— Кто там? Я не вижу, — из угла раздалась сиплый голос, казавшийся когда-то грозным.

— Это Алексей, дед, — произнес Говорухин, — как дела? Что по ящику со сказками рассказывают?

— Да пока не родила! — старик со злобою ухмыльнулся, — рассказывают там, Лешёнька, что вы — либералы, молоденькие все, с телефонами — два процента дерьма, и вас стягать надо… (он сделал глубокий хриплый вдох) на кого вот страну оставляем?

— Ну на твоем месте я бы не стал плевать в колодец, который будет тебя кормить, — заметил Говорухин.

— А я бы на твоем месте не хамил старшим, говнюк… Предатель! Уважать надо! — вырвалось у деда

— Если шлюха дотянет до твоего возраста, мне тоже надо её уважать? — съязвил журналист

— ДА КАК ТЫ! Колотить тебя надо было больше. Дурь всю мать твоя не вышибла! Я бы тебя, если бы мог! — из темноты высовывалась неуклюжая рука, бившая воздух.

— Что ж, довольствуйся своими ошибками в воспитании, а еще скажи: «До свидания» Свете и Боре.

Дед обиженно что-то промямлил. В ответ Алексей спросил: «Сколько раз жрешь?» и «Сколько раз меняли подгузник?». Дед давился гневом, но прорезал сквозь зубы: «Три и один».

Говорухин саркастично парировал, мол отлично, и пообещал приехать сразу же, как проводит свою сестру и племянника на вокзал. Уже в дверях старик его окликнул, мол «зачем им уезжать?», на что журналист с показным безразличием ответил: «Одни уважаемые люди делают очень плохие вещи, и им надо напомнить, что они не такие уж уважаемые. Наслаждайся птичьим пометом» — журналист посмотрел на телевизор и закрыл за собой дверь.

На дорожку сидели молча. Света только теребила ребёнка, смотрела правильно ли он завернул шарф, проверяла, есть ли в кармане перчатки. Боря, отчужденно, будто бы неваляшка, подчинялся. Настала пора выходить, вызванное такси уже подъехало, и водитель ждал внизу, поерзывая в кресле своего автомобиля, держа руку около своего газового балончика.

Они покинули квартиру, закрыли за собой двери — Света сразу же отдала запасной комплект ключей Говорухину — спустились на изможденном людьми лифте и дошли до машины. Говорухин убрал чемоданы в багажник, потом, усевшись на переднее сидении, приказал заехать водителю в несколько мест.

Легковушка тронулась, Говорухин повернулся к приунывшим Свете и Боре, и попытался их подбодрить:

— Для вас это шанс, начать всё с чистого листа. Будто бы ничего, что тут произошло, не было.

— Семь лет твоего отсутствия — их тоже не было, Лёш?

— Не было. Как следов на песке.

— Они будут нас искать, Лёш? — озабоченно спросила Света

— Не будут, — сказал Говорухин, — сейчас не 90-е, довольствуются малой кровью. Кто первый под руку попадет, тот и…

— Твоей?

Говорухин моргнул и кивнул головой. Затем добавил: «Но я постараюсь им не попасться». Он широко улыбнулся:

— Лёша, не ври мне! Только не ври! — слёзно ответила Света, — не надо! Давай поедем назад! Обратно домой! Ты выбросишь эту дурацкую папку, и мы будем жить! Мамы нет! Не надо!

— Со мной ничего не случится…, - он посмотрел ей в глаза — обещаю,

Он повернулся к водителю, узнать долго ли им еще ехать. Тот ответил, что скоро. И действительно, довольно быстро они подъехали к банкомату, в котором Говорухин обналичил максимально возможную сумму. Потом они объехали еще пару аппаратов для выдачи наличности. Света спрятала деньги под одеждой в каком-то из чемоданов. Говорухин не обратил внимание в каком.

По радио передавали о том, что нынешняя климатическая катастрофа — самая сильная, с которой придется столкнуться Городу. Предупреждали о том, что стоит уехать на дачу или в деревню, чтобы переждать. Ведущие пытались скрыть свои панические настроения, но у них не очень-то получилось. Бархатный голос девушки, который многие бы сочли сексуальным, чуть-чуть подрагивал от волнения, когда анонсировал то, что к ним на радиостанцию завтра в это же время придет православный батюшка, с которым они обсудят сложившиеся проблемы. Видимо пружина натянулась чересчур сильно, и так просто её уже не отпустить.

Такси направилось к вокзалу. Поезд уходил через пару часов, а с учетом городских пробок можно было и не успеть. Они встряли где-то в центре, посреди каскадов пригламуренных зданий эпохи модерна, неподалёку от огромного молла, сквозь который каждый день проходили тысячи людей, копошившихся в муравейнике. Машины стояли несколькими рядами по четырехполосной дороге. Впереди гудели клаксоны, внизу вода лилась мелкой плоской речкой. Говорухин внезапно услышал стук со своей стороны. Он обернулся. За выдвижным стеклом был какой-то бомж, просивший мелочь с табличкой, упряждающей о грядущем конце света. О том, что языки пламени поглотят Город, а от выстрела Авроры кто-то проснется, кто принесет гибель и очищение. Говорухин показал ему средний палец, Бомж изменился в лице, стал красным, как ссадина, размахнулся и ударил по окошку. Никто не успел толком испугаться, когда Говорухин автомобильной дверцей оттолкнул бездомного. Тот упал на асфальт. В лицо ему струилась вода. Он попытался подняться, но Говорухин выскочил из машины и несколько раз пнул его поддых, как будто бы это был сломанный автомат с едой. Журналист убедился, что его противник не встанет в ближайшее время (он подумал, что где-то видел его уже, в каком-то дурацком шоу на ютуб) и запрыгнул на ближайшую припаркованную машину. Листовой металл, которым была покрыта крыша с характерным отзвуком, прогибалась под его весом. Он посмотрел вдаль — пробка скрывалась за горизонтом. Проспект представлял из себя заводской конвейер, по которому машины передвигались со скоростью сборки — такими же рывками поломанной видеокарты или заглючевшего робота. Единственный вариант, чтобы добраться вовремя, пешком. Однако улицы были переполнены людьми. Их было больше, чем на любом митинге, на любой стачке, на любой демонстрации.

Говорухин спрыгнул на землю, сработала автомобильная сигнализация, однако он не стал обращать на неё внимание. Журналист открыл заднюю дверь. Перед ним была Света:

— Давай, выходим, пешком тут дойти проще, — отрезал Говорухин

— На тебе чемоданы, на мне Боря, — выпалила в ответ сестра

Алексей обратился к таксисту, тот стал возмущаться, перебиваемый гулом сигналки, дескать «не положено не довозить-то» на что Говорухин дал ему больше денег, чем было обещано за поездку, и попросил открыть багажник. Прибежал водитель буйного автомобиля. Говорухин указал на поверженного бомжа, как виновника конфуза. Автомобилист сорвался с цепи, его крик слился с воем сирены, он стал топтать бездомного, будто бы хотел затолкать жалкое тело глубже в асфальт. Всхлипывания перебивали шум. Говорухин не стал обращать внимание. Взяв чемоданы, он устремился вперед, расталкивая людей, расчищая путь для сестры с ребенком. Человеческая масса, двигавшаяся в обе стороны, поглощала в себя любого. Трудно было не потеряться в такой толпе людей, которая, казалось, только уплотнялась с каждым шагом, приближавшим их к вокзалу. Дошло до того, что пришлось протискиваться, а Говорухин пожалел о том, что давно не бывал в спортзале. Отталкивать всех — от стариков, до юношей и подростков. От интеллигентов, одетых в френчи, с зонтиками, до борзых ребят в спортивных костюмах. От одинаковых девушек чуть за двадцать, до поднаторевших в жизни полных калош, радостями в жизни которых была жирная пища, да пачка дешевых сигарет. Он оглянулся назад — Света и Боря еле за ним поспевали. Кто-то дал ему локтем по виску, он потерял координацию, буквально на секунду, и марионеткой навалился на людские туши. Быстро пришел в себя — голова чуть кружилась, но этот путь должен быть пройденным до конца. Говорухин работал корпусом, оттесняя одних, оттесняемый другими. Каждый шаг был будто борьбой, но не за место под солнцем, а за единственный оставшийся выход. Дышать становилось тяжелее — вот он и встрял, как желе или в живом студне, неспособный двигаться дальше. Ручьи холодной воды били по ногам, запах потной шерсти по носу. Нужно что-то придумать. Он посмотрел на Свету и Борю, сдавливаемых людьми. Бросил чемоданы, взглядом приказал схватиться за сына, как в последний раз и закричал громко в небо: «БОМБА БЕГИТЕ».