Я должен умереть. Это должно прекратиться.

Рон и Делия казались ему сейчас страшно далекими, как будто они находились в какой–то заморской стране. Ему казалось, что он расстался с ними давным–давно. Никаких прощаний и объяснений, это он решил твердо. В этот путь они не могут отправиться вместе, он не даст Делии погибнуть, а их попытки его удержать означали бы трату драгоценного времени. Он взглянул на помятые золотые часы, подаренные ему на семнадцатилетие. Прошла уже почти половина часа, отведенного ему Волан–де–Мортом. Гарри встал. Сердце колотилось о ребра, как обезумевшая птица. Наверное, оно знало, что времени осталось мало, и хотело наверстать удары за целую жизнь. Не оглянувшись, он побежал к выходу что было мочи. Замок был пуст. Передвигаясь по нему в одиночестве, он чувствовал себя призраком, словно он уже умер. Рамы портретов по–прежнему были пусты. Повсюду царила призрачная тишина, как будто все дыхание жизни, еще оставшееся здесь, стеклось в Большой зал, где выжившие оплакивали своих мертвецов. Гарри набросил мантию–невидимку и пошел вниз, и вскоре он уже спускался по мраморной лестнице в вестибюль. Может быть, какая–то частичка его души хотела, чтобы его заметили, увидели, остановили, но мантия–невидимка была, как всегда, непроницаема, и он беспрепятственно вышел на крыльцо. И тут на него чуть не налетел Невилл. Вдвоем с кем–то еще он вносил в замок мертвое тело. Гарри вгляделся, и ему чуть не стало дурно: Колин Криви, несовершеннолетний, видимо, пробрался обратно, как это сделали Малфой, Крэбб и Гойл. Умерший казался совсем маленьким.

— Знаешь что, Невилл? Я его и один донесу, — сказал Оливер Вуд.

Он поднял Колина на плечо захватом пожарного и понес в Большой зал. Невилл на мгновение прислонился к дверному косяку и утер лоб тыльной стороной ладони. Вид у него был сейчас, как у старика. Передохнув минуту, он двинулся по ступенькам обратно в темноту – отыскивать других павших. Поттер оглянулся на Большой зал. Там толпились люди, утешая друг друга, подавая воду, стоя на коленях перед мертвыми, но никого из тех, кто был ему дорог, Гарри не увидел. Ни Делии, ни Рона, ни Джинни или еще кого–нибудь из Уизли, ни Полумны. Ему казалось, что он отдал бы все время, которое у него еще оставалось, за возможность взглянуть на них в последний раз. Но смог ли бы он тогда оторваться? Нет, так даже лучше. Он спустился с крыльца в темноту. Было около четырех часов утра, и во дворе замка стояла мертвая тишина. Казалось, трава и деревья, затаив дыхание, ждали, сумеет ли он выполнить свой долг.

Гарри подошел к Невиллу, склонившемуся над очередным телом:

— Невилл…

— Господи, Гарри, у меня чуть сердце не выскочило.

Поттер скинул мантию–невидимку. У него внезапно возникла идея – он ведь хотел быть совершенно уверен.

— Куда это ты собрался один? — подозрительно спросил Долгопупс.

— Так нужно по плану, — ответил Гарри. — Я должен кое–что сделать. Послушай, Невилл…

— Гарри! — Невилл вдруг испугался. — Ты ведь не собираешься сдаваться?

— Нет, — с легкостью солгал Гарри. — Нет, конечно. Я иду не за этим. Но мне придется пока отлучиться. Невилл, ты знаешь змею Волан–де–Морта? У него есть огромная змея, он зовет ее Нагайна.

— Да, я слышал, и что?

— Ее нужно убить. Рон и Делия знают об этом, но если вдруг…

Ужас этого предположения на мгновение сдавил ему горло, лишив дара речи. Но Гарри взял себя в руки: это слишком важно, нужно делать, как Дамблдор, сохранять трезвую голову, оставить дублеров, тех, кто сможет продолжить его дело. Дамблдор знал, умирая, что оставляет троих, посвященных в тайну крестражей. Теперь Невилл займет место Гарри, и посвященных по–прежнему останется трое.

— Если вдруг они не смогут, а тебе представится случай…

— Убить змею?

— Убить змею, — повторил Гарри.

— Ладно, Гарри. Сам–то ты как?

— Нормально. Спасибо, Невилл.

Гарри двинулся дальше, но Долгопупс схватил его за руку:

— Мы все будем сражаться дальше, Гарри, понимаешь?

— Да, я…

Он задохнулся, не в силах закончить фразу. Похоже, Невилла это не удивило. Он похлопал Поттера по плечу, выпустил его руку и пошел дальше отыскивать тела. Гарри снова накинул мантию и зашагал быстрее. Неподалеку мелькнул еще силуэт, склоненный над другой фигурой, лежащей на земле. Он был в шаге от них, когда понял, что это Джинни. Она нагнулась над девочкой, с плачем звавшей маму.

— Ничего, — говорила Джинни, — все хорошо. Мы сейчас отнесем тебя в замок.

— Я хочу домой, — прошептала девочка. — Я не хочу больше сражаться.

— Я понимаю, — сказала Джинни, и голос ее пресекся. — Все будет хорошо.

У Гарри мороз пробежал по коже, но он заставил себя идти дальше. Ему показалось, что Джинни обернулась, когда он проходил; ему хотелось знать, почувствовала ли она его присутствие, но он не произнес ни слова и не обернулся. В темноте проступила хижина Хагрида. В окнах не было света, Клык не скребся у двери, приветствуя проходящих громким лаем. Вечера в гостях у Хагрида, блеск медного чайника на плите, печенье и великанья еда, огромное бородатое лицо, Рон, изрыгающий слизняков…

Гарри двинулся дальше, дошел до опушки леса и остановился. Между деревьев скользили дементоры. Он чувствовал исходящий от них холод и не был уверен, что сумеет пройти сквозь него невредимым. Вызвать Патронуса у него не было сил. Он больше не мог удерживать дрожь. Это все же не просто – умереть. Каждый вздох, запах травы, прохладный воздух, овевающий лицо, – какие сокровища. Подумать только, что у людей в запасе годы и годы, время, которое некуда девать, так много времени, что оно порой тянется слишком медленно, а он цепляется за каждую секунду. Он чувствовал, что не в силах идти дальше, и в то же время знал, что должен. Долгая игра окончилась, снитч пойман, пора покидать поле.

Снитч.

Гарри порылся негнущимися пальцами в мешочке на шее и достал его оттуда.

«Я открываюсь под конец».

Он глядел на снитч, дыша тяжело и быстро. Теперь, когда ему хотелось, чтобы время шло как можно медленнее, оно, похоже, набрало скорость. Понимание пришло мгновенно, словно в обход мысли. Вот он, конец. Время настало. Он прижал золотой шар к губам и прошептал:

— Я скоро умру.

Металлическая оболочка раскрылась. Гарри опустил дрожащую руку, вытащил из–под мантии палочку и сказал:

— Люмос!

Черный камень с зубчатым разломом посередине засел в обеих половинках снитча. Воскрешающий камень треснул по вертикальной линии, изображавшей Бузинную палочку. Треугольник и круг – символы Мантии и Камня – остались нетронутыми. И вновь Гарри все понял, не размышляя. Дело не в том, чтобы вернуть их, – ведь он скоро к ним присоединится. Это не он их звал – они звали его. Он закрыл глаза и трижды повернул камень на ладони. Гарри знал, что волшебство подействовало, потому что слышал тихие шорохи, шаги легких ног по глинистой, усыпанной хворостом опушке Запретного леса. Поттер открыл глаза и посмотрел кругом. Они были не призраками и не живой плотью – это было видно. Больше всего они были похожи на Реддла, вышедшего из дневника в те давние дни, – этот Реддл был памятью, ставшей почти осязаемой. Они спешили к нему, не столь вещественные, как живые тела, но гораздо ощутимее, чем призраки, – все с одинаковой приветливой улыбкой. Джеймс был такого же роста, как Гарри. На нем была та же одежда, что в день смерти; непокорные волосы взъерошены, очки немного на сторону, как у мистера Уизли. Люпин тоже казался моложе, совсем не таким потрепанным, и его волосы были темнее и гуще. Он был явно рад оказаться в знакомых местах, где так много бродил в юности. Улыбка Лили сияла ярче, чем у всех остальных. Подойдя к нему, она откинула свои длинные волосы, а ее зеленые глаза, так похожие на его собственные, впивали его лицо с такой жадностью, будто вовек не смогут на него наглядеться.

— Ты был таким молодцом!

Гарри не мог вымолвить ни слова. Он любовался ею и думал, что хотел бы вечно стоять, не сводя с нее глаз, и больше ему ничего не нужно.