— Куда она исчезла? — растерянно посмотрел лис на опустевший стул.

— Я ее отозвала.

— Что-что сделала? — навострил ушки рыжий, развернувшись к ней полностью.

— От Киры все равно нет никакой пользы пока она в таком состоянии, — пожала та плечами. — Страх довольно противная штука. Я привыкла его насылать с помощью эмпатии, улавливать от других, но не испытывать. Мне до сих пор приходится разбираться с ассоциацией грозы и реальным боем, из-за чего мне трудно контролировать свое боевое состояние. Сейчас же для меня все стало куда хуже, — бурая лисица немного склонила голову, отмечая непонимание на мордочке Ника. — Вераса очень сложно сломать, но даже я имею предел прочности. И по ту сторону я приблизилась к своему пределу как никогда раньше. Думаю, что моя человеческая часть обрела фобии.

— Та-а-ак, погоди-ка, похоже я начинаю понимать, — скрестив лапы, приложил пальцы к губам рыжий и задумчиво нахмурился. — Хочешь сказать, что ты боишься?

Он прислушался получше к эмоциональному фону собеседницы, но уловил от нее лишь терпеливое ожидание. Никак не страх. Вообще ничего. Боялась Кира, а не Ирина, у которой на душе всегда пасмурная погода. Но эти свои “я” с очень редким “мы” обе наверняка не просто так употребляют. Особенно, когда говорят об одних и тех же вещах. “Человеческая часть”. Ирина постоянно называет Киру человеком, а себя Верасом, подчеркивая свою непохожесть. Но что если они превращались в абсолютно идентичных близняшек тоже не случайно?

— У тебя раздвоение личности? — сказал он самое очевидное, пришедшее на ум.

— Скорее расслоение, — исправила та его.

— Расслоение? Это как? — о таком он еще не слышал.

— Я Кира, — после небольшой паузы, лисичка положила лапку на грудь.

— Э-э-э, я думал, что тебя зовут Ирина, — непонимающе почесал затылок запутавшийся Ник.

— И я Ирина, — согласно кивнула та, окончательно загнав парня в тупик. — Я и человек и Верас одновременно. Просто обе стороны моей личности существовали в разное время.

- Ничего не понимаю, – честно сказал рыжий, сев на освободившийся стул, и жалобно посмотрел на слабо покачивающую хвостом бурую лисицу.

— Нейропрограммирование довольно сложная штука, — скопировала лисица его недавний озадаченный вид. — Согласен ли ты принять большой объем информации по этой теме? Я это спрашиваю, потому что обычно других разумных угнетает обилие слов.

— Согласен, — вздохнул Ник, лапой указывая ей на соседний стул, чтобы не стояла, как на плацдарме. — Можешь не торопиться и говорить все что захочешь. Все равно мне отсюда никуда не деться.

— Знаком ли ты с компьютером, Николас? — послушно заняла указанное место Ирина.

Она постаралась придать себе как можно более непринужденный вид, чтобы не нервировать единственного слушателя своей каменной физиономией.

— Разумеется! — удивился Уайлд такому вопросу.

— Согласен ли ты с утверждением, что все живые существа — это органические машины из плоти и крови, а мозг — это суперкомпьютер, управляющий всеми процессами?

— Э-э-э, да. Наверное. Странное утверждение, никогда об этом не задумывался, — еще больше растерялся лис. — А что?

— Благодаря достижениям в области компьютерных технологий и исследования мозга, в человеческом обществе постепенно развивалось амбициозное междисциплинарное учение о сознании, в основе которого лежит идея о том, что люди и... животные, — качнула она ладонью в сторону недоуменно хлопающего глазами лиса, — как и компьютеры — это информационные процессоры. Согласен?

— Пожалуй, да, — кивнул тот с умным видом. — Это же вполне логично, разве нет?

Что это? Она... Ирина улыбнулась?! От нее явно повеяло неким торжеством, словно только что загнала свою добычу в тупик и уже предвкушает свою расправу. Но он думал, что... Разве она не полностью безэмоциональная? Или ей недоступен только определенный спектр чувств? А может ей просто поводов не выпадало? Это как-то связано с исчезновением Киры? Но от этой улыбочки ему стало как-то не по себе. Слишком уж злодейской она вышла.

— Представление о мышлении как об устройстве обработки информации доминирует в человеческом сознании как среди обычных людей, так и среди ученых, — довольно прищурилась на него лисица, хотя ее достаточно сформированная эмоция уже через несколько секунд потухла, и Ирина вновь стала “ледышкой”. — Но это, в конце концов, просто еще одна метафора, вымысел, который мы выдаем за действительность, чтобы объяснить то, что на самом деле не понимаем. Мы не храним слова или правила, говорящие нам, как ими пользоваться. Мы не создаем образы визуальных импульсов, не храним их в буфере кратковременной памяти и не передаем затем образы в устройство долгосрочной памяти. Мы не вызываем информацию, изображения или слова из реестра памяти. Все это делают компьютеры, но не живые существа. Компьютеры в буквальном смысле слова обрабатывают информацию — цифры, слова, формулы, изображения. Сначала информация должна быть переведена в формат, который может распознать компьютер, то есть в наборы единиц и нулей («битов»), собранные в небольшие блоки («байты»). Компьютеры перемещают эти наборы с места на место в различные области физической памяти, реализованной в виде электронных компонентов. Иногда они копируют наборы, а иногда различными способами трансформируют их. Правила, которым следует компьютер при перемещении, копировании или работе с массивом информации, тоже хранятся внутри компьютера. Набор правил называется «программой» или «алгоритмом». Это известные факты, но их нужно проговорить, чтобы внести ясность: компьютеры работают на символическом представлении мира. Они действительно хранят и извлекают. Они действительно обрабатывают. Они действительно имеют физическую память. Они действительно управляются алгоритмами во всем без исключения. При этом живые существа ничего такого не делают.

— Чего? – потупив какое-то время, выдал Уайлд. — Ты же сама только что сказала, что мозг – это компьютер! И я даже согласился с этим! А теперь говоришь, что это просто предрассудок?! Что же тогда верно? Не хочу тебя обижать, Ирина, но твои “понятные” выражения мне совсем не понятны! Я уже забыл о чем вообще шла речь! Может, поговорим о чем-то другом? — склонился он к ней с явным намеком, протягивая бокал.

— Чувства, рефлексы и механизмы обучения — это то, что есть у нас с самого начала, и, если задуматься, это достаточно много, — проигнорировала его предложение та, не пожелав отклоняться от темы, так что Нику пришлось смириться и слушать ее дальше. — Но вот, чего в нас нет с рождения: информации, данных, правил, знаний, лексики, представлений, алгоритмов, программ, моделей, воспоминаний, образов, процессоров, подпрограмм, кодеров, декодеров, символов и буферов — элементов, которые позволяют цифровым компьютерам вести себя в какой-то степени разумно. Мало того, что этих вещей нет в нас с рождения, они не развиваются в нас и при жизни. Несмотря на все усилия, неврологи и когнитивные психологи никогда не найдут в мозге копии Пятой симфонии Бетховена, слов, картинок, грамматических правил или любых других внешних сигналов. Конечно же, мозг человека не совсем уж пустой. Но он не содержит большинства вещей, которые, по мнению людей, в нем содержатся — даже таких простых вещей, как «воспоминания».

— Погоди, а что же тогда в нем есть? — еще больше удивился лис. — И где тогда находятся воспоминания?

Та прокомментировала его слова все той же улыбкой, что и несколькими минутами ранее:

— Продвигаемая некоторыми учеными идея о том, что отдельные воспоминания каким-то образом хранятся в специальных нейронах, абсурдна. Помимо прочего эта теория выводит вопрос об устройстве памяти на еще более неразрешимый уровень: как и где тогда память хранится в клетках?

— А где еще быть памяти, как не в мозгу? В почках? Селезенке? — фыркнул Ник, покачнувшись на стуле и вытянув лапы.

— Интересное предположение, — растянула она губы в ухмылке, хотя никаким весельем от нее и не пахло. Симуляция? В реальности бы сработало, но не при обоюдной эмпатии. — Но если ты не понимаешь, то, может быть, тогда на примере покажешь, где может храниться память? — приглашающе развела лапки Ирина.