О кровати из карельской березы, с мягчайшим матрасом, Дмитрий Петрович Заманилов позаботился лично. О его слабости к хорошим большим кроватям знали на Лубянке, но «юрисконсульт» был не единственным таким любителем удобного отдыха. От остальных поклонников дорогих лежбищ его отличало только то, что он позволял себе даже бравировать своей страстью – неслучайно еще при поступлении на службу в ГПУ в 1923 году выбрал себе псевдоним Заманилов. До этого времени сын витебского аптекаря Давид Пинхасович Манилович, дважды в царское время судимый за кражи, но избегавший по малолетству серьезного наказания, действительно имел некоторое отношение к тайной службе. В Гражданскую он, за бешеные деньги выкупив белый билет (пришлось окончательно пустить папашу по миру и долго изображать не шедшую к его фигуре чахотку), устроился конюхом в можайское управление ЧК. Городок маленький, место тихое, незаметное – лучше и не придумаешь, чтобы пережить смутные годы. От Москвы вроде и недалеко, а вроде и не близко. Нужно позарез – можно добраться, а не надо – так и сиди себе мышкой в норке, не высовывайся. А как гроза прошла, оказалось, что Давид не просто конюх, а ветеран службы. Чекисты, кто выжил, кого бандиты не подстрелили, после войны отправились по спецнабору в части особого назначения – ЧОНы, крестьян успокаивать, которых продналогом придавили так, что те схватились за обрезы. В результате центр, районные и областные управления остались без кадров. Партийный и комсомольский наборы помогли, конечно, но ведь им кто-то же должен был передать опыт борьбы с контрреволюцией на местах. Вот и оказался бывший конюх Данька оперуполномоченным Дмитрием Петровичем Заманиловым (смешно вспомнить – заманивал-то тогда на сеновал у конюшни, и кого!), кадровым чекистом аж с 1918 года! А теперь… Теперь, если кто вспомнит, тому не глаз, тому мозг вон. На то у товарища Заманилова маузер есть с серебряной колодкой «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». Но никто и не вспомнит. У товарища Заманилова теперь особо важная и секретная работа.

– Что замолчала, Вагнер? Или лучше «агент Ирис»?

Женщина повернулась к нему. Она была абсолютно спокойна, только зеленые глаза стали холодными и колючими – зрачки сузились в них до булавочных головок.

– Что вы хотите, Дмитрий Петрович? Рапорт о том, как прошло очередное занятие с японцами?

– На черта мне твои занятия, Ирис! Рассказывай, что с Накаямой. – Рассерженный Заманилов сел за стол, взялся за бутылку, но наливать не стал. Достал из-под стола портфель. В нем оказалась еще одна бутылка, на этот раз коньяка. Налил из нее в большой стакан, сделал глоток. Люба села на стул в самом дальнем от стола углу комнаты. Без всяких эмоций посмотрела на чекиста.

– Скажите, Заманилов… Ненавижу… Что же за фамилия у вас такая идиотская…

– Но-но!

– Ну хорошо… Скажите, Заманилов, кто додумался отправить вас работать с японцами?

– В каком смысле?

– В смысле против японцев. Кто? Вы же ничегошеньки в этом не смыслите!

– Вы много смыслите, Любовь Петровна.

– Может быть, и не очень много. Но мы оба знаем, что есть человек, который в этом разбирается как никто, а всё-таки и я почти десять лет с ними работаю.

– Да уж, тяжелый труд японцев ублажать, – криво ухмыльнулся Заманилов и допил остатки коньяка в стакане.

– Прекратите. То, что вы считаете меня проституткой, говорит только о вашем личном уровне интеллектуального развития. Как агент я в любом случае смыслю в работе против японцев побольше вашего. Оттого и недоумеваю, кому могло прийти в голову назначить сюда такого человека, как вы.

– Это какого же такого человека? А?

– Как вы. Ладно. Разговор бесполезен, я вижу. Что вас конкретно интересует?

– Вы мне это прекратите, гражданка Ирис, то есть, как вас там, Вагнер! – Заманилов встал из-за стола. – ты мне это, Любаня, прекрати! Я у тебя не на допросе! И это я буду вопросы задавать. Я! А не ты… Ты будешь на них отвечать. Как миленькая. Ты сама знаешь, у нас, в случае чего, с тобой разговор короткий будет. За себя не боишься, черт с тобой. Ты про дочку подумай.

Люба с ненавистью посмотрела на нависшего над ней горою «юрисконсульта».

– И так все время про нее думаю. Если бы не Марта…

– Вот и молодец. И не пори чепухи. Благодари своего белогвардейского бога, что я добрый такой да отходчивый.

Заманилов вернулся к столу, но сел уже не в кресло, а на край кровати, пододвинул к себе бутылку с коньком.

– Пей. Ты Накаяму видела сегодня?

– Видела. – Люба послушно встала, далеко, по периметру комнаты, обошла Заманилова, села в кресло. Тот подхватился, кряхтя перегнулся через животик, налил ей вина в стакан.

– Ну?

– Господи, что же так рыбой-то воняет? Стошнить может…

– Ну!

– Он был занят. Во время урока с Курихарой зашел, поздоровался. Спросил, понравилось ли на даче.

– Понравилось?

– Понравилось. Сказал, что через пару недель пригласит снова.

– Ну наконец-то… А то этот косорылый прям главный спец у нас теперь, ходит морду воротит. Нет, всё, товарищ, теперь старший оперуполномоченный Заманилов покажет кое-кому, что и без ваших японских штучек можно с японцами бороться!

Люба не сразу поняла, о ком речь, а когда до нее дошел смысл сказанного, она расхохоталась нервным, дерганым смехом и, только отпив вина, смогла успокоиться.

– Простите, Заманилов, но вы очень смешной. Как вы хотите, как вы выразились, показать свое умение в этом деле, которое, повторюсь, явно вам не по плечу?

– Не твое дело! И не тебе решать, что мне плечу, а что по… Твоя задача была установить близкий контакт с Накаямой. Ты это сделала?

– Ну, не такой близкий, как с вами, Дмитрий Петрович. К счастью.

– Ой, ну хватит… Хватит разыгрывать из себя дешевую шлюху, Вагнер. Я ваше дело читал, биографию знаю. И про ваше дворянское происхождение, и про мужа, заклятого врага советской власти, – все это мне достоверным образом известно. И про то, как вы ради мужа согласились работать на нас.

– А вы его расстреляли, – внезапно потускневшим голосом ответила Вагнер.

– Это не мы его расстреляли, а он сам! Не пожелав признать победу советской власти, устроил заговор, белогвардейская шкура. И, между прочим, никто его не трогал. Сидел бы себе дальше, тихо-мирно у нас на Лубянке, пока его женушка немчуру обслуживала, – хохотнул Заманилов и налил себе коньяку, а совсем уже обмякшей Любе вина.

– Ну хорошо, не обслуживала, а как вы там… учительница русского языка. На кой черт им русский язык? Как специально придумали, чтобы мы могли свою агентуру к ним подводить.

– А вы его расстреляли…

– Да хватит уже. Вам же рассказывали: ваш муж, бывший генерал Вагнер, встал во главе контрреволюционного заговора во внутренней тюрьме ГПУ на Лубянке. Пытался поднять мятеж во время прогулки и был убит.

– Мятеж на прогулке… Какой ужас.

– Прекратите. Мне надоели ваши истерики. Меня предупреждали, что вы тяжелый кадр в работе, но я с вами сюсюкать не буду. Мне нужен результат. Ваш муж был убит как враг, и все на этом. Если вы не хотите с нами работать – воля ваша. Только вы знаете прекрасно, что теперь поздно. Если вы не с нами, то против нас. Хотите повторить судьбу своего мужа? Могу устроить. Только подумайте о своей дочке. Семнадцатилетняя красотка. Наслышан! Что с ней будет, подумали? Какой судьбы для нее хотите? Что ее ждет? Не знаешь? Я тебе отвечу! В лучшем случае, будет учительницей, твое место займет. Это если меня уговорить сможет, – Заманилов осклабился, – а нет, так в лагерь или в этот, как его… детприемник!

– Что это? – с ужасом отшатнулась Люба.

– Не знаешь? Ну, ты как не в нашей стране живешь, – усмехнулся Заманилов, – Меня на прошлой неделе откомандировали в комиссию по проверке спецдетдома имени товарища Дзержинского. Он сначала наш был, чекистский, а теперь не знают, куда его деть, то ли в наркомздрав, то ли в ОНО передать. Детишки там содержатся. От маленьких совсем до таких, как твоя Марта – взросленьких, в самом соку. Врагов-то все больше вскрываем, а выкормышей пока не сажаем. Пока… Так вот там на четыре с половиной сотни народа сорок человек здоровых. У остальных трахома, туберкулез и сифилис – у всех! Посуды нет. Второе и третье хлебают из мисок после первого не помытых. А чуть не так что – воспитатели до гола раздевают и в карцер. Про изнасилования, драки и извращения всякие я уж не говорю…