– Джейкоб! – чуть не задохнулась она. – Что ты здесь делаешь?

Она тотчас же подняла глаза к окну родительской спальни. Ничего хорошего, если ее застукают с кавалером, но если отец обнаружит в доме Джейкоба, трудно даже вообразить, что может произойти. Приложив палец к губам, Джейкоб взял сестру за руку и, ни слова не говоря, поспешно увлек ее за собой к ручью.

Остановившись на берегу пруда, он рукавом своего пуховика смахнул снег с небольшой скамьи. Потом, увидев, что Кэти дрожит, снял куртку и накинул ее на плечи сестры. Они оба уставились на черный лед, гладкий как шелк и такой прозрачный, что под ним были видны смерзшиеся плети водорослей.

– Ты уже была здесь сегодня? – спросил он.

– А как ты думаешь? – Она пришла сюда рано утром, чтобы отметить пятую годовщину. Кэти поднесла ладони к щекам, зардевшись при мысли, что думала о Джоне Бейлере, тогда как ей надлежало думать только о Ханне. – Никак не могу поверить, что ты приехал.

– Я приезжаю каждый год, – нахмурился Джейкоб. – Просто раньше никогда не заходил к тебе.

Ошеломленная Кэти повернулась к нему:

– Приезжаешь каждый год?

– В день, когда она умерла. – (Они оба вновь уставились на пруд, глядя, как ветви ивы при каждом порыве ветра касаются поверхности льда.) – А мама? Как она?

– Так же как всегда. Ей немного нездоровилось, рано легла спать.

Джейкоб откинулся на спинку скамьи и устремил взгляд на широко распахнувшееся небо, усыпанное какими-то выпуклыми звездами.

– Помню, как слышал ее плач, когда она сидела на качелях на террасе под моим окном. Наверное, не будь я таким занятым учебой, этого не случилось бы.

– Мама сказала, на то была Божья воля. Это все равно случилось бы – не важно, читал ты свои учебники или нет, вместо того чтобы кататься с нами на коньках.

– Знаешь, это был единственный раз, когда я начал сомневаться, а стоит ли мне так сильно стремиться к получению образования. Как будто смерть Ханны была каким-то наказанием за это.

– Почему же наказывать надо тебя? – Кэти проглотила ком в горле. – В тот день мама велела именно мне присматривать за ней.

– Тебе было всего одиннадцать. Ты не могла знать, что надо делать.

Кэти закрыла глаза и представила себе ужасный шум трескающегося льда, услышанный много лет назад, – шум от сдвигающихся тектонических плит, когда подают голос потревоженные глубинные чудовища. Она воочию увидела, как Ханна, гордая оттого, что впервые сама привязала коньки, помчалась через пруд и как засверкали из-под зеленой юбки серебристые лезвия. «Посмотри на меня, посмотри!» – прокричала Ханна, но Кэти не слушала, мечтая о необычном блестящем костюме одной олимпийской фигуристки, который она увидела в газете на кассе супермаркета. Раздался вопль и треск льда. Когда Кэти подъехала к ней, Ханна уже соскользнула под лед.

– Она пыталась удержаться, – тихо сказала Кэти. – Я все повторяла ей, чтобы держалась, пока я не найду длинную ветку, как учил нас папа. Но мне никак было не достать до ветки, чтобы обломать ее, и Ханна все плакала, и каждый раз, когда я поворачивалась к ней спиной, ее рукавички соскальзывали еще больше. А потом она пропала. Вот так… – Кэти подняла лицо к брату, не смея признаться ему, что ее мысли в тот день были суетными и столь же достойными порицания, как и то, что делал он. – Сейчас ей было бы больше лет, чем было мне, когда она умерла.

– Я тоже тоскую по ней, Кэти.

– Это не одно и то же. – Сдерживая слезы, она опустила глаза. – Сначала Ханна, а потом ты. Почему меня покидают люди, которых я люблю больше всего?

Джейкоб накрыл ее руку своей ладонью, и Кэти подумала, что впервые за много месяцев узнаёт своего брата. Она смотрела на него, одетого в красный пуховик, с чисто выбритым лицом и короткими медными волосами, и видела Джейкоба на сеновале, в рубашке и штанах на подтяжках, в сдвинутой набок шляпе и головой, наклоненной над учебником старшей школы по английскому языку, – Джейкоба, одержимого безумными мечтами. Потом вдруг в сердце закралась тревога, и волосы у нее на затылке встали дыбом. Устремив взгляд на пруд, она увидела едва различимую фигурку, скользящую по льду и поднимающую облачка снега. Ничем не примечательная конькобежка, не считая того, что Кэти видела кукурузное поле и склонившиеся ветви ивы прямо сквозь шаль, юбку и лицо девочки.

Кэти не верила в привидения. Как и остальные люди из их общины, она верила, что упорный труд в этой жизни вознаграждает человека – нечто вроде стратегии ожидания и надежды на лучшее, не оставляющей места для блуждающих духов и страждущих душ. С сильно бьющимся сердцем Кэти поднялась на ноги и стала осторожно приближаться по льду к тому месту, где каталась Ханна. Джейкоб что-то прокричал, но она почти не слышала его. Она, наученная верить в то, что Бог ответит на твою молитву, убедилась в правдивости этого – в тот самый момент к ней вернулись брат и сестра.

Протянув руку, Кэти прошептала:

– Ханна?

Но ухватилась за пустоту, вздрогнув, когда прозрачная юбка Ханны обвилась вокруг ее собственных ног, обутых в ботинки.

Сильная рука схватила ее и вытащила на безопасный берег пруда.

– Что ты делаешь, черт возьми?! – прошипел Джейкоб. – С ума сошла?

– Разве не видишь это?

Кэти молилась, чтобы он увидел, чтобы она сама не потеряла рассудок.

– Я ничего не вижу, – искоса взглянув на нее, сказал Джейкоб. – А что?

На пруду Ханна подняла руки к ночному небу.

– Ничего, – ответила Кэти с сияющими глазами. – Совсем ничего.

Сказать, что служба тянулась бесконечно, не было бы большим преувеличением. Элли была поражена поведением детей, которые, высидев чтение Библии и два часа главной проповеди, почти не капризничали. Для родителей с маленькими детьми на руках из комнаты в комнату передавалась небольшая миска крекеров и кувшин воды. Элли занимала себя тем, что считала, сколько раз проповедник поднимал свой белый носовой платок и вытирал им лоб. В проходе перед Элли другой носовой платок служил развлечением для маленькой девочки, старшая сестра которой сворачивала из него мышей и тряпичных кукол.

По тому, как накалилась в комнате атмосфера и разнесся тихий гул голосов, она поняла, что служба подходит к концу. Собрание поднялось для благословения, и, когда епископ назвал имя Иисуса, все снова упали на колени, и одна Элли осталась стоять. Вновь усаживаясь рядом с Кэти, она почувствовала, что девушка вдруг одеревенела.

– В чем дело? – прошептала она, но Кэти, не разжимая губ, покачала головой.

Заговорил дьякон. Прислушиваясь, Кэти подалась вперед, а потом с облегчением закрыла глаза. Элли заметила, что сидевшая в нескольких рядах от них Сара уронила голову на грудь. Элли дотронулась до колена Кэти и нарисовала знак вопроса.

– Собрание членов общины не состоится, – с радостью пробормотала Кэти. – Никаких порицаний не будет.

Элли задумчиво посмотрела на девушку. Должно быть, у той девять жизней, раз ей удалось спастись от английской правовой системы, а также от карательных функций собственной общины. После очередного гимна всех отпустили. С начала службы прошло три с половиной часа. Кэти побежала на кухню накрывать столы для угощения. Элли хотела пойти с ней, но задержалась, отвечая на приветствия людей. Кто-то подтолкнул ее к столу, где закусывали посвященные, приглашая сесть с ними.

– Нет, – покачала она головой.

Даже Элли было ясно, что существует сложившийся порядок и ей не следует приступать к еде первой.

– Вы гостья, – жестом приглашая Элли сесть, сказал епископ Эфрам.

– Мне надо найти Кэти.

Она почувствовала на своих плечах сильные руки и, подняв глаза, увидела Аарона Фишера, который подталкивал ее к столу.

– Это честь, – глядя ей в глаза, сказал он.