— Вы свою мать должны только хорошими словами вспоминать, а попадало вам всегда не зря, — пожурил возникших из ниоткуда племянников Торин. — И сейчас бы попало, неприлично чужие разговоры подслушивать!

— Дядя, нам стыдно, — протянул Кили, который был не в состоянии спрятать задорную ухмылку. — Мы ничего такого и не хотели…

— Мистер Гэндальф просил передать, что лучше поспешить, если хотите поужинать, — сказал Фили, оттесняя брата. — Ойн и Глойн разводят огонь.

— Хорошо, — кивнул Оукеншильд. — А теперь, будьте так добры, исчезните и постарайтесь впредь не совать нос туда, куда не просят.

Они переглянулись и ретировались. Мда, каким бы ни был Торин строгим лидером для отряда, с племянниками он вел себя исключительно как друг и старший товарищ. Жаль, на меня такое лояльное отношение распространялось не всегда.

— Смотри, там внизу речка. Спустимся, сможем искупаться, — я чуть наклонилась, указывая на спокойный поток, и совершенно не собиралась сверзиться с обрыва, но гном за шиворот рубахи оттащил меня от края.

— Сможем, сможем, — согласился Торин, — но лучше пойдем по ступеням. Кстати, кто их выдолбил в таком месте?..

— Бе… — я прикусила губу. — Неважно, Гэндальф вам все расскажет, а то я еще ляпну лишнего. А теперь не пора ли нам перекусить?

Мы вернулись к костру, на котором подогревались «шашлыки» из баранины и кролика. Второй раз за день вкусно поев, гномы закурили трубки и завели разговоры о прошлом. Кили и Фили, пристроившись к старшим, с увлечением слушали истории о мифриле и самоцветах и особенно расспрашивали об Аркенстоне.

Меня же не покидали мысли о теплой ванне с собственной мочалкой и гелем для душа, мягкой кровати и ужине, приготовленном на плите. В походе я мылась только в прохладной реке, постоянно думая, не подглядывает ли за мной кто; спала на плаще и подложенном под голову рюкзаке; а питаться приходилось жестким мясом, а не куриным филе с грибами, например. Страдая от отсутствия водопровода и прочих удобств, я забывала даже о некоторых странностях во взаимоотношениях с Торином.

Сегодняшний разговор не то чтобы позволил мне разобраться хоть в чем-то, но… Балин был прав: Торин — король, а короли должны многое уметь держать в себе, чтобы их непреднамеренная гримаса не послужила началом войны. То, что как таковым правителем Оукеншильд в настоящее время не являлся, отходило на задний план. Главное — быть всегда готовым принимать послов и посылать эльфов. Даже на скале посреди владений орлов.

— Замерзнешь, — окончательно раздобревший Торин протянул мне плащ с меховой оторочкой, в который я тут же завернулась, и сел рядом.

Я аккуратно придвинулась к Оукеншильду так, чтобы «невзначай» касаться плечами. Возмущений не последовало, даже когда я абсолютно случайно, поправляя плащ, задела его ладонь. На нас не обращали внимания, да и сидели мы в отдалении от костра, так что я буквально рухнула на короля, устраивая голову у него на плече. В ответ мне раздался обреченный вздох: «Ведь плохо ты подумала, признай». Я заерзала, надувшись:

— Ты просто обязан испортить момент, да?

На этот раз Торин промолчал, как-то неловко обнимая меня за пояс. Тогда я чуть не взвизгнула от радости, но вовремя укусила себя за палец, чтобы не привлечь косые взгляды.

— Ты что делаешь? — брови гнома взметнулись наверх.

Я послушно опустила руку с довольно четким отпечатком зубов. Хорошо, что не до крови. При движении камень в кольце приветливо блеснул отразившимся последним лучиком солнца, и последнее скрылось за горизонтом. Вместе с темнотой пришла и сонливость. Абсолютно неважно, что я и так фактически спала черт знает сколько: накопленная за время похода усталость давала о себе знать.

— За синие горы, за белый туман… — затянули гномы уже известную мне песню. Их поддержал и Торин, глухо напевая себе под нос.

— В пещеры и норы уйдет караван, — сонно пробормотала я, не имея ни сил, ни желания реагировать на удивление гнома. Не иначе эта песня обладала чарами — второй раз меня вырубало именно после нее.

Утром меня разбудил шум сворачивавшегося лагеря. Я лежала, завернутая, как бурито, в два плаща — свой и Торина, а сам гном маячил на горизонте. Восстав, аки Беорн после смены обличия, я подползла ближе к месту действия. «Доброе утро!» — радостно встретил меня Бильбо. От еды я отказалась, потому что кусок в горло не лез и я помнила о гостеприимстве уже упомянутого хозяина, меняющего шкуры. Хоббит искренне не понимал, как это можно было пренебречь трапезой. Особенно в отсутствие второго завтрака, полдника, а иногда и обеда.

Оукеншильд кивнул, когда я вернула ему плащ, и в целом ничего не поменялось. Гном не бросился меня обнимать, признаваться прилюдно в вечной любви и заверять, что все золото Смога отныне принадлежит мне. Представив подобную сцену, я прыснула и предпочла отойти на безопасное расстояние. Торин как обычно был задумчив, хмур и молчалив, а мне не захотелось лезть к нему.

— Пора, — сказал Гэндальф, стукнув посохом, и мы вереницей стали спускаться по каменной лестнице.

На последних ступенях, засмотревшись на блестевшую гладь реки, я чуть не упала, но была вовремя подхвачена под руки братьями. Оукеншильд кашлянул и не удержался от комментария: «Вы все же не хотите спускаться нормально, да, леди?»

Больше я ни от кого ничего не услышала, пока мы не дошли до речки. «Какая красота, Ниэнор! — восхитился хоббит. — Неплохо было бы искупаться!» Послышались крики гномов: вся компания разделяла желание Бильбо (и мое, к слову сказать).

Самые проворные раздевались на бегу и прыгали в воду, ну а мне пришлось страдать. Деревьев там не росло, река просматривалась на добрый километр в ту и другую сторону, так что мне оставалось лишь усесться на берегу и с пресной миной наблюдать на купанием.

Ко мне подсел Гэндальф, положив посох на колени и надвинув шляпу на самые брови. Он завел разговор о погоде, но в какой-то момент я — возможно, не очень вежливо, — прервала мага:

— Вы уходите?

— Меня ждут другие дела. Это не мое приключение, леди.

— Они попадут в беду в лесу, — пробубнила я. — Свернут с тропинки… Бильбо…

Волшебник рассмеялся:

— Каков маленький хоббит! Но, подозреваю, все кончится хорошо? О, леди, я, конечно, не могу предсказывать грядущее, но кое-что мне, как и всякому долго жившему на этом свете, дано. Вас гнетет то, что поход завершится не вполне благополучно, но вы не знаете, как это изменить.

Я не спорила.

— У каждого своя судьба, леди. Смертные остаются смертными, даже если они живут сотни лет.

— Разве я не могу ничего сделать?

— Вы сказали Торину, что все зависит от цели их путешествия. Как мне кажется, именно в ваших руках повлиять на то, станут ли они мстительными ворами или благородными и храбрыми воинами…И, возможно, род Дурина не прервется.

Я открыла рот. Гэндальф все знает?

========== Глава восьмая. Как правильно ходить в гости ==========

Гэндальф, очень умело не заметив моего шока, продолжил говорить о погоде. Большую часть его слов я пропустила и отвечать не решилась. Значило ли все это, что маг согласился принять меня в отряд, предвидя окончание похода? Но, постойте, сначала он сказал, что «у каждого своя судьба», а потом, мол, «может, род Дурина не прервется». Как это можно было связать, я не понимала. Если судьба, то Торин и братья должны были погибнуть, а род, соответственно, — прерваться. Если нет, то… нет, без понятия. Хотя Гэндальф был прав в одном: меня угнетал факт собственной потенциальной бесполезности.

Когда все искупались, привели себя в относительный порядок и подсохли, мы направились в сторону дома Беорна. Встреча с огромным медведем-оборотнем, ммм… просто мечта. Разумеется, это было лучше пауков или орков, но я бы предпочла обойтись без знакомства с ним. Нельзя просто тихонько переночевать, а потом уйти, не привлекая внимания?

— Гэндальф сказал, что хозяин дома меняет шкуры, — Бильбо повернулся ко мне, и брызги от его не до конца высохших кудряшек попали на лицо, — но он же не простой меховщик, верно?