже видавший виды директор «Завидово» был удивлен, как столь хрупкая и изящная женщина могла все это съесть, причем сделала это быстро, легко и непринужденно. А ведь до сладкого она уже расправилась с огромной порцией фирменного оливье, тарелкой борща и громадным стейком с запеченным картофелем. «Ну и ну, – думал Андронов, – такого аппетита я давно не встречал у мужчин. А тут такая красотка!»