– Это еще зачем?!

– Ну, Артуру наверняка захочется провести время с семьей…

– Не захочется. С его стороны почти никто и не приедет.

– А ты разве не хочешь побыть с нами?

– Это же наша свадьба. Мы жених и невеста и должны сидеть вместе!

– Ладно, ладно.

– Обещаешь?

– Что?

– Что на свадьбе я буду сидеть рядом с женихом.

– Ладно, ладно.

– Скажи нормально.

– Что сказать?

– Что посадишь нас рядом.

– Хорошо.

– Не «хорошо» и не «ладно, ладно»! Скажи, что посадишь нас рядом! Господи.

– Как тебе угодно.

Франсин в ярости бросила трубку.

Один-единственный раз она слетала домой, чтобы решить несколько важных вопросов, которые без ее участия не решались. Дом почти не изменился. Да, отца не стало, но он и при жизни почти не выходил из кабинета – в этом смысле мало что изменилось. По-настоящему больно было увидеть знак «Продается» на лужайке перед домом Руфи.

– Представляешь, не могу его продать! – пожаловалась миссис Кляйн. – И оформить его как пристройку тоже нельзя. – Она покачала головой. – Эта женщина даже после смерти находит способы мне досадить.

Они вместе поехали обсуждать праздничное меню с представителем кейтеринговой компании. На стене за его спиной висел синий флажок Дейтонского университета.

– Мы можем предложить вашим гостям семгу на гриле, салат, спаржу и хлебную корзинку на каждый стол. – Он перевел взгляд с дочери на мать и обратно. – Устраивает?

– Нужен еще какой-то гарнир, – сказала Франсин. – Люди успеют проголодаться.

– А я бы обошлась без гарнира. – Мама покачала головой. – Хлеб же есть.

– Хлеб – не гарнир.

– Хлеб – это крахмал. Он сытный.

– Может, рис с пряностями?

– Фрэн, рис и хлеб – одно и то же. Продукты из одной категории. Зачем повторяться? Не хочу платить лишние деньги за очередное крахмальное сытное блюдо.

– Неужели рис так сильно ударит тебя по карману?

– Не ори на меня! Тем более при людях!

– Я и не ору!

– Орешь! Теперь точно орешь!

– Какой бред, мать твою, господи…

– Не выражайся!

– Это моя свадьба. Я не хочу, чтобы на моей свадьбе гости голодали.

– А вот и не твоя! Размечталась! Взгляни на чеки, Франсин, и прочитай, чье имя там стоит. Прочитай имя!

– Вам нужно поговорить? – вежливо осведомился представитель кейтеринговой компании.

Франсин пришла в ужас, но ее мать осталась непреклонна. Судя по всему, единственное, что она оставила на усмотрение дочери, – это выбор жениха.

На следующее утро миссис Кляйн спросила Франсин, когда они поедут в «Свадебный бутик».

– Вообще не поедем, – ответила Франсин. – Я не буду покупать там платье.

– А чем плох «Свадебный бутик»? Дебби Симковитц покупала там свое. Ты ведь помнишь Дебби?

– Смутно.

– Она играет в симфоническом оркестре Цинциннати. Вторая скрипка. У этой девочки всегда был талант.

– Молодец Дебби!

– Хотя ее папаша – крупный меценат и покровитель искусств. Так что кто знает… Ладно, не важно. Чем плох «Свадебный бутик»?

– Там одна безвкусица.

– По-твоему, у Дебби Симковитц нет вкуса?

– Да.

Миссис Кляйн охнула.

– Слушай, мам, у меня уже есть платье.

– Правда?

Нет, на самом деле платья не было.

– Да, правда. Я уже заказала его в Бостоне. На этой неделе первая примерка.

– Ну хорошо, – пробурчала мать. – Будь по-твоему.

На следующий же день после возвращения в Бостон Франсин договорилась о визите в семейное ателье по пошиву свадебных платьев в Бэк-бэй. Ателье располагалось на первом этаже красивого викторианского дома из песчаника, но в самой лавке царил бардак: всюду висели недошитые платья и валялись груды тряпок. Из противоположного угла комнаты на Франсин смотрело трюмо.

Ей навстречу вышла женщина с толстым пучком седеющих волос.

– Хотите заказать платье?

Франсин кивнула.

– А где остальные?

– Остальные?..

– Ну да. Мать, сестра, подруга или с кем там обычно невесты приходят.

– А-а! – Франсин похлопала себя по карманам, словно там мог кто-нибудь заваляться. – Нет, я одна.

Женщина вскинула брови:

– Одна?! Что ж. Ладно. Давайте начнем.

Франсин остановилась на скромном, но модном платье с пышными рукавами в стиле принцессы Дианы, которые собирались складками на локтях, с длинным, пристегивающимся сзади шлейфом и глубоким декольте, которое она попросила оторочить широкой кружевной тесьмой, дабы не шокировать среднезападную публику. Корсаж решили расшить мелким жемчугом, а глубокий вырез на спине прикрыть длинной фатой. Франсин пришлось дважды приезжать на примерки, чтобы платье село в точности так, как надо.

– Вам завернуть? Или прямо в нем пойдете? – хихикнула портниха.

– Нет, спасибо, – ответила Франсин. – Отправьте его, пожалуйста, в Дейтон. Дейтон, штат Огайо.

Репетицию ужина решили не проводить. Потом, вспоминая свою свадьбу, Франсин иногда думала, что тут они допустили ошибку. Но разве можно отрепетировать катастрофу, навести лоск на хаос? Кроме того, им стоило больших усилий уговорить маму Артура приехать на Средний Запад. И она бы точно не стала кормить за свой счет бесчисленных Кляйнов и единичных Альтеров.

Вероятно, это было даже к лучшему. Хлопот и так хватало. Платье благополучно прибыло в Дейтон, но оказалось, что к нему нет шелковой нижней сорочки. Когда Франсин позвонила в ателье пожаловаться, портниха буркнула: «Ну и истерички эти невесты». Пришлось срочно мчаться в универмаг «Элдер и Бирмен», чтобы успеть до закрытия, и покупать там сорочку.

Вечером накануне церемонии миссис Кляйн подошла к дочери и спросила:

– Как ты относишься к лимузинам? – Ее напомаженные губы расплылись в клоунской улыбке.

– В смысле?

– Вы с Артуром могли бы доехать из синагоги в гостиницу на лимузине.

– Что? Ни в коем случае.

– Я думала, это было бы приятно.

– А я думала, у нас нет денег на рис.

– Хочу сделать вам такой подарок на свадьбу. Лимузин!

– Не надо.

– Да почему же?!

– Если бы ты хоть чуть-чуть меня знала, то давно бы заметила, что я не люблю быть в центре внимания. Лимузин – это не про меня. Совсем.

– Хорошо, – прошипела миссис Кляйн. – Будь по-твоему! И удачи завтра.

С этими словами она оставила Франсин одну – в комнате ее детства.

Несколько минут спустя в дверь постучалась Бекс:

– Все нормально?

Франсин высморкалась:

– Успокой меня, скажи, что я поступаю правильно.

– Правильно?

– Я выбрала правильного мужа?

Бекс скрестила руки на груди и, поджав губы, кивнула. Ее недавно эффектно бросил знаменитый и очень богатый галерист (и по совместительству – эротоман), в которого она до сих пор была влюблена.

– По-моему, «правильных» людей не бывает.

Франсин всхлипнула.

– Ну ладно, ладно! Да. Ты все делаешь правильно. Артур – умный, так ведь? Ему должно хватить ума, чтобы хорошо с тобой обращаться.

Они поженились воскресным мартовским утром. После подписания ктубы все собрались в святилище. Ровно в 10:31, когда минутная стрелка часов начала оптимистичный подъем, мама Артура проковыляла по центральному проходу и заняла свое место. За ней последовал Артур. Он взошел на виму, нервно вонзая ноготь в бедро. Миссис Кляйн с гордо поднятым подбородком прошествовала мимо многочисленных гостей, собравшихся здесь лишь благодаря знакомству с нею. Бекс и Рик Питш, бывший сосед Артура по общежитию, замыкали процессию.

Наконец пришел черед Франсин. На ней было жемчужное колье и жемчужные серьги с крошечными бриллиантами. Ее вел под руку дядя Рон, мамин брат, вот только его присутствия она почти не заметила и потом, спустя годы, рассказывала, что шла под венец одна.

Рядом с Артуром ее ждал рабби Каплан, битва за которого состоялась за несколько месяцев до церемонии. Вообще-то, Каплан не вел церемоний и не читал проповедей, он был религиозным директором синагоги «Бет-Авраам». Много лет назад именно он помогал ей выучить отрывок из Торы на бат-мицву. Дома у него всегда пахло теплым хлебом, а жена Каплана после каждого занятия угощала ее чаем и мандельбротом. Рабби беседовал с ней исключительно добрым и чистым голосом, как будто не знал ни единого слова порицания – и даже не догадывался, что голос можно использовать для дурных целей. При этом он не был наивен, нет. Каплан знал и глубоко понимал жизнь. Его сын Лен страдал церебральным параличом и большую часть времени проводил на больничной койке, стоявшей в небольшой комнате рядом с кухней. Умственно и психически Лен был совершенно здоров, но его тело напоминало тонкую и кривую ветвь засохшего дерева. В конце урока Каплан всегда говорил: «Ты сегодня прекрасно поработала! Хочешь заглянуть к Лену? Он тебя очень ждал!» И так с первого дня: «Лену не терпится с тобой познакомиться». Франсин чувствовала свою значимость: все-таки она помогала больному ребенку, хоть немного скрашивала его дни. А лицо у Каплана было сама искренность. Франсин проходила через кухню в комнату Лена, где он лежал на белой койке с коричневым изголовьем и изножьем. При виде Франсин он улыбался во весь рот и мотал головой вверх-вниз, раскинув руки и выгнув шею. «Он очень рад тебя видеть», – переводил рабби Каплан. В его доме Франсин была не пустым местом.