– Хочешь поцеловать её? – улыбнулась Ирма.

– Я не знаю.

– Это несложно, она нагнулась и лизнула его сосок, потом обхватила его губами и потянула.

– Ой, – парень отпрянул, занервничал, – нет, нет, лучше не так. Подожди. Подожди.

Ирма провела пальцем по его животу и ловко нырнула ладонью за пояс. Другой рукой быстро расстегнула его брюки и спустила их. Движение и она уже обхватила его член пальцами и привычно заработала рукой. Его член встал, буквально за несколько секунд. Презерватив оказался на нём так же быстро.

Ирма повернулась, села на кровать раздвинула ноги и откинулась назад.

– Смотри, ты видел это когда-нибудь?

– Не так близко, нет. Только на экране.

– Ну, тогда ты всё знаешь. Иди сюда.

Он подошел и стал надвигаться на неё сверху, а его член безвольно торчал, не зная куда ему. Ирма взяла его в руку и направила во влагалище и почти придавила парня, чтобы он сделал первое движение, такое волнительное и важное для него. Он вздохнул и начал медленно просовывать член во влагалище. Дальше, он как будто в один момент понял, что к чему, и начал медленно двигаться, даже наращивать темп.

– Давай, давай, молодец, – шептала Ирма и парень уже смело стал быстро двигаться, погружаясь всё больше и всё сильнее сжимая в объятьях Ирму.

Минута, другая и он уже стонет, и резкими движениями пытается догнать убегающую эйфорию и судорожно давит на бёдра, в попытке получить ещё хоть капельку удовольствия.

– Всё, останавливайся. Не сейчас, может позже, – успокоила его движения Ирма.

Он остановился и обмяк, безвольно прижал её своим телом.

– Мне с тобой очень понравилось, – говорил парень, надевая очки и застёгивая брюки.

– Мне с тобой тоже, – улыбнулась Ирма.

Когда выходили, в комнату тут же ввалилась Сюзанна с парнем, у которого на виске выбрита дорожка. Он облизывал девушке шею и хватал за грудь, а Сюзанна хихикала и тянула его за собой.

Уже из зала слышны были резкие вскрикивания Сюзанны. Она всегда громко проявляла свои чувства, и порой это не всем клиентам нравилось. Но многим это не мешало. Сидящие в зале переглядывались, смеялись, шутили, подкуривали и тушили сигареты, пили водку и пиво, закусывали неприхотливой едой.

Красотке навезло. Ей приходилось всё время трахаться в кухне. И вот уже следующий парень тянет её туда, хотя она только вышла.

– Эй, а передохнуть! – недовольно возмутилась Красотка.

– Дома передохнёшь, – сказал парень в драных джинсах и потянул Красотку в кухню.

Около шести часов утра, когда все парни спали, кто на диванах в зале, кто на кровати в спальне, девушки собрались, и ушли в свежее, весеннее утро сбрызнутое каплями росы.

– Иди, шеф зовёт, – недовольно глянула на Филина секретарь Элана.

Он развалился в кресле, которое было поставлено в холе специально для него. Потому что ему приходилось часами ждать приказа хозяина.

В этом кресле Филин как дома, мог спать, играть в игры на смартфоне, пить кофе и даже кушать. Всё что угодно лишь бы не бродить по офису и не видеть всех тех ожидающих неизвестно чего взглядов, которыми обычно одаривали его девушки.

Весь офис облизывался на Филина. Каждая незамужняя и даже замужняя мечтала о Филине. Но он, как та одинокая ночная птица, ни на кого не смотрел, никого не видел, а если видел, то никто об этом не догадывался.

Он не принадлежал никому.

Это бесило страшно.

И было от чего. Высокий, с тёмным, задумчивым взглядом, в котором таинственная глубина. Руки его и плечи, притягивали и чуть не заставляли падать в обморок, от желания дотронуться до них. Его стройная фигура с мужественной кривизной в ногах, заставляла задерживать дыхание, следить, пока он идёт по коридору. А когда он проваливался в своё кресло, кто только не пытался пройти мимо. Все пытались, только состояние полусна, в которое он погружался, не оставляло шансов получить его внимание.

Вот такой парень… и ничей?

Огорчение это было вдвойне обидным, потому что бабником он не был, за юбками не таскался, глазки не строил, не флиртовал, и кажется, даже не улыбался никогда.

Очень серьёзный.

Разговоры только по существу, и никаких намёков на симпатию к кому-либо.

Ходили слухи разные. Кто-то говорил, что у него не всё в порядке с сексом, а кто-то доказывал, что он гей. Но были предположения, что он потерял любимую, или она разбила ему сердце или умерла, в общем, всё очень туманно. Были и другие догадки, но всё это слухи, ничем не подтверждённые.

Итог один, Филин одинок и никаких попыток завершить это своё одиночество не предпринимал.

Особенно бесились офисные красавицы. Они никак не могли распознать, почему на улицах, в барах, и в ночных клубах, они получают столько залуженного внимания, а тут какой-то Филин, в их присутствии, даже бровью не ведёт. Почему все мужики на улице оборачиваются, а он – равнодушный, холодный как айсберг. Вот, в чём загадка.

Он что, не ценитель женской красоты, женских ног, бёдер, талии, груди?

Не ценитель? Это странно.

Огорчались невниманию и “серые мышки”. Они тоже тайно мечтали о Филине. Раз, он не смотрит на красоток, значит, ценит женщин не за красоту, а за скромность, за ум и богатый внутренний мир. Но они, тоже ошибались.

В общем, страдали все. Только не Филин. Он приходил, здоровался, если надо разговаривал, а потом, погружался в своё кресло, и его трудно было выманить оттуда. Только по приказу босса. Больше никак.

А когда Филин уходил, оставлял за собой шлейф тайны и какой-то несправедливой недосказанности.

Но, на самом деле, всё было гораздо проще. Филин не распылялся. Он не страдал навязчивой потребностью гоняться за женским полом. Он просто жил, работал, и делал свою работу хорошо.

А ещё он знал, что если когда-то кого-то полюбит, то полюбит один раз и навсегда. Это было для него простой и непоколебимой истиной. Которой он, не то чтобы следовал, а просто жил, и знал только это. В его голове, настолько просто всё устроено, что другому, извилистому, там не было места. Он понимал только так, как понимал и никак иначе. Просто жил и дышал, просто общался, и просто выполнял свои обязанности. И не сомневался в правильности своей жизни.

Всё остальное, лишнее. К мишуре, которая окружала, он был равнодушен. Знал что всё это обёртка, и ничего больше. Это показное.

Именно за это и любил его Коростылёв, за эту природную простоту и чистое справедливое суждение. За незапятнанный хитростью характер, и за правду, которую он выдавал при любых обстоятельствах. Но ещё за обыкновенную человеческую верность. Не верность пса своему хозяину, а верность человека человеку.

Много лет Филин работает у Коростылёва. Его работа не имеет названия. Он просто рядом и всё. Вся его работа и состоит в том, чтобы быть рядом.

– Заходи, – Коростылёв быстро глянул и сел за стол, облокотился и сжал ладонью ладонь.

Он потер их, снова сжал.

– Антон, – сказал он, – у меня к тебе важное дело.

За восемь лет работы на Коростылёва, Филин только два раза слышал от него своё имя, и всякий раз задание было чрезвычайной важности.

– Слушаю, – сказал Филин.

По темной, узкой улочке на окраине города, шла девушка. Стройный силуэт её едва угадывался в темноте. Джинсы, футболочка кроссовки. За плечами небольшой рюкзачок.

Шла торопливо, но всё же осторожно ступала, стараясь чтобы шаги её, не услышал никто из спящих за окнами домов людей.

Остановилась у старой двухэтажки, облезлые стены которой, различить можно было даже в темноте. Девушка быстро осмотрелась и подошла к окну, второму справа от двери подъезда. Ловким движением встала на уступ, подтянулась, чуть подпрыгнула, ухватилась за форточку и встала на подоконник. Дальше, привычное движение. Тело протиснулось, вот-вот. Хорошо, окна старые, форточки широкие, но если бы была чуть толще, уже бы не пролезла.