Не доходя нескольких шагов до калитки, соединявшей огород Лисицына с двором, Максим на мгновение остановился: в полуоткрытой калитке промелькнула женщина в пёстрой косынке и в зелёном платье, как у жены. «Тоскую… Утром о ней дважды вспоминал», — подумал он и пожалел, что Настенька далеко. В этот ясный день, на таком просторе хотелось побыть вместе.
Войдя во двор, Максим остолбенел. На крыльце рядом с высокой русой девушкой стояла его жена. Рукава её зелёного платья были засучены. В одной руке она держала нож, а в другой — остроносую желтобрюхую стёрлядку. Анастасия Фёдоровна и девушка о чём-то разговаривали, пересмеиваясь и переглядываясь. Женщины были увлечены своим делом и на появление во дворе Лисицына и Максима не обратили внимания.
Максим остановился на нижней ступеньке, шутливо подбоченился и громко сказал:
— Что это привидение, мираж? Откуда ты взялась?
Анастасия Фёдоровна подняла голову и кинулась к Максиму.
— Максим! Ты так нужен, я о тебе только что вспоминала!
Лисицын и Ульяна стояли в полном недоумении.
— Уленька, Михаил Семёнович, знакомьтесь — это мой муж, Максим Матвеич. — Анастасия Фёдоровна была счастлива и счастья своего не скрывала.
— Да мы уж знакомы! Но для порядка можно познакомиться ещё раз, — усмехнулся Лисицын и подал руку Максиму.
— Где вы его зацепили, Михаил Семёнович? — спросила Анастасия Фёдоровна.
— Сказать вернее, он меня зацепил. Мы в сельсовете в «летнем зале» спор о землях вели. А они с секретарём райкома в этот час и подъехали. Ну, того, конечно, кум мой, Мирон Дегов, сразу в полон взял. А Максим Матвеевич подошёл ко мне, спрашивать стал о наших таёжных делах… Уля, где мать-то? Надо стряпню-то пошевеливать.
— Знаем, тятя, без команды, что делать, — лукаво взглянув на отца, отозвалась Ульяна.
— Это Максим, подружка моя, Уля. Охотница, студентка, певица и, как видишь, красавица, — сказала Анастасия Фёдоровна, когда Максим поднялся на крыльцо.
— Вы уж наговорите, Анастасия Фёдоровна! — зарделась Ульяна.
— Садитесь, Максим Матвеич, — пригласил Лисицын, вынося из дому окрашенную в голубой цвет табуретку.
Максим ласково посмотрел на жену.
— Ну, встреча!.. Не ожидал, Настенька, не ожидал…
— А у меня, знаешь, Максим, сегодня с утра сердце ёкало. Мы с Улей слышали, как машина прошумела. Я даже к воротам побежала посмотреть, да было уже поздно.
— Судьба! От судьбы не уйдёшь, — поглядывая то на Максима, то на Анастасию Фёдоровну и разводя руками, произнёс Лисицын.
— Судьба? — засмеялся Максим.
— По моим соображениям, — многозначительно посмотрев на Лисицына, сказала Анастасия Фёдоровна, — это хорошая примета, и сулит она нашим делам полную удачу.
— Уж это так! — поддержал Лисицын.
— Да у вас заговор какой-то! Что же делать нам с Улей? — засмеялся Максим.
— Улю не трогай. Она в союзе с нами, а вот о себе подумай, — сказала Анастасия Фёдоровна.
— Ты загадками говоришь, Настенька.
— Это всё шутки, Максим, а если всерьёз, то у нас с Михаилом Семёновичем есть предложение, — помолчав, заговорила Анастасия Фёдоровна. Она отложила нож и отодвинула от себя разделанную рыбу. — Ты что-нибудь о Синеозёрской тайге знаешь?
— Кое-что слышал.
— А я только сегодня оттуда, Максим. Более красивых мест я не встречала!
— Мест красивых много, Анастасия Фёдоровна, — вступил в разговор Лисицын. — Есть по Улуюлью места не хуже Синего озера, а вот таких же обильных мест больше нету. С молодости я приметил, что плодиться и зверь и птица собираются в эту тайгу. Вначале никак я не мог понять, за что живность любит Синеозёрскую тайгу, а потом раскумекал: тишь, глушь, богатые корма и местность отменная. Всё тут есть: и вода, и травянистый луг, и чащоба, и разнолесье. Молодь, как появится на белый свет, обучится тут житейской премудрости и потом уж — айда кто куда хочет! Раньше, ещё при старом режиме, мы как охотились? Бей, стреляй. Ты не убьёшь зверька — другой его пристрелит. А по нонешним временам так охотиться нельзя. Зверь и птица счёт имеют. Начни их выбивать без оглядки, на нет переведёшь. Нынче охотишься, а сам думай: а кого тебе придётся на будущий год добывать?
Лисицын передохнул, вытащил из кармана широких серых штанов записную книжку в затёртых корочках и, полистав её, начал выкладывать свои подсчёты прироста «таёжной живности» в случае, если Синеозёрскую тайгу сделать заповедной.
Максим слушал Лисицына, всматриваясь в его облик. Наверное, охотник многим показался бы человеком примитивным. Но это было не так. Лисицын говорил убеждённо, и Максим чувствовал, что все его мысли выстраданы за долгие годы большой и трудной жизни, всё он не раз подсчитал, взвесил в часы долгих раздумий. Вспомнился лесообъездчик Чернышёв. У того тоже была своя горячая мечта.
— Что же вы, Михаил Семёнович, обращались куда-нибудь со своими соображениями? — спросил Максим, когда Лисицын высказал все доказательства до конца.
— Дальше сельсовета и района, Максим Матвеич, не стучался.
— Ну и как?
— Сами видели, — невесело засмеялся Лисицын.
«Что же это Артём-то?» — подумал Максим.
— А теперь я тебе, Максим, доложу. Слушай-ка, — сказала Анастасия Фёдоровна и, сев напротив мужа, рассказала о встрече с Мареем, о посещении Синего озера, о своих предположениях относительно целебных свойств родников.
— А люди, которые действительно излечивали на Синем озере ревматизм, известны тебе? — спросил Максим.
— Известны! — ответила Анастасия Фёдоровна.
— Кто они и где они?
— Вот, например, Михаил Семёнович Лисицын, — кивнула она на охотника, молча раскуривавшего трубку.
Максим посмотрел на жену, и взгляд его серых глаз был ей дороже всяких слов. «Да, тебя сразу не собьёшь! Молодец, вооружайся фактами, без них не победишь!» Так поняла она этот взгляд и знала, что поняла правильно.
— Два года, Максим Матвеич, я сиднем сидел, думал: ну, конец, отходил своё! — заговорил Лисицын. — А потом Уля с Ариной посадили меня в лодку и увезли к Синему озеру. Через месяц в Мареевку своими ногами пришёл. В прошлом году праздновали пятнадцатилетие нашего колхоза, так я в клубе всех молодых переплясал.
