Он выполз на территорию кампуса. Стояло ясное и свежее мартовское утро: в разреженном дэнфортском воздухе витали ароматы и аллергены. Вроде бы и не зима уже, но ветер все еще озорничал: набирал скорость, ворошил деревья. Рассеивал пыльцу и дрожал оконными стеклами. Природа гулко отзывалась где-то внутри, на молекулярном уровне. В такое утро даже не стыдно быть профессором. Приятно вспомнить, что твое призвание – искать красоту. Искать красоту и истину, а потом рисовать вокруг них границы. И жить припеваючи в этих стенах.

Артур прошел мимо кучки слэклайнеров и зашагал прямиком к главному кампусу и величавому Гринлиф-холлу. Нырнул внутрь, поднялся по обшарпанной лестнице в библиотеку африканистики и стал красться по длинным прямоугольникам цитрусово-желтого света, лившегося сквозь сводчатые окна над головой.

В залах царило элегантное запустение. Университет, обычно с фашистской беспощадностью следивший за порядком в своих владениях, почему-то позволил библиотеке африканистики прийти в почти полную негодность. Запах порчи витал меж стропилами, как будто кто-то заполз на потолочные балки и там умер. Этот специфический аромат, слабый вай-фай и отсутствие кафетерия сделали библиотеку непопулярным рабочим пространством, а уж в субботу она принадлежала практически одному Артуру. Ни коллег поблизости, ни студентов. Он втянул носом запах смерти – гнусный, конечно, но чего не стерпишь ради уединения.

Артур сел за длинный массивный стол и принялся писать.

Снаружи набирал силу ветер: он завывал на территории кампуса, со свистом пролетал мимо кабинетов деканов и замдеканов, ректоров и почетных профессоров. Шариковая ручка корчилась в его руке.

Он чувствовал себя ловеласом, эдаким пикапером, похабно свистящим вслед жизни, что проходит мимо в мини-юбке.

Дрожащими пальцами Артур сложил пополам два письма и спрятал их поглубже в карман.

Еще одним – и немалым – преимуществом библиотеки африканистики было то, что в ней хранился его успокаивающий предмет. (Так окрестила это Франсин. Ей нравилось выяснять, какие у ее пациентов и родственников успокаивающие предметы. Определять тотемы и фетиши – отлитые в пластике комплексы. Окрестила в шутку, но, как и все шутки, это на семьдесят процентов было правдой.) Артур поднялся и прошел в дальний конец зала.

Он приближался к нужному стеллажу как хищник перед прыжком, поглаживая пальцами книжные корешки. Кожаные, картонные, глянцевые и шероховатые, с простой печатью и тиснением. А вот и его единственная публикация. Когда Артура спрашивали, почему у него не вышло ни одного крупного научного труда, он отвечал, не раздумывая: миру уже хватает книг.

Увидев искомое, он совершил молниеносный бросок и схватил нужную книжицу – тонкую, без суперобложки, приглушенно-красную, с трескучим клеем в переплете. На обложке было отпечатано заглавие: «К ВОПРОСУ О НОВОЙ СИСТЕМЕ САНИТАРНОЙ ГИГИЕНЫ В НЕЗАВИСИМОЙ РЕСПУБЛИКЕ ЗИМБАБВЕ: ПРЕДЛОЖЕНИЕ, 1981». А чуть ниже, мелким (но тоже полным достоинства) шрифтом, имя автора: «АРТУР АЛЬТЕР».

В мире существовало меньше пятидесяти экземпляров его опуса. Почти весь тираж наверняка пошел на макулатуру или в тюремные библиотеки. Личная коллекция Артура пятнадцать лет назад сгорела в пожаре, случившемся из-за неисправности в стирально-сушильной машине: ворсовый фильтр забился и не давал выходить легковоспламеняющимся отработанным газам. Артуровы экземпляры лежали в большой картонной коробке рядом с машинкой. Их погубили огонь и вода: машинка горела и текла одновременно. Но пока в университете хранился последний экземпляр, Артур был спокоен. Все хорошо, все идет по плану.

Сердце начало биться с человеческой скоростью. Артур задышал медленно и размеренно. Взгляд сам собой замер на слове «предложение». Есть ли на свете слово, заключающее в себе столько же надежды? Он уставился на открытую «О», на похожую на ключ «Р».

Совесть немного поутихла. Там, в старой библиотеке, взяв в руки свою книжку, Артур вдруг преисполнился новой уверенности – и решил как можно скорее отослать письма, пока она не улетучилась.

Решение, что сын будет учиться в Дэнфорте, принял Артур. Оценки у Итана были неплохие, он легко мог поступить в вуз за пределами штата, но Дэнфорт предлагал хорошую скидку детям сотрудников, проработавших в университете более пяти лет. У Артура пошел шестой. О субсидии он узнал из буклета об университетской программе материальной помощи. Сей глянцевый документ обладал поистине библейской силой внушения: стоило Артуру отложить его в сторону, решение пришло само. Он начал называть Дэнфорт «университетом Итана» задолго до подачи заявки в приемную комиссию и повторял эти два слова так часто, что никто даже не побежал поднимать конверт с приглашением, когда тот наконец скользнул в щель для почты и хлопнулся на пол.

Итан, учившийся на тот момент в последнем классе школы, не слишком обрадовался этой новости. Он ничего не имел против Сент-Луиса и был польщен папиным нежеланием отпускать его из дома, чем бы оно ни объяснялось. Но все же Итан мечтал уехать подальше от Артурова испытующего взора – и обязательно в Нью-Йорк, – где он мог быть самим собой, что бы это ни значило. Еще не хватало встречаться с отцом на кампусе! Нет, нет, это будет конец света. Но Артур привел железный довод: если Итан не хочет тридцать лет просидеть в долговой яме, надо выбирать университет с умом. Плюс дело было сразу после событий 11 сентября, многие боялись террористической угрозы. А какой город лучше защищен от международных террористов, чем тот, который не интересен даже международным туристам?

– Я понимаю, ты хочешь учиться в другом городе, – сказала Франсин (она к тому времени создала и возглавила университетскую психолого-консультативную службу, где на общественных началах проводила семинары по борьбе со стрессом, тревогой, депрессией, нарушениями пищевого поведения и прочими проблемами, с которыми сталкиваются студенты). – И я понимаю, что тебя совсем не радует перспектива учиться в вузе, где работают родители.

Итан взглянул на отца. Тот с надеждой приподнял брови.

– Ну да, – кивнул он. – Не знаю… Может, что-нибудь да получится.

Артур принял его «может» за согласие и при любой возможности выражал восторги по этому поводу. «Итан пойдет ко мне, в Дэнфорт, – рассказывал он друзьям и родственникам. – Спасибо руководству за щедрую скидку». Иногда он даже приписывал идею самому Итану. «Сынок поступил мудро: решил сэкономить и воспользоваться скидкой», – говорил Артур, одобрительно поглаживая его по спине. Можно подумать, сэкономленные деньги достались бы Итану, а не ухнули в ипотеку! Однако отцовские похвалы и поглаживания дорогого стоили, Итан их очень ценил. И только слово «скидка» не шло у него из головы: постоянно казалось, что родители на нем сэкономили, что все остальные студенты, заплатившие за обучение полную сумму, каким-то образом узнают больше, встречаются после лекций и получают бонусом еще какие-то знания.

Хотя Альтеры жили рядом с университетом, Итан уговорил родителей оплатить ему хотя бы общежитие. «Здесь я себе друзей не найду», – заявил он матери, показывая пальцем в окно столовой, на чинные улицы Шуто-Плейс. При желании он мог бы предъявить и более веский довод: в конце концов, он сэкономит родителям 23 280 долларов в год, если согласится поступить в Дэнфорт.

Родители уступили. Но комнату в общежитии тоже нужно было обставить – на этой почве Артур и Франсин устроили жуткую сцену в брентвудском магазине товаров для дома «Разные разности». Они спорили из-за наматрасников и настольных ламп, настенных досок и фонариков для чтения, пластиковых комодов и полок для обуви. Пригодится ли Итану полочка в душевую и корзина для грязного белья?

– Лично я уезжал учиться с одним рюкзаком за спиной, – пыхтел Артур.

– Совершенно уверена, что это неправда, – отвечала Франсин.

– Как ты можешь быть уверена? Тебя там не было!

Ничто так не выводило Артура из себя, как вещи. Он был минималистом и за всю жизнь так и не научился (да и не хотел учиться) оформлять свое завидное жилище «со вкусом», как подобает «зажиточному среднему классу». Альтеры прекрасно усвоили его позицию: холодильник охлаждает еду, а канализация уносит говно под землю. Что еще нужно для счастья?! Франсин тратила деньги направо и налево, Артур ныл. Инь и невыносимый ян. Однажды она принесла из магазина резальную машину для бубликов, и он поднял по этому поводу страшный вой. И до последнего – назло ей – резал бублики обычным ножом.