-- Я, наоборот, хорошо это себе представляю. -- Зарплату через две недели не перестанут платить.
-- Если ты о ней сам не позаботишься.
-- Ты же не можешь сам позаботиться о своей зарплате. -- Могу. -- Каким образом? Через что? Через сдачу чего-то в наем? -- Естественно!
-- Нет, извини меня, найдутся очень шустрые мальчики. -- Где? -Которые по лабораториям, которые в экспериментальном производстве, которых больше, чем тебя численно. -- Подожди. -- У них же такое право голоса, как у тебя. Они быстро это все "прихватизируют" в отличие от тебя, пока ты в этом всем разберешься, тебя уже не будет. -- Ты пессимист в этом плане. -- Я не пессимист, я реально смотрю на вещи. Снова появляются Леафар и Ром: -- Из того, что ты мне поведал, -- говорит Леафар, -- ваша жизнь в Анаукс была подобна армейской. То есть ваша задача состоялав в том, чтоб верой и правдой служить науке. Остальное -- уже не ваша забота. За вас думали другие -- как обеспечить вам условия для "службы" и материальные блага, которые зависели строго от чина. Но все же есть самое существенное отличие между образом жизни Анаукс и образом жизни в армии. А армии даже в самые мирные и спокойные времена всегда присутствует дух борьбы, дух постоянного напряжения, обусловливающего необходимость быть готовым к отстаиванию тех принципов и идеалов, для которых каждая конкретная армия существует. В Анаукс образ жизни не предполагал наличие такой необходимости. Вот почему, когда наступило время, требующее борьбы за сохранение...
В это время на экране меняется сюжет и в кадре появляется Михаил Алексеевич Лаврентьев. Он, гордо улыбаясь, стоит в торжественнй позе за кафедрой и с пафосом провозглашает:
-- Я испытываю глубокое удовлетворение оттого, что мне довелось участвовать в организации научных центров в Сибири и на Дальнем Востоке, в мобилизации науки на решение больших проблем развития этого богатейшего края. В год двадцатилетия Сибирского отделения его деятельность была рассмотрена Центральным Комитетом КПСС. В принятом постановлении говорится: "Сибирское отделение Академии наук СССР с его институтами, филиалами, опытнопроизводственными отделениями стало крупным научным центром"... -После завершения чтения фрагментов этого постановления Михаил Алексеевич заключает: -- Все мы, кто участвовал и участвуют в создании и работе Сибирского отделения, горды такой высокой оценкой. Она означает, что крупный государственный эксперимент, начатый в 1957 году с образованием в Сибири мощного научного центра, привел к успеху"... На смену Лаврентьеву экран являет крупным планом портрет академика Коптюга. Лицо выражает озабоченность и усталость. Под фотографией бегущие буквы слагаются в текст: "Валентин Афанасьевич Коптюг возглавлял Сибирское отделение семнадцать лет. И выпали на долю третьего председателя такие испытания, которые первым двум -Михаилу Алексеевичу Лаврентьеву и Гурию Ивановичу Марчуку -- и в кошмарном сне не могли явиться. Науке -- голодный паек. Конвульсии бесплатного образования. Непомерные счета за "инфраструктуру" от ошалевших в борьбе за выживание ведомств. Утечка, утечка, утечка мозгов, созидательной энергии, надежд на нормальное развитие страны, безоглядно наживающей новые недуги -вместо разумного лечения старых..."
На экране меняется сюжет, и новый кадр представляет украшенную атрибутикой государственного праздника улицу Академгородка. На площадке у дома культуры "Академия", на котором транспарант со словами: "С праздником" стоит группа пожилых людей, очевидно, ветеранов, одетых в весьма унылую верхнюю одежду весеннеосеннего сезона (плащи, куртки). Их лица и лица стоящих у подножья ступенек слушателей щемяще грустны и усталы. Несоответствие всего этого словам исполняемой ими под гармошку песни, могло бы послужить иллюстрацией лицемерным догмам, в которых прошла их молодость, когда они сеяли, так и не проросшие мечты и надежды на достойную жизнь. Посидим похорошему, Пусть виски запорошены, На земле жилипожили мы не зря. Улица с ее обитателями с экрана исчезает. -- Так, какой же ответ ты бы дал, названию своей книги, любезный друг мой, -- обратился Леафар к Рому, как только они вновь появились на экране. -- Все же, как ты думаешь, создание Анаукс, сама эта идея -- утопична или идея вполне реалистична, но в этой Державе просто не было условий для ее реализации? -- Я долго думал над этим, но не пришел еще к заключительному ответу. Я могу с тобой поделиться лишь своими рассуждениями. -- Ром немного передохнул и продолжил: -- Ну давай представим, что такую Анаукс решили бы создать в какойнибудь другой традиционно демократической благополучной богатой Державе... -- Я полагаю, что там это вообще нереально, даже немыслимо, -- сказал Леафар, -- ибо в демократической стране никто бы не согласился с такой формой материального вознаграждения за труд, какая существует в Анаукс, не согласился бы с тем чтоб ему кто-то определял размер жилища, условия приобретения продуктов питания и так далее, чтобы ограничивали какую-либо свободу... -- Я понимаю, -- сказал Ром, -- но, согласись, что, с точки зрения организации научных исследований, сотрудничества ученых, создание такого комплексного центра, где ученые разных направлений науки имели такую уникальную возможность совместно... -- Извини, любезный друг, может, тогда, в той Державе это и имело какойто смысл... Хотя я не совсем уверен, что это столь значимо для создания комплексных проектов, взаимодействия и так далее, ибо в таких случаях для ученых, очевидно, не так уж принципиально: перейдет он дорогу для встречи с коллегой либо доберется до коллег каким-то транспортом. К тому ж я не думаю, что все научные взаимосвязи каждой Лаборатории Анаукс замыкались только на Лабораториях самой Анаукс. Очевидно, что они распространялись и на другие города, как Державы, так и за ее пределами. Так что эта географическая близость не так уж принципиальна. А если говорить о современности, то при нынешних средствах коммуникации это уже вообще не имеет смысла. Сейчас можно, не выходя из кабинета, ощущать себя связанным со всем миром и получать какую угодно информацию... -- Ты, конечно прав, но ничто не заменит людям сам факт непосредственного общения... -- Я согласен, мой друг, но для этого и устраиваются такие симпозиумы, где мы с тобой сейчас пребываем. -- Но мы, любезный коллега, -- сказал запальчиво Ром, -говорим о разных предметах. Когда я говорю о непосред ственном общении, то имею в виду ту интеллектуальную ауру, интеллектуальный воздух, которым была наполнена Анаукс. Это трудно передать словами, но, поверь, что у анауксов даже лица были особенные, одухотворенные.
Снова возникает экран в экране. Седовласый мужчина неопределенного возраста, подтянутый, в голубых джинсах и белой футболке, стоя у дерева, говорит: -- Понимаете, вот говорят, что мы -- жители Городка. Но нет, это неверно. Не мы жили в Городке, а Городок жил в нас... Городковцы создавали эту маленькую страну для себя. Поэтому их не страшили никакие трудности. И если б не в Сибири, то где-то что-то подобное бы появилось на свет. Ведь это же не случайно, что Кукин написал свою знаменитую песню "Город"... Это само по себе поразительное доказательство того, что что-то подобное Городку было уже спроектировано в сознании тех, кто нес в себе искры романтики того времени... Сюжет на экране меняется, и в кадре появляется пустой конференцзал Дома ученых. За кадром звучит голос Кукина: -- Я написал эту песню до того, как узнал, что на свете есть Академгородок. Однажды я туда попал. Я понял, что эту песню можно как раз посвятить Академгородку.
Горы далекие, горы, туманные горы... И улетающий и убегающий снег. Если вы знаете гдето есть город, город Если вы помните, он не для всех, не для всех. Странные люди заполнили весь этот город: Мысли у них поперек и слова поперек. И в разговорах они признают только споры, И никуда не выходит оттуда дорог. Поездом -- нет, поездом мне не доехать И самолетом тем белее не долететь. Он задрожит миражом и откликнется эхом, И я найду, я хочу, и мне надо хотеть. Снова на экране смена сюжета, и на скамейке сидят Ром и Леафар. -- Если б ты знал, мой друг, -- говорит крайне эмоционально, даже сентиментально Ром, -- как сильна ностальгия у меня по тому времени. Это трудно передать, но я бы отдал многое, чтоб мои дети имели счастье окунуться, пожить в этой атмосфере... -- Мой любезнейший друг, если б ты задумывался, то понял, что невозможно ту "неповторимую" атмосферу начала жизни Анаукс повторить , потому что ты сам сказал, что она неповторима . Правильно говорят, что не вы жили в Анаукс, а Анаукс жила в вас. В другом поколении уже будет жить другая республика, и она не может не отличаться от той, которая жила в вас, потому что это поколение отличается от вашего. Анаукс была прекрасна тем первым мигом своей жизни. Это одноразовое с очень ограниченным временным периодом жизни создание. Такова жизнь, которую нельзя остановить в ее вечном движении. В этом и была, очевидно, утопичность Анаукс, что ее основатели просто не задумывались над этим. Они жили как бы сегодняшним днем. -- Но их мечты были устремлены в будущее, -- вставил Ром. -- Вот в этом и парадокс, -- сказал Леафар, -- абстрактно они грезили о будущем, а конкретно ... Беседа прерывается появлением Анатолия Бурштейна и Замиры Ибрагимовой. Попивая чай, они о чем-то вспоминают.
