– Вместо того чтобы как-то исправлять ситуацию, выводить из кризиса две свои главные марки, они принялись сокращать штат. Увольнять давних, проверенных сотрудников – да всех подряд. И угадай, кому пришлось хуже всего.

Он описал панику, царившую в сент-луисской штаб-квартире: самые матерые и верные сотрудники (такие, как его братья) внезапно обнаруживали, что их пропуска больше не действуют, а личные вещи уже собраны в коробки и ждут на стойке администрации у входа.

– Я не смог остаться в Хьюстоне, когда тут такое творилось. Отец просил не бросать работу, но потом заболел.

– Ох, Чарли…

Тот опустил глаза и пожал плечами:

– Да не, все нормально. Ладно хоть мучился недолго… После его смерти я решил вернуться в Сент-Луис. Мать осталась одна, братья без работы… Выбора у меня и не было.

– И чем ты тут занимаешься?

– Устроился в «Боинг». Как выяснилось, там очень любят выпускников Дэнфорта.

– Повезло!

– Да, работа нормальная – не корабли в космос отправлять, конечно. Меня тут вернули… на Землю. Но главное, что я пару раз в неделю навещаю маму.

– Ты молодец.

– Долг есть долг.

– Я очень удивился, что ты живешь рядом с кампусом, – сказал Итан.

– А мне тут нравится. – Чарли улыбнулся уголком рта. – Когда живешь рядом с универом… Короче, есть тут свои фишки.

– Ну да, ну да. – Итан осмелел. Ему стало казаться, что они снова сидят в комнате Чарли в общаге и болтают обо всем на свете. – Ты, наверное, не знаешь… Да и с чего тебе знать… У меня мама умерла. От рака груди. Около двух лет назад.

– Кошмар.

– Да… Все очень быстро случилось. Ее болезнь застала нас врасплох.

– Хреново.

– Да уж…

И вдруг Итана понесло. Он рассказал все: про измену Артура, про болезнь Франсин, про свое добровольное затворничество в бостонской квартире. Про мамино наследство и свое безудержное мотовство. Про долги. Про чувство, что он всю свою взрослую жизнь был пленником: своего тела, своего класса. События последних двух лет хлынули из него, как пиво из кега. От облегчения закружилась голова.

– Не знаю, – наконец пробормотал он, потупив взгляд, – не знаю, что я творю. Но ты не представляешь, как это здорово – наконец-то выговориться.

Итан поднял голову. Чарли будто хотел что-то сказать, его губы приоткрылись, оформляя некую мысль, но потом снова вытянулись в струнку. Секунду он молчал, затем выдавил:

– Соболезную твоей утрате.

Услышать от Чарли даже такую простую, избитую фразу было приятно. Внутри потеплело.

– Спасибо, – сказал Итан.

Чарли кивнул:

– А ты какими судьбами в Сент-Луисе?

– Папа позвал в гости. Ну, это был такой предлог. На самом деле… Чарли, не пойми меня неправильно… я вернулся из-за тебя.

– Из-за меня?

– Да. Ты – истинная причина моего возвращения. Я хотел повидать тебя, поговорить. В последнее время я много думаю о нашей последней встрече…

– Это какой?

– Ну, в ботаническом саду. За неделю до выпускного…

Чарли пожал плечами.

У Итана зачесалась мочка уха.

– Ты еще сказал, что мечтаешь свалить из Сент-Луиса?..

– Я тогда вовсю бухал…

– Брось! Неужели не помнишь?

– Тяжелое было время.

Тут за его спиной хлопнула дверь. Чарли встал.

– О, привет, – сказал он.

Внезапно атмосфера в комнате переменилась. В поле зрения Итана прошаркала девица в обтягивающем розовом платье. От нее несло болотом – дешевой травкой.

– Я ночевала у Мэдди, – сказала она, замерев на пороге комнаты.

– У тебя разве нет сегодня занятий?

– Через час начнутся. А это кто?

– Это Итан. Мы с ним жили вместе в общаге.

– Привет.

Итан проследил за взглядом Чарли: тот пялился на ее веснушчатое декольте. Сердце моментально ухнуло куда-то вниз.

– Привет.

Девица кивнула и скрылась в коридоре. Минуту спустя Итана окатило звуком журчащей воды и дробью капель по шторке в ванной.

Он повернулся к Чарли.

– Мы жили в соседних комнатах, – сказал он.

– Чего?

– Ты сказал, что мы жили вместе, но это не так. Мы были соседями по коридору.

– А, ну да. – Он подошел к Итану почти вплотную, навис над ним. – Так что ты тут делаешь? И откуда знаешь мой адрес?

– Хотел тебя повидать.

– Да, но зачем.

– Я… я надеялся… – проронил Итан. А правда, что он тут делает? – Я хотел поговорить о том, что случилось.

– Что случилось.

– В Питтсбурге.

– Слушай, друг, – прошептал Чарли, – я вообще не понимаю, что за пургу ты несешь.

Из ванной донеслось пение.

– Кто это?

– Кто?

– Ну, она. – Итан показал на коридор.

– А, Линдси-то? Просто девушка. Никто.

– Она тут живет? С тобой?

– Не твое дело.

– Она же ребенок!

– Ей двадцать два.

– Мы обязаны поговорить, Чарли. О нас.

Чарли тихо произнес:

– Уходи.

– Почему?!

– Нельзя просто так вламываться к человеку… спустя десять лет… с обвинениями…

– Да я тебя ни в чем не обвиняю! Только хочу, чтобы ты признался себе и мне в том, что было…

– Я вообще не понимаю, о чем ты.

Итан закрыл глаза, втянул носом воздух, открыл глаза:

– Я тебя видел.

– Что-что?

– В «Плотоядных». Три года назад. Я тебя видел. В мужском туалете…

– Пошел вон из моей квартиры.

– НЕТ!

Сила его голоса так поразила Чарли, что он на секунду обмер.

– Детка? – раздался настороженный голос из ванной.

– Ты не имеешь права! – воскликнул Итан. – Не имеешь права отрицать! Конечно, ты можешь вышвырнуть меня из дома, но не говори, что ничего не было! – Он уже стоял, хотя не помнил, как вскочил на ноги. Стоял, потел и грозил Чарли пальцем. – Идиот! Неужели ты не понимаешь, что я хочу тебе помочь? Ты… ты лжец! Вся твоя жизнь – ложь, и тебе кажется, что никто, кроме тебя, от этого не страдает, но это не так! Господи… Столько времени прошло. Почему ты не признаешься? Почему честно не скажешь самому себе, кто ты? Господи, Чарли. Какой же ты идиот, мать твою. Я ведь хочу помочь!

Стоило этим словам сорваться с его языка, он понял, что больше никогда и ничего не скажет Чарли. Его «ближний» пошел на него с кулаками. В мозгу что-то полыхнуло, перед глазами замелькали огоньки. Долгожданное закрытие темы произошло несколько секунд спустя, когда Итан очутился в подъезде, и дверь захлопнулась прямо у него перед носом. Во рту стоял вкус железа. Из-за двери доносились крики. Кровь из носа капнула прямо на коврик.

Он кое-как слетел по лестнице и ввалился в соседнюю дверь – за нею оказался японский ресторан. Итан подошел к официантке и спросил, где туалет. Она отшатнулась:

– Господи, что у вас с лицом?

– Мне нужен туалет. Пожалуйста.

– Он только для посетителей… Но если уж кому и сделать исключение, так это вам. Боже!

Итан вошел в уборную и осмотрел себя в зеркале. Лицо адски болело ровно посередине: багровый нос имел странную форму. Переносица резко сворачивала в сторону, как будто шла куда-то, а потом передумала. Кровь мешала дышать. Прежде с Итаном такого не случалось. За всю жизнь он ни разу ничего не ломал, а самый серьезный ущерб здоровью нанес себе самостоятельно (как это обычно и бывает): в подростковом возрасте заработал карпальный тоннельный синдром. Он всегда дистанцировался от любых конфликтов, не лез на рожон. А тут такое. Пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы оторвать взгляд от фиолетового бугра на лице, пульсировавшего мучительной, атональной болью.

Он осторожно дотронулся до него пальцем и вздрогнул.

В мерцающем свете уборной Итан осмотрел свой нос со всех сторон. Зрелище было неприглядное, даже тошнотворное. Человека неподготовленного – привыкшего видеть на этом месте что-то чистое и орлиное – запросто могло бы стошнить. Однако Итану даже понравился свой внешний вид. Вид калеки.

Почему ему не стало хуже? Обида ушла на второй план, все затмили боль и адреналиновый кураж. Пропускной способности его нервов не хватало даже на грусть. Он чувствовал облегчение. Избавление от бремени. И невероятный прилив сил. Понемногу приходя в себя, Итан чувствовал, что летаргия, к которой он так привык в Нью-Йорке, наконец его отпускает. Сердце забилось быстрее. Со сломанным носом и электричеством в жилах, он вышел из туалета, потом из ресторана на улицу – в ослепительно-яркий день.