Нос распух и болел, шестой день тренировок дался мне непросто.

После этого эпизода Осима стал демонстрировать знаки дружеского расположения, персонально правил мне технику ударов, попутно разъясняя пагубность ведения поединка в стиле «Сэнэ» – с прыжками и обилием ударов ногами. Собственно, более наглядно, чем поймать меня на контратаке ударом руки в нос, вряд ли можно было объяснить уязвимость избранной мною тактики поединка.

И вот настал последний день гассюку. Последняя тренировка. Пять часов вечера. Бреду к спортзалу. Ни эмоций, ни сил – ничего.

У входа в спортзал стоят Ода и Ёсукэ. Радостно улыбаются. «Маарерий! Сюрприз! Вместо последней тренировки идем в боулинг – в тот, где большая кегля на крыше!»

От радости я аж подпрыгнул. И откуда силы взялись!

«Ура! Пошли!» Остальные, оказывается, уже ушли в боулинг.

– Да, Маарерий! В восемь сегодня гуляем по случаю окончания гассюку, в ресторанчике рядом с кафе «Вольво». Не опаздывай! – сказал Ода.

– Хорошо! Обязательно!

– Да, кстати, Маарерий! Хотел тебя спросить – что ты выкрикивал, когда нас после 50 отжиманий заставили делать все заново?

– Да так, русские слова, – уклончиво ответил я, вспомнив, что только с помощью русских непечатных слов я смог выполнить еще 50 отжиманий.

В боулинге было оживленно, там собрались только студенты: Сэнсэй со свитой, похоже, готовились к вечерней программе. Покатав в свое удовольствие шары где-то в течение часа, мы разошлись, предвкушая веселую вечернюю попойку.

В китайском ресторанчике, в котором мы собрались, было много невероятно вкусной еды и пива. Ёсукэ как самого шустрого поставили к микрофону вести праздник. Атмосфера была полностью противоположна той, что была во время угрюмых трапез в ходе гассюку. Все сидели за столами вперемешку – первокурсники, «ветераны». Подливали друг другу пива, благодарили за гассюку. Ода ткнул меня в бок:

– Маарерий! Держи пиво, иди, налей Сэнсэю, поблагодари его! Взяв бутылку, я подсел к Сэнсэю.

– Сэнсэй! Позвольте Вам налить пива?

– О! Маарерий! Молодец! Знаешь японские традиции! Сэнсэй поднял двумя руками пустой стакан, подождал, пока я наполню его пивом до краев, потом, немного отпив, взял из моих рук бутылку и налил мне. После этого мы чокнулись, и я сказал слова благодарности. Процедура мне понравилась, и я стал перемещаться от «ветерана» к «ветерану», потом подлил Набэ и Арикую.

Позже начались песнопения. Меня тоже вытащили к микрофону, и я а капелла исполнил «Пусть бегут неуклюже…» Японцы хлопали в такт, а Ёсукэ даже попытался изобразить присядку.

По окончании общего веселья мы с Ёсукэ и Одой зашли в соседний бар, выпили по джинтонику. Вышли из бара в обнимку, громко разговаривая и нахваливая друг друга: мы – отличные ребята, мы одолели гассюку…

Вернувшись в общежитие, я рухнул на кровать и проснулся только в полдень. В последний день весенних каникул ласково светило солнышко, было тепло и сухо. Наши собрались играть на полянке в футбол с болгарами. Растолкали и меня. Я с огромным трудом добрел до поляны, молча встал в ворота и тут понял, что не хочу двигаться. Я честно предупредил своих, что если мяч будет лететь в меня, я его, пожалуй, отобью, если рядом с ногой – даже не пошевелюсь – пусть влетает в ворота! Простояв таким пугалом полчаса и пропустив три мяча, я снова пошел спать.

Окончательно я пришел в себя за неделю: как раз был объявлен перерыв в тренировках. На первом занятии после гассюку я почувствовал, что Ёсукэ был абсолютно прав: качество выполнения техники каратэ заметно улучшилось, движения стали естественнее, свободнее и в то же время – резче и концентрированнее. На состоявшихся вскоре экзаменах я получил коричневый пояс – второй кю.

С апреля в университете начался новый учебный год, мои друзья-каратисты и я стали самыми старшими в клубе каратэ и теперь на построениях занимали первый ряд. Пришедшие в клуб новички демонстрировали нам признаки почтительности и громко с поклонами здоровались при встречах на улице.

В последующие два месяца – с середины апреля по середину июня – мы тренировались в ставшем для меня привычным ежедневном режиме. Моя техника день ото дня улучшалась. Более того, я стал замечать, что мне не хватает шести занятий в неделю, и добавил к ежедневным утренним пробежкам воскресный кросс, а также самостоятельную тренировку по каратэ.

В воскресенье я выбегал часов в девять утра и по тропинке вдоль речушки Канамэ за сорок минут добегал до известного среди советских студентов магазина уцененных товаров «Дайкума», что примерно в восьми километрах от университета. Потом возвращался назад и на поляне рядом с будоканом делал ката и отрабатывал удары по макиваре[3]. Иногда я спускался в тренировочный зал, где можно было поколотить по всевозможным грушам и мешкам. К полудню я возвращался в общежитие – его обитатели только начинали пробуждаться после субботних вечеринок – и вливался в обычную студенческую жизнь.

В середине июня… на тренировке Сэнсэй сообщил мне, что 26 июня в Токио, в зале при штаб-квартире стиля каратэ «Вадо-рю», состоится квалификационный экзамен на черные пояса.

– Думаю, тебе надо попробовать. Ты ведь уезжаешь в конце июля?

– Да, – ответил я. – Спасибо. Я попробую.

– Ну, если не сдашь, можешь считать, что коричневый пояс первый кю тебе гарантирован – ты очень старался. Но я вижу, что могу разрешить тебе выйти на экзамен на черный пояс 1-й дан.

Я вновь поклонился и поблагодарил. Ёсукэ и Оде Сэнсэй тоже разрешил сдавать экзамен на черный пояс.

– Маарерий! У тебя есть единственный шанс! Ты ведь скоро уезжаешь! – сказал Ёсукэ. – Это мы можем через полгода попытаться снова. Хотя лучше сдать с первого раза, мечтательно произнес он.

Честно говоря, я воспринял новость об экзамене на черный пояс как нечто нереальное, поэтому сильных эмоций предстоящее событие у меня тогда не вызвало. Характер тренировок, несмотря на предстоящий экзамен, не претерпел изменений: много базовой техники, отработка условленных комбинаций в парах (якусоку кумитэ) и ката. В конце тренировок – свободный поединок, но в щадящем режиме, а не битва до последней капли крови.

В семь утра я был на станции Онэ. Вскоре подошли Ёсукэ и Ода.

Вновь я ехал в Токио, на этот раз работать не головой, а руками. И ногами.

Через час мы подходили к серому бетонному зданию, напоминающему школу. У входа уже толпилось более сотни японцев – как детей, так и взрослых.

– А дети что тут делают? – спросил я своих спутников.

– У них есть «детский» черный пояс, который, если продолжать заниматься, по достижении 18 лет позволяет сразу выйти на экзамен на «взрослый» черный пояс. Вот наш Сэмпай именно так получил 1-й дан, – ответил Ёсукэ. Он был необычайно сосредоточен.

Народу тем временем прибывало.

– Ого! – удивился я. Сколько людей!

– Экзамен проходит раз в полгода, и сюда съезжаются не только со всей Японии, но даже из-за границы! – пояснил Ёсукэ.

Словно в подтверждение его слов у входа в спорткомплекс появилась группа из трех иностранцев, по виду европейцев. Они радостно замахали мне – тогда в Японии «белые», даже незнакомые друг с другом, считали хорошим тоном приветствовать друг друга. Мы перекинулись с ними парой фраз на английском. Оказалось, что ребята приехали на этот экзамен аж из Перу! Один собирался сдавать, а двое – группа поддержки.

Внутри здания прямо в холле были расставлены столы для регистрации претендентов и сбора взносов за экзамен. Размер взноса был для моего студенческого кармана весьма чувствительным – девяносто долларов. В случае успеха надо доплатить еще семьдесят – за оформление сертификата и пояс.

Сдав деньги, я получил маленький матерчатый квадратик с порядковым номером – 32. Этот номер крепился на доги, и на время экзамена эта цифра заменяла мне имя и фамилию.

Экзамен проходил в большом зале. В одной половине зала можно было потихоньку разминаться – но только до начала экзамена, а потом сидя ожидать своего выхода на его вторую половину.