Американец протянул свою универсальную карту, но экскурсовод снова улыбнулся и убрал руку:
– Наличными, пожалуйста. Сегодня вечером, пусть каждый принесет с собой. Американскими долларами.
– Не знаю… – опять начал Роджер.
– Где именно? – спросил Джастин.
– На дороге за гостиницей. В двадцать три ноль-ноль. – Гид поднялся из-за столика.
– Хорошо, увидимся там.
– Удачного дня. – И экскурсовод вышел из бара.
Они ехали на грузовике по джунглям, а потом дорога закончилась. Пятеро мужчин выпрыгнули из машины и вслед за гидом направились куда-то в темноту. После недавнего дождя грязная тропинка размокла, по вымазанным жженой пробкой лицам то и дело хлестали мокрые листья. Джастин Джефрис и Том Ньютон держались поближе к экскурсоводу. Позади, спотыкаясь во мраке, плелись Сэйерс и преподобный Дьюитт. Замыкал шествие лейтенант Нагути. Все были одеты в военную форму и экипированы винтовками М-16.
– Черт, – прошипел Сэйерс, когда по его лицу хлестнула ветка.
– Заткнись, – прошептал Джефрис.
Гид сделал знак рукой, все остановились и сгрудились вокруг него. Сквозь просветы в листве видно было поляну: дюжина лачуг, из дверных проемов падает холодный свет керосиновых ламп.
– Сторонники Вьетконга, – прошептал гид. – Они знают, где штаб. Все жители деревни знают.
– Ага, – ответил Сэйерс. – Значит, наша задача – добыть информацию?
– Да.
– Сторонники Вьетконга? – переспросил Ньютон.
– Да.
– Сколько их? – тихо поинтересовался Нагути. Звук падавших капель почти заглушал его голос.
– Около тридцати. Не больше тридцати пяти.
– Оружие? – продолжал лейтенант.
– Может, что-то спрятано в хижинах. Осторожнее с молодыми, тут наверняка есть вьетконговцы. Хорошо обученные.
Повисла тишина. Мужчины вглядывались в безмолвную деревню. Наконец Джастин поднялся и со щелчком снял винтовку с предохранителя:
– Пошли.
Пятеро американцев двинулись на поляну.
Ральф Дисантис и Нгуен Ван Мин сидели в темной кабинке старого бара неподалеку от бывшей улицы Ту-До. Было уже поздно. Мин основательно напился, а Дисантис умело изображал пьяного. Древний музыкальный автомат в углу наигрывал современные японские хиты и старые добрые песни восьмидесятых.
– Много лет после падения моей страны я думал, что американцы – бесчестный народ. – Понять, что Мин пьян, можно было только по тому, как тщательно он подбирал каждое слово. – Я жил в Америке, работал в Америке, стал гражданином Америки, но все равно был убежден – у нее нет чести. Американские друзья рассказывали: во время Вьетнамской войны по радио и телевидению каждый день передавали новости, каждый вечер. А потом пал Сайгон – и ничего. Ни слова. Как будто моей страны больше не существовало.
– Ммм… – Дисантис осушил бокал и сделал бармену жест, чтоб принесли еще.
– Но вы, мистер Дисантис, вы человек чести. Я знаю. Я чувствую. Вы человек чести.
Ральф кивнул официанту, вытащил пластмассовую сабельку из очередного коктейля и положил ее рядом с семью другими. Мистер Мин последовал его примеру.
– Вы человек чести и поймете, почему я вернулся отомстить за свою семью.
– Отомстить?
– За брата, который умер, сражаясь с армией Северного Вьетнама. За отца, который был учителем, восемь лет провел в концлагере и умер сразу после освобождения. За сестру, которую новое правительство выслало… якобы за преступления против нравственности. Переполненная лодка затонула где-то между Сайгоном и Гонконгом, сестра погибла.
– Отомстить? – повторил Дисантис. – Каким образом?
Мин выпрямился и бросил взгляд через плечо. Поблизости никого не было.
– Я отомщу за честь своей семьи, я покараю тех мерзавцев, из-за которых гибнет моя нация.
– Да, но каким образом? У вас есть оружие?
Мин замолчал и облизнул губы. В это мгновение он выглядел почти трезвым. Потом вьетнамец наклонился и схватил Ральфа за локоть:
– У меня есть оружие. Я контрабандой провез винтовку и свой табельный пистолет времен «Хак бао». – Мин снова замолк, а потом повторил, но уже с вопросительной интонацией: – Вам я могу рассказать, мистер Дисантис. Вы ведь человек чести?
– Да. Расскажите.
Две хижины полыхали. Джастин и его товарищи кричали и палили в воздух из винтовок. Никто не сопротивлялся: посреди деревни стояли на коленях все ее жители – тридцать два человека, в основном дети и старики. Сэйерс опрокинул керосинку в одной из лачуг – тростник и бамбук моментально вспыхнули. Дородный американец принялся суматошно сбивать пламя, но его окликнул Джефрис:
– Да плюнь ты на нее, иди сюда!
Том Ньютон размахивал оружием, обратив дуло в сторону съежившихся в пыли вьетнамцев, и вопил:
– Где вьетконговцы?
– Вьетконговцы! – присоединился Роджер. – Где их проклятые туннели? Говорите, черт вас дери!
Женщина, стоявшая на коленях и прижимавшая к груди ребенка, склонилась почти к самой земле. Пламя отбрасывало на пыльную дорогу странные зловещие тени, пахло дымом, и ноздри мужчин трепетали.
– Они не понимают, – сказал преподобный.
– Черта с два они не понимают, – огрызнулся Джастин. – Просто не хотят говорить.
Вперед выступил Нагути. Лейтенант казался спокойным и уравновешенным, но ни на минуту не опускал винтовку.
– Мистер Джефрис, если вы хотите устроить допрос, я постою на карауле.
– Допрос?
– Вон там, в стороне от огня, есть пустая хижина. Допрашивать их лучше порознь.
– Да, помню, – отозвался Джастин. – Том, ну-ка, отбей нам парочку от стада. Шевелись!
Ньютон схватил за руки молодого парня и старуху и подтолкнул их к хижине.
– Не ее. Слишком старая. Вон ту. – Джефрис показал на испуганную девчушку лет пятнадцати-шестнадцати. – У нее наверняка брат или парень – вьетконговец.
Ньютон толкнул старуху обратно и рывком поднял девушку на ноги. У Джастина пересохло во рту. Загорелась третья хижина, в вышину поднялся столп искр, они мерцали так же ярко, как звезды в небе.
Перед Дисантисом лежали рядком уже девять пластмассовых сабелек.
– А с боеприпасами что?
Мин улыбнулся:
– Три тысячи патронов для винтовки. – Вьетнамец медленно-медленно поднял бокал, отпил, проглотил. – Три обоймы для автоматического пистолета сорок пятого калибра. Вполне хватит… – Он замолчал, пошатнулся, потом опять выпрямил спину. – Хватит, чтобы все сделать?
Дисантис бросил на стол цветную бумажку – плата за выпивку, – помог Мину подняться и дойти до двери. Маленький вьетнамец остановился, обеими руками ухватил Ральфа за локоть и притянул его поближе:
– Хватит, да?
– Хватит, – кивнул американец.
– Черт, – выругался Том Ньютон. – Он нам ничего не расскажет.
Перед ними на коленях стоял молодой вьетнамец. Черная рубашка задрана, руки вывернуты, на уголках губ и под ноздрями запеклась кровь, на груди – многочисленные ожоги от сигарет.
– Тащи девчонку, – велел Джастин.
Сэйерс заставил девушку опуститься на колени, схватил за волосы и грубо рванул, запрокинув ее голову назад.
– Где вьетконговцы? – спросил Джефрис; в открытую дверь хижины просачивался дым. – Туннели? Вьетконг?
Девушка молчала. Темные глаза расширились от ужаса. Рот ее был приоткрыт, обнажая мелкие белые зубы.
– Держите ее за руки, – приказал Джастин Тому и Роджеру.
Он достал из ножен у пояса длинный нож, поддел кончиком пуговицу на ее рубашке и рванул вверх. Ткань рвалась и трещала. Девушка задохнулась от страха и забилась, но двое американцев держали крепко. У нее были маленькие груди, заостренные, влажные.
– Господи, – захихикал Ньютон.
Джастин сдернул с извивавшейся девочки черные штаны, схватил ее за ногу и распорол остатки ткани ножом.
– Эй! – завопил Сэйерс.
Молодой вьетнамец, пошатываясь, встал на колени и пытался высвободить руки из рубашки. Джастин развернулся, выронил нож, поднял свою М-16 и три раза выстрелил. Пули изрешетили мальчику грудь, горло и щеку. Он упал на спину, дернулся и затих. Вокруг растекалась красная лужа крови.