«Орджоникидзе был властью по отношению ко всем остальным гражданам на Кавказе. Орджоникидзе не имел права на ту раздражаемость, на которую он и Дзержинский ссылались. Орджоникидзе, напротив, обязан был вести себя с той выдержкой, с какой не обязан вести себя ни один обыкновенный гражданин.» – Ленин В. И. К вопросу о национальностях или об «автономизации»
В 1926‑1930 годах был председателем Центральной контрольной комиссии ВКП (б) и наркомом Рабоче‑крестьянской инспекции (РКИ), заместителем председателя Совета народных комиссаров и Совета труда и обороны СССР.
«29.11.1926 г. Дорогой Нестор! Шлю тебе, Сарие и твоему разбойнику братский привет… Едет к тебе Молотов, он здорово устал… Пить и стрелять можешь сколько хочешь, ЦКК теперь в наших руках… Крепко, крепко целую тебя! Привет всем ребятам. Привет от Зины Сарие, тебе, Рауфчику. Жму руку твой Серго…» – пишет Орджоникидзе в Абхазию Нестору Лакобе.
Орджоникидзе вёл свою собственную политическую игру еще с начала 1920-х годов. Так, в 1923 году, он, вместе с Зиновьевым, Фрунзе и др., принимал участие в неофициальном совещании близ Кисловодска. Там, собравшись в пещере, как заговорщики из романов, крупные бонзы решили ослабить позиции Сталина в аппарате.
Во время борьбы с объединенной левой оппозицией (Л. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев) Орджоникидзе был главным инициатором примирения с ней, которое чуть не состоялось в октябре 1926 года. Тогда лидеры оппозиции, потрясенные отсутствием широкой поддержки в партийных массах, решили смягчить свою позицию и сделали официальное заявление об отказе от фракционной борьбы. Доброхоты во главе с Орджоникидзе немедленно простили «левых» и проявили заботу о возвращении «блудных сыновей» в объятия «отцов партии». Сам «миротворец» писал об этом так: «Нам приходилось с некоторыми товарищами по три дня возиться, чтобы уговорить остаться в партии… Таким порядком мы восстановили в партии почти 90 процентов всех исключенных». Конечно, двигала им не любовь к Троцкому и другим левым, а опасение того, что Сталин существенно усилит свою власть и попытается осадить вельмож разного ранга.
И в этом он, безусловно, оказался прозорливее региональных боссов, первых секретарей крайкомов обкомов и ЦК республик, которые вначале позволили Сталину сосредоточить в своих руках внушительный властный ресурс.
Очень скоро регионалы опомнились и стали, как говорится, «копать» под Иосифа Виссарионовича. Первым ринулся в бой друг Орджоникидзе, первый секретарь Закавказского крайкома В.В. («Бесо») Ломинадзе, который создал тайную антисталинскую организацию вместе с председателем СНК РСФСР С.И. Сырцовым. (Это, конечно, были те еще «борцы за народное счастье» – первый выступал против принятия кулаков в колхозы, второй проявил необычайную крутость нрава во время расказачивания и борьбы с кризисом хлебозаготовок). Организация эта была раскрыта, Ломинадзе лишился всех своих важных постов, но его пригрел друг Серго, пристроивший Бесо секретарем парторганизации Магнитогорского металлургического комбината. После убийства С.М. Кирова Ломинадзе покончил с собой, после чего Орджоникидзе обеспечил его жене и детям солиднейшее пособие. Весьма интересен следующий эпизод: в руки Серго попало письмо Ломинадзе с критикой Сталина, о чём тот и сообщил генсеку, однако само письмо прочитать так и не дал.
Друзья у Орджоникидзе, да и он сам, вообще, не питали особо тёплых чувств к товарищу Сталину. Один из них, М. Орехашвили, в своих показаниях, утверждал: «Я клеветнически отзывался о Сталине, как о диктаторе партии, а его политику считал чрезмерно жестокой. В этом отношении большое влияние на меня оказал Серго Орджоникидзе, который ещё в 1936 г., говоря со мной об отношении Сталина к тогдашним лидерам Ленинградской оппозиции (Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Залуцкий), доказывал, что Сталин своей чрезмерной жестокостью доводит партию до раскола и в конце концов заведёт страну в тупик… Вообще я должен сказать, что приёмная в квартире Орджоникидзе, а по выходным дням его дача… являлись зачастую местами сборищ участников нашей контрреволюционной организации, которые в ожидании Серго Орджоникидзе вели самые откровенные контрреволюционные разговоры, которые ни в коей мере не прекращались даже при появлении самого Орджоникидзе».
В ноябре 1926 возвысившийся после победы над Троцким и Зиновьевым-Каменевым Сталин перевёл старого друга Серго с Кавказа в Москву. Четыре года (1926–1930) Орджоникидзе возглавлял Рабоче-крестьянскую инспекцию и Центральную контрольную комиссию партии. В 1926 он стал кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б) (членом без права голоса), но в том же году потерял это звание – видимо, из-за сохранявшейся пока неустойчивости положения Сталина на верху советского Олимпа. Однако в 1930 «Серго» стал полноправным членом Политбюро.
В 1930 г. возглавил ВСНХ СССР, в подчинении которого находилась практически вся промышленность СССР. В 1932 г. ВСНХ был разделен на несколько наркоматов, а Оржоникидзе возглавил важнейший из них – тяжелой промышленности. Это положение было весьма важным, так как второй пятилетний план отдавал развитию тяжелой промышленности безусловный приоритет. Орджоникидзе стал одним из главных организаторов индустриализации в СССР. Он сумел мобилизовать ресурсы страны на создание мощных промышленных предприятий.
Внёс большой вклад в создание и становление авиационной промышленности, научно‑исследовательских институтов, сети авиационных вузов. Участвовал в создании советских оборонных обществ (Авиахим, Осоавиахим), в организации перелётов. Орджоникидзе был награждён орденами Ленина, Красного Знамени РСФСР, Трудового Красного Знамени. Как мог работать на этих сложнейших должностях человек, за плечами которого было лишь два класса начальной школы и фельдшерское училище, трудно себе представить.
К 1932 году СССР вышел на 1 место в Европе по валовой продукции промышленности, занимая по этому показателю также 2 место в мире. К 1935 году из второго десятка в мире по объёму производства электроэнергии Советский Союз переместился на третье место. Развитие машиностроения, стремительное становление авиационной промышленности – за всем этим стоял труд Серго Орджоникидзе, о работоспособности и самоотдаче которого ходили легенды.
Обращают на себя внимание тесные отношения Орджоникидзе с Н.И. Бухариным, лидером «правого уклона». Когда последний проиграл во внутрипартийной борьбе и его сняли с высоких партийных постов, то опального идеолога подобрал именно Орджоникидзе. Он устроил Бухарина на место заведующего объединенным научно-исследовательским и технико-пропагандистским сектором наркомата тяжёлой промышленности. Далее Бухарин часто прибегал к помощи Орджоникидзе, чтобы избавить себя от критики чересчур злопамятных партийцев. Во время большой партийной чистки он писал ему письма с просьбой о защите.
Вот, например: «Дорогой Серго. Извини, ради Бога, что я к тебе пристаю. У меня к тебе одна просьба: если меня будут чистить… то приди ко мне на чистку, чтобы она была в твоем присутствии».
В декабре 1936 года на пленуме ЦК Орджоникидзе фактически выступил в защиту Бухарина, подтвердив, что тот плохо отзывался о Пятакове, одном из лидеров «левых» оппозиционеров. После смерти Серго Бухарин скажет: «Теперь надеяться больше не на кого». (Другой лидер «правых» уклонистов А.И. Рыков так вообще упал в обморок).
Могут возразить, что Орджоникидзе просто хотел помочь другу, проявив сочувственное отношение к опальному и уже неопасному политику. Однако было бы неверным считать Бухарина раскаявшимся и сломленным оппозиционером. Судя по всему, он продолжал вести собственную политическую игру даже и после того, как перестал быть членом Политбюро (оставшись в то же время в ЦК, что немаловажно).
Нарастание напряжённости в отношениях со Сталиным произошло после Первого московского процесса, который вызвал волну кадровых чисток прежде всего в экономических наркоматах (так как бывших оппозиционеров не пускали в политику). Под ударом оказалось большое количество сотрудников Орджоникидзе в НКТП, коих Орджоникидзе пытался оградить от безоглядных репрессий.
