Ночь навивала на Дробилина тоску и необъяснимую тревогу. Весь прошедший вечер он мог не о чем не думать и беззаботно болтал со своими новыми знакомыми, но оставшись наедине со своими мыслями, он всерьёз приуныл. Он снова и снова прокручивал в голове подробности пережитой аварии, о которой напоминали звуки двухтактных моторов, доносимые из раскрытого окна вместе с ночной прохладой. Снаружи в тёмном небе светила большая почти полная луна, которая приглушенным синим светом освещала всю больничную палату. Антон не спал всю ночь. Он лишь изредка проваливался в состояние полудремы, но не видел снов, и мысли продолжали роиться в его голове. Ему страшно не удобна была эта кровать, мешал падающий из окна свет, а также шаги медсестер за стеной. А ближе к рассвету из распахнутого окна полились трели соловьёв из больничного сквера, и Антон оставил попытки провалиться в сон. Он просто лежал, уставившись в потолок и слушал их благозвучные пересвисты. Большой любитель поспать, способный уснуть в любой обстановке, даже в самой невероятной позе, сейчас Дробилин никак не мог этого сделать. Будто что-то перевернулось в его голове после удара об автомобиль. Ночь казалась бесконечной.

В это же самое время на другом конце посёлка ворочался и не мог уснуть ещё один человек. Обуреваемый вереницей мрачных пугающих мыслей лежал на своей постели Харламов. Тяжкий груз пережитого давил на него.

Вечером, с трудом доковыляв до дома на травмированных ногах, он имел неприятный разговор с родителями. Они уже были оповещены об аварии "Друппи", который принёс им ключи от гаража. На вопросы, кто он собственно такой, откуда у него ключи, и где их родной сын, у которого эти ключи находились, Храмцов во всех красках описал аварию, и как они ждали скорую, и как он отгонял в гараж то, что осталось от мотоцикла. В общем, родителям в мельчайших подробностях было известно о произошедшем, за исключением конфликта с виновниками аварии, о которых "Друппи" догадался тактично умолчать. Мать Сергея нарисовала себе в голове ужасающую картину покалеченного и истекающего кровью сына и от того, чтобы немедленно ринуться к нему в больницу её удержала лишь боязнь разминуться с ним, и увещевания Храмцова в том, что их сын цел, и вскоре будет дома.

Когда же он, наконец, пришёл, она кинулась обнимать его вся в слезах и стала придирчиво разглядывать со всех сторон, нет ли на нем сильных увечий.

Отец, представляя в общих чертах картину аварии, встал на защиту сына. Но мать была неуклонна:

– Больше никаких мотоциклов, Сереж! Хватит! Я уже однажды пошла у вас на поводу, и жалею об этом. Видишь, чем все это заканчивается? Посмотри на себя.

Харламов нахмурил чёрные брови и небрежно осмотрел свои испачканные брюки и порванную рубашку.

– Ладно, хоть цел! Но первый тревожный звонок уже прозвенел, и второго, я ждать не буду. Ты сегодня у меня полжизни отнял своей аварией… Так что не проси больше денег ни на новый мотоцикл, ни на ремонт старого. Мне нужен живой сын! Подумай о будущем, наконец.

В общем, и без того расстроенный Сергей был окончательно раздавлен непониманием матери. В этом состоянии он пошёл звонить Дробилиным, чтобы сообщить о произошедшем и о том, что их сын в больнице. Юрий Сергеевич довольно сухо и натянуто разговаривал с "Сапером", чем ещё сильнее усугубил его состояние. Он не захотел выслушивать подробности, и заявил, что ему их расскажет сын. Разговор был недолгим. Дробилин-старший заявил, что им с женой нужно спешить, иначе их могут не пустить в палату Антона, и поспешно повесил трубку. В это время за окном уже начинало смеркаться.

Потом Сергей поужинал и отправился в ванную отмывать с себя запекшуюся кровь и землю. Мыться пришлось стоя под душем, так как адская боль в коленях не позволяла согнуть их, чтобы сесть в ванную. Колени сильно распухли после аварии и постоянно напоминали о себе острой пульсирующей болью. Эта боль даже привычную процедуру по опорожнению кишечника превратила для Сергея в пытку.

После ванной Сергей отправился в свою комнату, и попросил сестру принести ему "йод". Света оторвалась от компьютера, с сочувствием посмотрела на Сергея своими голубыми глазенками и поспешила выполнить его просьбу. Разговоров с родителями Сергей старался впредь избегать, поэтому не стал обращаться к ним даже из-за такой мелочи. Непонимание, с которым он столкнулся, сильно ударило по его самолюбию, поэтому ни на помощь, ни на поддержку с их стороны он больше не рассчитывал. Выслушивать от них укоры и наставления ему не хотелось. Поэтому дальнейшие разговоры казались пустой тратой времени. А мотоцикл он решил восстановить сам, пока еще не зная, как именно. Мотоцикл в данный момент по большому счёту меньше всего занимал его мысли. Не беспокоила его и угроза двоих здоровяков из джипа, которой он решил не придавать большого значения, подумав, что это было высказано на эмоциях. Больше всего беспокоило в данный момент Сергея состояние Тараканова. От этого зависело все. Если Тараканов мёртв, то его уже обнаружил кто-нибудь и позвонил в милицию. Милиция первым делом начнёт проверять тех, с кем у "Трактора" был конфликт, а это значит, что неминуемо придут к Сергею. Как вести себя в этом случае? Сознаться во всем, объяснить, что это был несчастный случай? Или сделать вид, что знать ничего не знает и вообще не видел Тараканова в этот день? Первый вариант был бы чистой правдой, но неминуемо привёл бы Харламова к суду, и, хоть максимально мягкому, быть может, даже условному, но приговору по уголовному делу. Это перечеркнёт ему перспективу поступления в нормальный ВУЗ и поставит крест на всех его планах, которые он наметил на ближайшие годы. Поэтому второй вариант ему больше нравился. Но для того, чтобы все прошло гладко, необходимо было обсудить его с "Битой". Милиционеры могли прийти и к нему, поэтому нужно было продумать и обговорить каждую мелочь, которую они могли спросить.

Света впорхнула в комнату в своих мягких тапочках с ватой и бутылкой йода в руках. Увидев его разбитые и опухшие колени, она испуганно округлила глаза. Сестра помогла обработать ему раны, вместе с ней они перевязали его колени бинтом. А затем в комнату тихо вошёл отец.

– Серёж, ты не обижайся на мать. Она далека от правил дорожного движения и не понимает, что ты не виноват. Она просто сильно переживала за тебя… Про мотоцикл она на эмоциях наговорила. Это пройдёт. Она остынет немного, и мы придумаем что-нибудь… Надо оценить все, посмотреть подлежит ли он восстановлению, и вообще, во сколько это встанет… Этот козёл, кстати, который не пропустил вас, что сказал вообще? От него может компенсация какая-то будет?

– Он уехал пап… Покинул место аварии, до приезда ГАИ.

– Эх и урод, – вздохнул раздосадованный отец, – Ты номер хоть запомнил его? Я всю рожу ему разобью, если он мне на дороге попадется…

– Нет, бать. Не запомнил… Не до того было, – солгал "Сапёр".

Ранним солнечным утром Сергей позавтракал и направился в больницу, проведать друга. Всю ночь его терзали мысли о Тараканове, и ему казалось, что в дверь вот-вот постучат из милиции. Он не спал, и думал лишь о том, чтобы скорее наступило утро.

Хромая на обе ноги он долго брёл по пыльным улочкам просыпающегося посёлка. Вокруг было мало людей. Их лица были приветливы и жизнерадостны. Лишь лицо Сергея было угрюмо и сосредоточенно. Сведя свои густые чёрные брови к переносице, он опустил взгляд себе под ноги и, широко размахивая руками, медленно шёл, не сгибая коленей. Со стороны своей походкой он напоминал лыжника, который катится на всех парах, отталкиваясь палками от заснеженных сугробов.

В таком сосредоточенном состоянии Сергей нырнул под железную арку ворот, с изображением змеи, обвившей рюмку, и надписью "пролетарская клиническая больница" и проследовал по узкой тропинке укрытой от солнца тенью высоких деревьев. Мимо вальяжно прогуливались ленивые, откормленные коты и немногочисленные пациенты, с которыми из-за хромоты, легко было спутать и самого Сергея. Сквер окутывал благоухающий запах цветущих лип и мертвецкая тишина, которую лишь однажды нарушил оглушительный вой сирены от пронесшегося мимо микроавтобуса скорой помощи.