Увы, как только он припарковался у выхода из зала прибытия, огромное бледное облако затянуло солнце, и к Артуру вернулись прежние тревоги.

Три дня.

За это время что угодно может пойти не так.

Артур встал на место для временной парковки, опустил боковое стекло и принялся ждать. В своем и без того возбужденном состоянии он невольно подмечал все плохое, что было вокруг. Отечные, похожие на картофельное пюре ноги ожиревших путешественников. Нарочитая нарядность пилотской формы: от золотых эполетов за милю несло комплексами. Впереди стоял белый минивэн с юным пастором за рулем, а сзади – синий пикап с похабными «автояйцами» под бампером. Диптих «Средний Запад».

Нервы довели бульон его мыслей до кипения. Он потянул вверх ремень безопасности, ощутил, как тот сдавливает грудь, и ненадолго предался аутоасфиксии.

По радио передавали срочную новость о взрыве в Кашмире.

В конце концов, не все так плохо. Дом вычищен до блеска: руки у Артура до сих пор пахли стерильным цитрусом. Он гордился проделанной работой, и мысль о возвращении в дом на Шуто-Плейс начала приносить ему радость. Больше того: он ликовал. Вчера он позвонил Ульрике и еще раз заверил ее, что все получится и что намерения у него самые искренние.

– Дай мне эти выходные. С пятницы по понедельник. Потом дети уедут – и дело будет в шляпе. Заживем с тобою вместе!

– Правда?

– Конечно!

– Просто мне нужно уведомить комиссию о своем решении.

– Скажи им… скажи им «нет»! Ты никуда не поедешь. В Дэнфорте ты будешь звездой, это точно.

– У меня нет ни одного друга в этом городе.

– Я тебя умоляю, у кого сейчас есть друзья?!

– Артур…

– Все будет отлично.

– Если я останусь – это навсегда, ты понимаешь?

– Как я уже говорил – на все обозримое будущее.

– На все будущее, Артур. Навсегда! Я буду здесь жить!

– Конечно! Но мы не можем загадывать наперед…

– Вот эти твои речи меня и останавливают!

– Я только говорю, что никто не мешает нам строить планы на будущее, но предсказать его невозможно.

– Значит, ты строишь планы на наше совместное будущее.

– Да.

– Мы будем жить вместе.

– Да.

– И ты в этом уверен.

– Да… Насколько человек вообще может быть уверен в будущем.

– Артур!

– Ладно, ладно. Слушай. Чего ты хочешь от жизни?

– Хочу работать. Заниматься научными исследованиями. Хочу стать профессором и заключить с университетом бессрочный контракт.

– И как можно этого добиться?

– Надо написать книгу.

– Верно. А что нужно, чтобы написать книгу?

– Время. Место.

– Вот именно! Итак. С радостью сообщаю вам, что вы приняты.

– Принята?

– В резиденцию Артура Альтера для молодых длинноногих ученых-историков.

– Артур…

– Проживание и питание включены. Сексуальные утехи не обязательны, но настоятельно рекомендуются.

Повисла долгая тишина.

– Хорошо. Я им откажу.

– Отлично.

– Артур?

– Да?

– Ты мне очень нравишься.

– Ты тоже ничего. Ладно, мне пора. До связи!

Будущее манило яркой позолотой и плюшем. Артур вызвал в уме образ Ульрики: она, обнаженная, опускает маленькую круглую попку к нему на колени, словно подушку…

Он побагровел. Отчаянно задергал пряжку ремня, ослабил его, жадно втянул воздух.

Из аэропорта потянулась тонкая струйка прилетевших: они выходили и собирались семьями на тротуаре. Каким словом лучше описать эту толпу? Стадо? Рой? Мясорубка. Да, точно: на тротуаре образовалась настоящая мясорубка из семей.

– Это первая крупная атака с тех пор, как коалиционное правительство…

Жемчужина соленого пота скатилась Артуру в глаз.

– Боевики открыли беспорядочный огонь…

– Да оставьте меня в покое! – заорал Артур и с размаху ударил ладонью по рулю. Громкий пук клаксона огласил парковку.

Среди мясорубки семей, которая понемногу начинала редеть, Артур разглядел одинокий силуэт. Человек расхаживал из стороны в сторону, то гладя себя по рукаву вязаного кардигана со сложным узором из кос, то дергая молнию саквояжа защитного цвета. Шмотки дорогие, но тело под ними все то же – Артур сразу узнал эту походку, эти ноги, словно бы прогнувшиеся под тяжестью тела.

Итан.

Артур мог сказать про Итана только одно: бывает и хуже. Некоторым его коллегам жутко не повезло с сыновьями: те выросли карьеристами и натуральными рвачами. Словно стервятники, они выжидали, когда родители начнут демонстрировать первые признаки старения – забывчивость, зависимость от тех или иных медикаментов, замороженные в криогене политические пристрастия, – после чего мгновенно заявлялись домой с ворохом красочных брошюр, вооруженные советами знакомых адвокатов о том, как лучше поступить с недвижимостью. С недвижимостью, в которой еще жили их отцы. Да, безусловно, отцы эти слегка отстали от жизни, но они не заслужили такого предательства – родные сыновья буквально взашей гнали их из дома!

Итан был другой. Итан никогда с ним так не поступит. Он для этого слишком мягок и сговорчив. Артур до сих пор видел своего сына десятилетним мальчиком, робким бейсболистом в парке Франклина, который не решался отбить легонько брошенный Артуром мяч: боялся, что от вибраций биты заболят руки. Артур и Франсин прозвали его Горшечным Растением, такой он был спокойный, неподвижный, неприметный. Может, не о таком сыне мечтает любой отец, но все же это лучше, чем вырастить хищника с ядреным эдиповым комплексом.

Впрочем, Артур и сам мог бы стать таким хищником, да не вышло: сердце его отца взорвалось аккурат накануне сорок девятого дня рождения.

Бена Альтера сгубило не пьянство, однако алкоголь, безусловно, подтолкнул его к могиле. И еще – патологические неудачи. У него это было генетическое. Гомозиготный генотип неудачника. Бен Альтер вел нищенское существование в чужих ротовых полостях. Артур не мог даже представить, каково это – ежедневно окунаться в жаркие зубастые пасти пациентов, выскабливать гниль, ставить коронки. Унизительный труд. Унизительный, но хотя бы (в теории) прибыльный. Никому не нравится быть стоматологом. А вот деньги любят все. Но Бенджамен Гурион Альтер не умел даже зарабатывать. У его семьи были проблемы, проблемы с деньгами, и Артур ничуть не сомневался, что они тоже сделали свое дело.

Долгие годы он боялся смерти вообще и отцовской смерти в частности. Почему-то ему казалось, что он умрет точно так же. Резкая боль в груди. Внезапный укол. Бах! – и ты сбит с ног какой-нибудь врожденной миопатией, лопнувшей аневризмой или оторвавшейся атеросклеротической бляшкой. Артуру исполнилось сорок шесть, потом сорок семь, сорок восемь лет… но однажды, очнувшись от тревожных снов утром своего сорокадевятилетия, он понял, что не изменился и не умер. Артур получил дар. Еще несколько лет жизни. И вместе с тем проклятие – ведь он совершенно не представлял, что с этой жизнью делать. Он никогда не боялся конечности бытия, исчезновения сознания, вечного Ничто. Нет, больше всего на свете Артура страшила вероятность внезапной кончины, после которой у него останутся незаконченные дела. Именно так умер отец. Смерть как эхо жизненных неудач. Смерть, за которой следует бюрократическая волокита и неразбериха.

Смерть должника.

Толпа на тротуаре разошлась, и Артур увидел свою дочь. Она стояла рядом с братом и хмурилась: армейская куртка, рассыпавшиеся по плечам ржаво-медные кудряшки. Она была очень похожа на мать, только без женственных объемов. Ее словно выточили из камня. Сам факт, что его воинственная дочь-святоша соизволила приехать в Сент-Луис, вселял в Артура надежду. Конечно, уговорить ее будет непросто, но она все-таки приехала – а значит, шанс есть.

– Власти пристально следят за развитием ситуации…

Он вырубил радио, посигналил.

Итан махнул рукой. Артур помахал в ответ. Пока его дети шли к машине, он открыл дверь, спрятался за нее и сплюнул на асфальт – излил остатки яда.

– Дети! – воскликнул он, поднимаясь им навстречу.