— Не знаю, — менее растерянно сказала Ульяна.

— Знаю — не знаю, гадать не будем. Если любишь, так крылья-то не опускай! Верь в себя и начеку будь! — Анастасия Фёдоровна засмеялась. — А будешь зевать, девчат хороших везде полно. Невеста для такого жениха найдётся!

— Найдётся! — почти шёпотом повторила Ульяна и замолчала, снова охваченная тревожными думами.

Ночь текла над тайгой тихая, тёмная. Вечерние птахи оттрезвонили своё и смолкли. Утки, то и дело перекликавшиеся надсадными голосами, уплыли в дальний край озера, поросший камышом, и там затихли в дрёме. На самой большой глубине озера звонко всплескивалась рыба.

— О, Уленька, а времени-то уже много! — рассматривая в темноте часы со светящимися стрелками, сказала Анастасия Фёдоровна.

Но Ульяна словно не слышала её и заговорила совсем о другом:

— Хотите, я вам один секрет открою? Только не знаю, интересно ли вам будет, — вдруг забеспокоилась Ульяна.

— Лучше уж давай так сделаем. Чтоб ты потом не терзалась, что секрет раньше времени выдала, ты обдумай сначала. В случае чего завтра расскажешь. А сейчас пойдём спать.

— Хорошо! — с радостью воскликнула Ульяна и первой пошла в темноту.

Анастасия Фёдоровна не напоминала Ульяне о её обещании открыть «секрет». Пряча улыбку, она про себя думала: «Какой уж там секрет! Знаю я эти девичьи секреты, у самой они в юности бывали. Не иначе как любовные письма хочет показать».

Но Анастасия Фёдоровна ошиблась в своих предположениях.

Дня через три после первого разговора Ульяна, приоткрыв утром полог в палатке, сказала:

— Смотрите, Анастасия Фёдоровна, вот он, секрет-то!

Анастасия Фёдоровна занималась уборкой — был её день. Они убирали в палатке поочерёдно.

— Подожди минуточку, Уля, сейчас выйду.

Вскоре она вышла, а вернее, выползла из палатки.

— Ну, что у тебя?

Ульяна подала мешочек, сшитый из мягкой и уже поизносившейся от времени оленьей кожи. Вид у мешочка был изрядно потёртый, и Анастасия Фёдоровна, не прикасаясь рукой и с брезгливостью на него косясь, воскликнула:

— Что это за тряпка, Уля?

— Это не тряпка. Это тунгусский кисет. Дедушка Марей Гордеич мне подарил. Вот смотрите — здесь карта Улуюльского края вышита.

— При чём тут карта? — недоверчиво спросила Анастасия Фёдоровна, собирая волосы в причёску.

— А вот смотрите: этот кружок — Синее озеро, а этот — Орлиное озеро. А эта извилистая нитка — река Таёжная. Тут вот ещё какие-то крестики… Дедушка Марей Гордеич сказал, что, возможно, это обозначены стойбища тунгусских племён.

Ульяна поставила ногу на чурбак и растянула кисет.

Анастасия Фёдоровна, вначале смотревшая на «секрет» равнодушно, придвинулась к Ульяне вплотную и склонилась, разглядывая незатейливую вышивку.

— Марею Гордеичу этот кисет тунгусы подарили. Они дедушку от царских властей укрывали, когда он в бегах был, — рассказывала Ульяна, понизив голос и этим подчёркивая значение своего «секрета».

— А давно этот кисет у тебя?

— С весны. Как раз мы с Алексеем Корнеичем на раскопках работали. Он тогда был какой-то сердитый, неразговорчивый… Я с дедушкой копала, а он сам по себе. Раз как-то разговорились мы с дедушкой о прошлом Улуюлья, он и говорит: «А сейчас, Ульянушка, я тебе передам кисет. Мне его подарил один старый тунгус, когда умирал. Тут, на этом чертеже, будто бы обозначены богатства, о которых только одни тунгусы знали».

— Занятная вещичка! Но зачем же тебе кисет? Марей Гордеич хотел, наверное, чтобы ты его Краюхину передала. Он и курящий и старину всякую собирает.

— Это возможно. А только я обиделась тогда на Алексея Корнеича…

— За что же ты обиделась на него?

Ульяна понурилась, помолчала и, преодолевая смущение, неожиданно для себя призналась:

— Он меня в Мареевку отправлять письмо Софье Великановой посылал.

— Приревновала! — засмеялась Анастасия Фёдоровна. — Ну вот, а говоришь, что никого не любишь. Нет, родненькая, это не такая простая штука — любовь!

Ульяна молча свернула кисет и ушла в палатку, чтобы спрятать его подальше. Анастасия Фёдоровна, посматривая вслед девушке, думала: «Ой, сильно захватил он твоё сердчишко! Несладко тебе будет, если он на твою любовь не отзовётся».

Вскоре Ульяна принялась готовить на костре завтрак. Подошли рабочие, и Анастасия Фёдоровна начала разговор о заданиях на этот день.

Потом мужики отправились своей дорогой, а Анастасия Фёдоровна с Ульяной — своей.

В тот день женщины намеревались побывать у истоков Гремучего ручья. Ульяна давно уже твердила о нём. Она помнила, что именно в этом ручье её отец вылечился от ревматизма. Но пока не был обследован весь берег Синего озера, Анастасия Фёдоровна каждый раз отводила настояния Ульяны.

— Нам, Уленька, не надо с методики сбиваться. Вот обследуем весь берег, тогда начнём выше по ярусам холмов идти.

И Анастасия Фёдоровна, конечно, была права. При таком подходе к делу исключалась всякая возможность пропуска необследованной территории, а ведь только это могло дать полное представление о водоисточниках Синего озера. Теперь эта работа была закончена, и можно было уходить в глубь тайги.

Гремучий ручей на самом деле был тихим и робким, как все ручейки Улуюльской тайги в летнюю знойную пору. Кто его назвал Гремучим — было неизвестно, но, по-видимому, для этого имелись какие-то основания.

— Я думаю, его назвали так в шутку, — высказала своё предположение Анастасия Фёдоровна.

Ульяна с ней не согласилась и привела свои доводы.

— Нет, Анастасия Фёдоровна, название это дано всерьёз. Возможно, весной, когда тает снег, ручей в самом деле становится шальным и гремучим. Смотрите, какая здесь местность! То склон, то перевал… А вернее всего, — помолчав, продолжала девушка, — назван он так потому, что воды и грязи придают ему необыкновенную силу… Гремучий — дающий жизнь, здоровье…

Анастасия Фёдоровна не ожидала, что названию ручья можно дать такое толкование. Она обернулась, серьёзным взглядом окинула Ульяну, сказала:

— А что, Уленька? Это вполне возможно.

— Конечно! Люди выразили в названии самое существенное. Название зря никогда не даётся. Вот я сейчас припоминаю: есть тут где-то речка Утиная. Тятя меня водил туда по весне. Уток там действительно масса. Или вот возьмите: Синее озеро. Уж не правда ли? Синь, гладь, покой. А за Мареевкой, Анастасия Фёдоровна, — со смехом продолжала Ульяна, — есть болото, прозванное Вонючим, И в самом деле, такое вонючее, будто в него дохлых кошек набросали, прёт, как со свалки. Тятя мой, шутник, говорит раз Алексею Корнеичу: «Тут, говорит, Алёша, по всей видимости, скотское кладбище у бога когда-то было».