— Я не о том, — отмахнулась Виолетта. — Ты сделал то, что должен был, хотя, по-моему, ломать им кости было совсем не обязательно. Но, раз ты ломал, значит, у тебя были на то причины. Я тебе доверяю. Мне только непонятно, где ты всему этому научился.

— Ну, не знаю, как здесь, — ответил я, — а в Италии такие нападения считаются чем-то обыденным. Почти каждая ночь там заканчивается избиением, поножовщиной, изнасилованием, а то и убийством. Поэтому каждый ребенок с раннего детства осваивает хотя бы элементарную самооборону, которую я, собственно, сейчас и применил.

— Ничего себе, самооборона! — заметила Виолетта. — Ты ведь каждому из них что-то сломал!

— Да, самооборона, Вилу, — кивнул я. — У нас несколько иное понятие о ней. Если здесь самооборона подразумевает банальную способность отразить удар, то в Италии этого мало. Там детей учат не просто блокировать удар, но и переходить в контратаку, вынуждая противника защищаться самому. И все мы с малолетства усвоили закон: в мире огромное количество людей, готовых убить тебя ни за что, и, если ты не готов их убивать, то уж, по крайней мере, делай так, чтобы они подолгу не могли подняться. Этим было достаточно сломать по одной, по две косточки. А я знаю одного очень смелого человека, который рвался в бой даже с выколотыми глазами.

Говоря это, я все же не сумел удержать дрогнувший голос. У меня кольнуло в груди, когда я вспомнил этого самого человека. Очень дорогого мне человека, надо сказать.

— Выколотые глаза?! — охнула Виолетта. — Какой ужас!

— Не то слово, — согласился я. — Теперь ты понимаешь, почему тебе лучше не знать ничего обо мне? Поверь, выколотые глаза Габриэллы — всего лишь ничтожная часть из того…

— Габриэлла? — оборвала меня Виолетта. — Кто это?

О, нет! Я произнес ее имя! Мало того, что причинил боль себе, так еще и проболтался! Черт, со мной определенно что-то не так! Раньше я всегда умел контролировать собственные слова. Вот, что значит, на полтора года порвать с прошлым! Тем не менее, другого варианта у меня уже нет. Придется кое-что пояснить Виолетте.

— Габриэлла — это младшая сестра того паренька, которому я только что звонил. Они с братом рано потеряли родителей и, чтобы их не разослали по разным приютам, бежали в море.

— Что? — опешила Виолетта. — Как это — бежали в море?

— Ну, им в наследство от деда достался старый парусный корабль. Они сели на него и были таковы. В Милане, где они родились, их до сих пор считают пропавшими без вести, а они уже больше пяти лет странствуют по морям.

— Ничего себе! — восхитилась моя подруга. — А как же ты умудрился с ними познакомиться?

— Не спрашивай, Вилу! — попросил я. — Тебе вовсе незачем это знать!

— Почему? — опешила Виолетта.

— Не хочу терять тебя, — признался я.

— Феде, ведь это — всего лишь твое прошлое, — вздохнула девушка. — Я знаю тебя, и…

— Не знаешь, — покачал головой я. — Вот, скажи: что ты обо мне знаешь? Происхождение не в счет, это тебе сказал Герман. А что тебе известно обо мне самом? О моей душе? О моем характере?

Виолетта помолчала, а затем, похоже, сама себе удивляясь, ответила:

— Ничего. Совершенно. Раньше я бы сказала, что ты — добрый и жизнерадостный. Но теперь понимаю, что ты не всегда такой. Хотя, нет. Кое-что я все же знаю. Ты не по годам мудр.

Я вздохнул. Да, ответ был именно таким, как я ожидал. Что ж, значит, мне почти удалось скрыть свою сущность. Мой друг был прав. Впрочем, я в нем и не сомневался.

— Вот, видишь? — отвечал тем временем я. — Ты не знаешь обо мне почти ничего. И тебе же будет спокойнее, если мое прошлое останется тайной, покрытой мраком.

Признаться, меня самого передернуло, когда я вспомнил все те ужасы, которые творились вокруг меня и в которых я принимал участие. Рассказать хоть о чем-то Виолетте — значит, убить хрупкую ниточку дружбы между нами.

— Но, Феде… — начала, было, она.

— Вилу, прошу! — взмолился я, обхватив руками голову. — Не спрашивай! Пожалуйста!

— Ладно, — сдалась моя подруга. — Просто знай: я не отвернусь от тебя. Каким бы ужасным твое прошлое ни оказалось, я всегда буду на твоей стороне.

Ох, как бы мне хотелось, чтобы это было правдой! Но, увы, она сама толком не понимает, о чем говорит. За моей спиной притаились такие ужасы, узнав о которых, Виолетта и слышать обо мне не захочет. А, впрочем, неважно. Она не будет больше допытываться до страшной правды, и это хорошо.

— Так, — справившись с собой, подытожил я. — Давай сейчас вернемся к более насущным проблемам. Ты не голодна?

— Немного, — призналась Виолетта.

— Тогда давай за мной, — решил я, поднимаясь.

Минут через десять мы вышли из леса и оказались на неоживленной дороге. Где-то здесь было неплохое местечко…

— Куда мы идем? — спросила Виолетта. — В «Ресто»?

— Нет, что ты! — удивился я. — Нам сейчас идти туда — равносильно самоубийству!

— Из-за папы?

— И из-за него тоже. Но ты подумай сама: куда пойдет Леон после всего произошедшего, и чью сторону займут ребята, когда он им все расскажет? Нет, Вилу, в «Ресто» нам теперь дорога заказана.

Наконец, мы остановились возле небольшого магазинчика на самом отшибе города. Уж где-где, а здесь Герман спрашивать о нас не догадается. Я даже не уверен, знает ли он об этом месте.

У меня в рюкзаке были деньги, которые дала мама, провожая в Аргентину, поэтому скоро мы вышли из магазина с пакетиком пончиков и двумя пачками сока. Не бог весть какая, но все же еда. Позавтракать было решено в том же лесу, разложившись на старом пне. И, поедая пончики с соком, я не мог не испытывать некого ощущения дежа-вю. Но это — тоже деталь моего прошлого. А еще, я немного нервничал. Все-таки скоро мне предстоит встретиться с персонажами этого самого прошлого. Нет, мой друг и его сестра — одни из немногих людей того времени, кого я буду искренне рад видеть. Но через них Виолетта может узнать обо мне всю правду. И тогда она меня возненавидит. А ведь эти двое расскажут. Обязательно расскажут все в подробностях. С них станется. По мнению старых друзей, я — герой, каких белый свет не видывал. Но правда в том, что я — самое настоящее чудовище…

========== Глава 12 ==========

Виолетта больше не затрагивала тему моего прошлого. Наверное, поняла, что я не хочу об этом говорить. А скоро придется. И это всерьез меня пугало. Что будет, когда на своем корабле приплывет мой старый друг и соратник? Засыплет меня вопросами, едва причалив к берегу, прямо в присутствии Виолетты? Или у него хватит такта все обсудить позже, наедине? Впрочем, насколько я знал своего друга и некогда брата по оружию, тот никогда никого не стеснялся. Его уж точно не смутит присутствие одной-единственной девушки, даже такой красивой. Я только надеюсь, что говорить он при этом будет по-итальянски. И все же одного я отрицать не мог: меня радовала предстоящая встреча с другом. Интересно, а другие ребята с ним? А что же Габриэлла? Находится ли она до сих пор под опекой брата, который всю сознательную жизнь пылинки с нее сдувал?

Габриэлла… Милая, милая девочка! Котенок, как я любил ее называть. И в самом деле, нрав у нее поистине кошачий. В гневе она шипит, как рассерженная кошка и яростно бросается на врага, готовая биться до конца ценой собственной жизни. Но, стоит мне или ее брату приблизиться, как своенравная хищница превращается в нежного ручного котенка, доверчиво жмется и даже как-то мурчит, когда мы обнимаем ее в ответ. Вы только не подумайте, что я влюблен в Габриэллу! Нет! Она очень много для меня значит, и я очень ее люблю. Но совсем по-другому. Габриэлла мне как сестра, не более. Я всегда относился к ней, как старший брат. И она меня любит так же. Мы нужны друг другу, как родные, но уж точно не как возлюбленные. Габриэлла выросла у меня на глазах, и на них же расцвела ее поразительная красота. Мой Котенок взрослел, и ни я, ни мой друг не могли отрицать очевидного: она невероятно красива. То есть была таковой, пока…, но об этом я быстро приказал себе не думать.